Любовь после развода

Глава 20

Домой я возвращаться не спешу. Люба уходит, а я вот решаю прогуляться. Долго брожу в парке неподалеку и никак не могу себя побороть, чтобы позвонить Максиму. Выходит ведь, что мне постоянно нужны от него деньги. Постоянно. Это так мучает.

Стыдно и некрасиво. Да и кто по телефону такие вопросы вообще обсуждает?

Пока раздумываю, что же делать, звонит Адель.

У нее школьная переменка, и за эти десять минут она успевает завалить меня вопросами. Сильно ли тут холоднее, чем в Москве? Сколько тут времени? Где я ночую? Когда приеду? Пойду ли в гости к ее бабушке? Звонил ли мне папа? Не замерзла ли я в пальто?

– Все хорошо, Ади. Как у тебя дела? Кашу всю утром съела?

– Не-а. Но я бутерброды еще ела.

– Молодец.

– А ты правда скоро приедешь?

– В пятницу уже буду дома.

– Хорошо. Только не опаздывай, ладно?

– Постараюсь, – смеюсь.

– Ну все, у меня урок. Я вечером еще позвоню.

Ади скидывает звонок, а я остаюсь стоять посреди улицы со сжатым в руке мобильником.

Позвонить Максиму и навязать свои проблемы будет верхом эгоизма, поэтому я решаю просто вернуться домой.

В квартире шумно. Мама с Вероникой сидят в комнате на ковре, рядом с моим открытым чемоданом. Это вызывает легкое недоумение.

Постукиваю костяшками пальцев о дверной косяк, чтобы хоть как-то заявить о своем присутствии, потому что по телевизору слишком громко играют детские песенки с музыкального канала.

– Ой, Алиночка, мы тут похозяйничали немного. Ты говорила, что подарки привезла Вероничке, она такая капризная проснулась, я вот решила ее порадовать и отвлечь немного.

– Конечно, – подхожу ближе, собираю в чемодан свои разбросанные вещи. Вытаскивать мою косметику было необязательно, но я просто складываю все в косметичку. Молча.

– Что, Люба жаловалась тебе на нас? – шепчет мама. – Такая она эгоистка, конечно.

– Мам, она права. Костик уже взрослый мужик…

– Алина, брату тяжело сейчас, его поддержать нужно, если мы все отвернемся от него, кому лучше будет?

– Бабуся, – хохочет Вероника, укладывая спать плюшевого зайку, которого я для нее привезла.

– Может быть, он начнет думать, прежде чем делать…

– И тебя науськала Любка, да?

– Да нет, я просто еще месяц назад на ее месте была, мам.

Мама моргает, приоткрывает рот, но сразу его захлопывает. В глазах мгновенно встают слезы.

Вижу, как она тянется ладонью к груди, растирает и морщится.

– Сердце у меня болит, Алина. За тебя, за брата твоего. Устала я, умереть бы.

– Мам, ну что ты такое говоришь? Вероника, поиграй пока, мы с бабулей на кухню сходим. Хорошо?

Девочка кивает и мгновенно отвлекается на зайца.

– Мам, Люба сказала, что на Костике долгов по кредиткам куча. Зачем ты его покрываешь? Зачем мне врешь?

Мама ловит мой взгляд и начинает не просто плакать и причитать, а натурально выть, продолжая тереть грудь.

– Давай я скорую вызову…

– Не надо, дома умру, Алина. Дома. На похороны, главное, не тратьтесь. Никаких поминок мне не надо. Ничего. Пусть просто закопают, и все.

– Мама!

Выдыхаю. Обнимаю ее за плечи. Знаю, что манипулирует. Прекрасно знаю, но что я сделать могу? Отказаться от них? Уехать и забыть? Кто так делает?

– Присядь. Я тебе сейчас водички налью.

Протягиваю маме стакан, она берет его трясущимися руками.

– Езжай в Москву, доченька. Нечего тебе тут с нами и с нашими проблемами куковать. Разберемся как-нибудь. Справимся. Квартиру продадим, комнату купим. В тесноте, да не в обиде, как говорится.

От бессилия тру лицо. Отхожу к окошку, смотрю на заснеженный двор и на грязные, превратившиеся в кашу дорожки, которые тоже не чистят. На улице уже начинает темнеть. Четыре часа всего, а фонари вот-вот зажгутся.

– Папа во сколько с работы придет?

– В восемь его сменят. Он пораньше сегодня, поменялся, ты же приехала.

