Глава 22

Я просыпаюсь в восемь, ровно на час позже, чем обычно, и, на удивление, чувствую себя выспавшейся. Дома у родителей, где я ночевала всего одну ночь, отдохнуть с дороги так и не получилось. Я там еле заснула. Атмосфера давила. Каждый шорох слышен, чужое дыхание, храп, как скрипят кровати, когда кто-то переворачивается. А здесь, в квартире Марины Александровны, мне даже сны снились. Приятные.

Несмотря на весь трэш, что вчера случился, я не мучилась кошмарами. Может быть, конечно, всю эту дичь разбавила новость о том, что до Ершова добрался бумеранг, не знаю. Не скрою, что я позлорадствовала, конечно. Даже если лично б его сейчас увидела, не смогла бы не съязвить. Слишком много боли он мне причинил.

Поднимаюсь с кровати, надеваю спортивный костюм, который Марина Александровна мне еще вчера любезно одолжила, и выхожу из спальни. Из вещей у меня только джинсы, свитер, ботинки да пальто с телефоном и карточками. Остальное осталось в чемодане у родителей на квартире. Я ведь сбежала. Трусливо, наверное, но, если бы осталась, с ума бы сошла. Честно.

Они не хотели меня слышать. Не хотели даже попытаться понять.

Выхожу в просторную прихожую и лениво потягиваюсь. Квартира у Шалимовой большая. Четыре комнаты, в самом центре. Жилой комплекс новый и, по здешним меркам, очень элитный. В Москву Марина Александровна не переезжает, ей здесь привычней. Плюс за нашей вечерней болтовней я выяснила, что у нее есть мужчина. Вместе они не живут, но видятся часто.

Она столько лет жила одна, что уже просто не представляет и где-то даже не хочет жить вдвоем. У каждого уже давно свой образ жизни, привычки и, что немаловажно, уважение к личному пространству. Шалимовой просто не хочется превращать любовь в бытовуху. Вот и все. Так она и сказала – дословно.

– Доброе утро, – захожу на кухню.

– Доброе, Алин. Рано ты. Я думала, подольше поспишь, старалась не шуметь.

– Привычка, – пожимаю плечами. – Вам помочь?

Смотрю на стол, заваленный продуктами для салата. Марина Александровна готовит, причем на обычный завтрак это не похоже.

– Только если есть желание. Максим уже приземлился, скоро приедет. А я немного не успеваю.

– Тогда говорите, где взять нож.

– Вон там, в ящике.

– Ага, – вооружаюсь.

– Овощи дорезай, а я пока мясо проверю и салат заправлю.

– Хорошо.

Судя по утренней суете с едой, Максим и правда летит сюда. Почему-то, когда думаю об этом, покрываюсь мурашками, а сердце так странно себя вести начинает, словно предвкушает эту встречу, что ли.

Неужели он и правда ради меня вот так взял и сорвался? Неужели…

Пока режу помидоры, пытаюсь вспомнить, а когда хоть кто-то делал что-то ради меня? Не о подарках речь и не о красивых жестах. А вот о такой банальной защите и заботе.

Лёша просто притворялся хорошим, родители всю жизнь опекали Костика, а никаких близких людей у меня больше и не было. А тут…

Когда раздается звонок в дверь, вздрагиваю и едва успеваю крепче сжать нож, чтобы не уронить его на пол. Марина Александровна, еще сильнее взбодрившись, идет открывать дверь, а я быстренько мою руки под холодной водой и прикладываю ледяные ладони к щекам. Нервничаю дико. Я будто в первый раз Максима сейчас увижу. Нет, то, что взгляну на него под другим углом, точно.

Слышу смех, бас Макса и робко выглядываю в прихожую. Мы с ним как-то сразу глазами встречаемся, и я краснею.

– Привет, – взмахиваю рукой. Макс кивает. Проходится по мне взглядом, таким, будто сто лет не видел.

Серьезный такой, с легкой щетиной, видно, что невыспавшийся. С дороги все-таки. Но все равно внутри что-то отзывается.

– Максим, раздевайся, проходи, не стой в дверях. Мы с Алиной почти все приготовили уже. Ты голодный?

– Конечно, мам.

– Ну и хорошо. Вы тогда поболтайте пока, а я быстро все доделаю и накрою. В гостиной поедим, стол раздвинешь?

– Без проблем, – Макс вешает пальто в шкаф, разувается.

– Спасибо, мой хороший. Как Адель?

– Ждет тебя.

– Как же я по ней соскучилась.

– Я тебе все время говорю, переезжай.

– Максим, – Шалимова улыбается и касается плеча сына. – Дети должны жить отдельно от родителей. Я не против нянчить внучку, но и сидеть у тебя в квартире сиднем, сам понимаешь…

– Понимаю, мам.

Максим обнимает маму, а я замечаю, как она вытирает слезы.

– Ну все-все. Пошла, – трет ладони о бедра.

Мы с Максом остаемся вдвоем.

Переступаю с ноги на ногу, а глобально с места сдвинуться не могу. Прилипла к полу. Вросла просто.

– Как долетел? – все же решаюсь спросить, потому что затянувшееся молчание начинает угнетать.

– Спал, – Максим сам ко мне подходит. Близко. Даже руку вытягивать особо не нужно, чтобы до него дотронуться.

Я, конечно, этого не делаю. Прячу ладони за спину, сцепляя пальцы в замок.

– У тебя вроде такого костюма не было, – оттягивает веревочку в моем капюшоне.

– А, это… – Осматриваю себя. – Мама твоя одолжила. Мои вещи у родителей остались. Я вчера так быстро убегала, что чемодан уже забирать не стала.

– Занимательно. Как ты вообще?

От него такое тепло исходит, что мне жарко становится. Это ведь глюк какой-то, на самом деле такого быть не может.

– Нормально. Справляюсь.

– Кир рассказал, что Костик неплохо почудил вчера с возвращением долга.

Макс вслух не произносит, но намек предельно ясен. Он о гениальной Костиной идее, чтобы я собой отработала его долги.

Опускаю глаза в пол, а Макс в этот момент подцепляет пальцами мой подбородок. Вынуждает посмотреть на него. Стыдно безумно.

Я ведь в его глазах, наверное, какой-то безотказной девкой кажусь сейчас, раз брат такое предлагал. Кто такое с потолка берет? Только полные дураки, как наш Костик, но Макс может решить, что…

Ох.

– Такого больше никогда не повторится, – произносит твердо. – Тебя больше никто не обидит. Никогда.

Моргаю. Слышу, что он говорит, но, кажется, не верю своим ушам. Он не обвиняет, не думает обо мне плохо. Он… Поддерживает?

– Спасибо, – не могу сдержать всхлип, а Максим – он притягивает меня к себе. Обнимает. Крепко-крепко.

Хватаю воздух губами, неосознанно вцепляясь ногтями в его плечи.

– Башку ему свернуть хочется, – произносит сквозь зубы. – Не плачь.

Мы стоим так несколько минут, а потом Шалимов как ни в чем не бывало закатывает рукава на свитере и проходит вглубь квартиры. Семеню следом. Оказавшись в гостиной, чувствую себя еще более неуютно. Пространство большое, а дышать все равно нечем.

Кожа под кофтой горит. Он словно до сих пор меня обнимает. Вот прямо сейчас, хоть и стоит в шести шагах.

Наблюдаю за тем, как Макс раздвигает круглый столик у окна, увеличивая его диаметр.

В квартире Шалимовой очень светло. Почти вся мебель белая. Много голубых оттенков. Я не разбираюсь в стилях, но почему-то хочется назвать все это провансом. В моей голове он примерно как-то так и выглядит. То, что ремонт дизайнерский, понятно даже человеку, далекому от всех этих штук.

– Как Адель? – решаю сменить тему. Говорить о своей семье я не хочу. А делать акцент на том, что только что произошло, тем более.

– Нормально. Принесла первую двойку.

– Расстроилась?

– Кто? Адель? – Макс ухмыляется. – Нет, конечно.

– Это хорошо.

Я отлично помню, как сама парилась из-за оценок. Ночами рыдала. Зубрила. Четверка для меня уже была кошмаром. О двойках вообще молчу, не уверена, что вообще бы морально смогла вынести. Родители тоже масла в огонь подливали…

Пока я брожу по своим воспоминаниям, Максиму кто-то звонит, и он отвлекается на разговор. Подходит ближе к окну, отодвигает тюль, смотрит во двор, а я стою, наблюдаю за ним, и невольно в голове всплывают слова его мамы. Про то, что просто так он бы никогда не сорвался из Москвы. Что во мне дело.

Дело во мне!

Хочется сразу же возразить, мол, он к матери мог лететь, если бы не одно «но». Марина Александровна и так сама собиралась на днях в Москву.

Получатся, что он и правда… Ради меня?

– Алина, поможешь? – Марина Александровна заглядывает в гостиную с тарелками в руках.

– Конечно.

– Я тогда тарелочки расставлю, а ты…

– Я за салатом схожу.