– Точно. Я же приехала…

Бормочу, и такая безнадега в душе. Моя семья, как и десятки других в стране. В чем-то несовременна, немного манипулирующая, с финансовыми проблемами, но это не повод делать вид, что я их не знаю. Не повод бросать в сложной ситуации.

Они воспитали нас с братом как могли, вырастили, на ноги поставили. Поддерживают как могут. Мама всю жизнь на себе экономила ради нас…

Выдыхаю. Смотрю на часы, папа вот-вот придет. Мама уже успокоилась и что-то кашеварит у плиты.

На Костю рассчитывать не стоит. Толку от него нет и не будет. Он такими темпами родителей на улицу жить переселит и сам рядышком усядется, продолжая жить у них на шее.

Папа возвращается с работы в одно время с Любой. Жена брата сразу же идет к дочери, показательно игнорируя мою мать. Насколько я поняла, Люба работает в две смены.

– Дочка, – отец заходит на кухню, крепко меня обнимает. – Как хорошо, что приехала! Лид, вы поговорили уже?

Мама начинает быстрее тереть морковь и молчит.

– О чем? – спрашиваю настороженно.

– Как? Ты же к нам насовсем. Я тебе работу уже нашел. В кружке танцевальном. У нас в здании администрации открыли, там, с заднего хода.

– А… М-м-м… Я же…

Стою и, как рыбка, глазами хлопаю, абсолютно ничего не понимая.

– Алин, нам сейчас всем вместе надо быть. Такие времена, дочка.

– Пап, я уже сегодня наслушалась о ваших временах во всех подробностях. Вы Костю лучше на вторую и даже третью работу отправьте.

– Костя – мужик, сам разберется, – папа не повышает голос, но говорит гораздо грубее.

– Так и я сама разберусь.

– Алина, ты мать до инфаркта довести хочешь? Развелась, жилья своего нет, работаешь черт-те где, – отмахивается, – все, пожила в большом городе, хватит. Ничего хорошего не вышло, надо домой возвращаться.

– Пап, мне двадцать пять лет, – облизываю губы, пробирает на истеричный смех. – Я, наверное, сама уже как-то решать могу.

– Ты для нас всегда ребенок, была и будешь. Мы за тебя переживали, мать ночами не спала с твоим разводом. А тут мы тебе и мужа найдем, приличного, не то что этот твой, который на бабу руку поднимает. Все хорошо будет, дочка. Справимся.

– А мы жить как тут будем? Вшестером-то?

– Раскладушку еще одну купим. Полегче с деньгами станет, может, еще и в двушку переедем, – отец подмигивает. – Лид, давай ужинать садиться. И наливку доставай, дочь приехала. Отметим.

– Я не пью, пап.

Отец что-то хочет сказать, но не успевает. В прихожей хлопает дверь.

Брат скидывает ботинки, куртку, заглядывает на кухню.

– Вы че кислые такие? – улыбается. – Мам, когда есть будем?

– Сейчас, Костик. Готово все, мой руки. Накрываю.

– Алина, чего встала? Матери помоги, – басит отец.

Киваю и понимаю, что хочу отсюда сбежать. Я ведь из кожи вон лезла, чтобы бюджет в универе осилить, лишь бы уехать. Стыдно было ужасно, до сих пор. Это же кошмар, когда ты из родного дома сбежать хочешь.

– Да чего вы кислые-то такие? – снова Костя. – Сеструха, – закидывает руку мне на плечо, улыбнись! Живем сегодня, – подмигивает и вытаскивает из кармана несколько пятитысячных купюр.

Мама растягивает губы в улыбке.

– Костик…

– Заработал, ма. Мы теперь с Парамоновым рассчитаемся.

Выкручиваюсь из захвата брата. Ужинаю молча, разговоры не поддерживаю, а утром понимаю, что не могу найти свой планшет.

***

– Дочь, ты чего ищешь? – мама заглядывает на кухню, где я сегодня и спала. В компании храпящего брата.

– Планшет найти не могу.

– Может, в Москве забыла?

– Да нет, я его из чемодана вытаскивала. Вот сюда, – открываю шкафчик над тарелками, где мама хранит все свои тетрадки с рецептами, – убирала вчера.

– Странно, может быть, Люба взяла? – мама переходит на шепот.

Невестка еще дома, умывает Веронику в садик. Я поэтому так рано и проснулась, потому что все, кто дома остался, сейчас начнут подтягиваться на кухню завтракать. Если отец с Костей ушли, ничего не перехватив утром, Люба точно будет есть.