В итоге стол мы накрываем вдвоем. Салат, мясо, нарезки какие-то. Слишком плотный завтрак, который больше похож на обед. Но это, конечно, все для Макса было приготовлено. Для встречи. Марина Александровна его ждала. Да чего скрывать, в глубине души я тоже ждала. Он сегодня в дверь вошел, и стало легче. Просто легче. Внутри поселилась железобетонная уверенность, что все теперь будет хорошо.

Шалимов заканчивает говорить по телефону, когда все уже стоит на столе. Запахи просто чудесные.

– Вилки забыла, – Марина Александровна поднимается со стула.

– Я принесу, мам. Сиди.

Снова смотрю Максу в спину, а когда это замечает его мама, отвожу взгляд, но ее улыбку увидеть успеваю.

Я утром не ем уже больше двух месяцев, но сегодня делаю исключение. Отказать Марине Александровне просто не хватает духа. Она старалась. Пока думаю, что съесть, за столом завязывается разговор.

Максим сидит напротив меня, он только принес вилки, а его мама уже успела сложить ему в тарелку все, что есть на столе.

– Как на работе, сынок?

– Нормально.

– Какой развернутый ответ, – женщина вздыхает.

– Про себя лучше расскажи, – просит Макс. – Как твое кафе поживает?

– Кафе? – спрашиваю быстрее, чем успеваю подумать о вежливости.

– Да, у мамы детское кафе, – Максим улыбается. – Где все стены увешаны рисунками Адель, – понижает голос, посмеиваясь.

– Не только, – возражает Марина.

Улыбаюсь. Это так непривычно – наблюдать за матерью и сыном, которые находятся на равных, которые друзья, и где мама осознает, что ее сын вырос, и не лезет, куда ее не просят.

– Боже, – Марина Александровна хватается за телефон. – Я совсем забыла. У меня же сегодня собеседование. Ищем нового администратора. Так, – поднимается из-за стола, – я поехала в кафе. Вы тут приберите все. Если надумаете пить чай, торт в холодильнике. Я через пару часиков вернусь. Кстати, – смотрит на Макса, – ты билеты обратно купил?

Он кивает.

– Алина, ты же возвращаешься в Москву? – ловит мой взгляд.

– Да.

– Вот и хорошо.

Шалимова убегает в свою спальню, а через десять минут и из квартиры. Мы с Максом остаемся вдвоем. Впервые. До этого в доме всегда были люди. Не рядом, но были. А тут вот…

– Я посуду помою, – собираю тарелки, чтобы хоть чем-то занять руки.

– В посудомойку брось. Есть поважнее дела.

– Какие?

В голову почему-то сразу какие-то дурацкие мысли лезут. Что-то вроде пообниматься, поцеловаться. Боже мой, о чем я только думаю? А как не думать? Как, если Макс так близко? Нависает надо мной почти. Вот-вот коснется моих пальцев своими. И такая тишина вокруг… Еще и эти объятия его.

– Поехали, вещи твои заберем. Плюс я лично хочу с Костиком пообщаться.

– Не надо. Не лезь в это. Пусть живут как хотят.

– Посмотрим.

– Максим…

– Поехали, заберешь чемодан, а я тебя внизу подожду. В машине.

– В машине?

– Старую свою возьму. Она здесь, на парковке.

– Ладно. Спасибо. Только я правда сама. Хорошо?

Максим кивает, а я быстренько отворачиваюсь и, сгрузив тарелки в посудомойку, иду в прихожую. Натягиваю пальто поверх костюма.

– Алин…

Макс стоит у стены, с телефоном в руках, что-то там печатает.

– М?

– Ты же понимаешь, что обратно лететь придется.

– Что?

Сердце в этот момент в пятки падает. Резко поворачиваюсь к Максу лицом и с размаха влетаю носом в его грудь. Он с ума сошел? Лететь? Ни за что! Никогда!

– Нет, – запрокидываю голову так, чтобы смотреть Максиму в глаза. – Я в него не сяду.

– Я же уже билеты взял.

– Отмени. Мой отмени. Я не полечу. Ни за что, – перехожу на шепот. – Я… У меня аэрофобия. Ты знаешь. Я говорила.

– Знаю, – кивает. – У меня тоже.

– В смысле? Ты же прилетел…

– Тоже была. Раньше.

– А теперь?

– А теперь я это поборол.

– Как?

– Покажу, – склоняется к моему уху.

– Я два раза была в самолете и каждый раз была уверена, что умру, что он упадет.

Пульс учащается в этот момент. Я будто и сейчас в этом чертовом самолете.

– Не упадет, – Максим сжимает мою руку. – Есть один проверенный способ отвлечься.

– Какой?

– Показать? – прищуривается.

Киваю, а Максим, он… Он меня целует. С напором и жадностью.

Загрузка...