– Зачем? – хмурюсь. Честно, это начинает напрягать. Судя по всему, у них тут Люба во всех бедах виновата, особенно в Костиных.

– А кто, кроме нее? Чужих в доме больше нет.

Мама пожимает плечами и открывает холодильник. Достает молоко, наливает в кастрюльку, добавляет туда немного воды и ставит на плиту. Пока шарит по полочкам в поисках геркулеса, продолжает шептать:

– Не раз уже такое было. У меня телефон старый в прошлом месяце пропал. Я смолчала, но потерять не могла… Сам он уйти явно вряд ли бы смог. А Любка в тот день торт домой притащила, сказала, что клиентка подарила. Ага, целый торт. За что, интересно?

– И почему ты не озвучила ей свои подозрения?

– Скандалы устраивать? Кому оно надо, Алин?

Сажусь на стул и зажимаю ладони коленями. Честно, соображения, куда «ушел» мой планшет, у меня есть. И связываю я их с внезапно появившимися у брата деньгами. Ему ничего не стоило забежать вчера днем домой, пока я бродила в парке.

– А может, это Костя? – закидываю удочку.

Мама резко поворачивает голову, ловит мой взгляд, а ее брови сползаются к переносице.

– Ты что такое говоришь? Про родного брата, Алина!

– Мам, у него вчера ниоткуда деньги появились.

– Так в сервисе пошабашил, наверное.

– М-м-м…

– Ты серьезно думаешь на Костю?

То, что мама удивляется искренне, я даже не сомневаюсь. Ей свойственно не замечать все плохое, что касается брата.

– Не знаю. Странно это.

– Ты брата по бандиту этому не равняй. Он вот явно с мелких краж начинал, прежде чем денег столько заимел.

– Откуда у тебя вообще такое предвзятое отношение к Максиму?

– А какое оно у меня еще должно быть? Он в детской комнате милиции на учете стоял? Стоял. Мамаша его вечно с задранным носом ходила, а мы ее чуть ли не на коленях умоляли, чтоб она своего выродка к Костику нашему не подпускала.

– Они подростками были, сами уже могли решать, с кем общаться, а с кем нет. Костя сам на ваши запреты плевал.

– Это все потому, что этот Шалимов его подначивал. А теперь смотрите, бизнесмен, тьфу, шпана шпаной. Бандюк он и в Африке бандюк, Алина. Папа правильно говорит, нечего тебе туда возвращаться. Твой дом здесь. С нами.

– Но ты же понимаешь, что я не останусь? – спрашиваю прямо.

Мама, активно размешивающая кашу, замирает.

– Вот что мы плохого тебе сделали? Душу в тебя вкладывали, не жалели ничего, экономили на всем, чтобы ты в Москву не с голым задом поехала на учебу. А теперь матери вот какие разговоры терпеть приходится. Что с тобой случилось, дочка? Ты же никогда такой не была. Семья – это святое. Семья – это единственные в мире люди, которые тебя поддержат и любят просто за то, что ты есть.

Отхожу к окошку. Обнимаю плечи. Мама отлично умеет подменять понятия. Можно сказать, уже давно спец в этом.

– Да-да, я тебя услышала, – отвечаю, предпочитая не смотреть на мать.

Из прихожей доносится топот маленьких ножек. Это Вероника. Она с улыбкой забегает на кухню, и мать сразу начинает с ней сюсюкаться.

Люба заходит следом, и я только сейчас понимаю, насколько плохо она выглядит в короткой пижаме и ненакрашенной. Под глазами огромные синяки от недосыпа, ноги – это же просто кости, обтянутые кожей. Раньше она такой не была.

– Доброе утро, – улыбаюсь.

– Доброе, Алин. Я же вас просила! – Люба обессиленно трет лицо. – Не раз просила не варить ей геркулес. Она его не любит.

– Ты просто не умеешь кормить ребенка! – бубнит мама.

– Когда этот дурдом уже закончится?! – Люба повышает голос, круто развернувшись, выходит из кухни и хлопает дверью в ванной.

Вероника в этот момент начинает громко рыдать, а моя мать – приговаривать, что такой истеричке, как Люба, надо успокоительное пить.

Утро превращается в какую-то зарисовку из гуляющих в интернете историй про отношения свекрови и невестки. Хотя о чем я? Разве мои отношения с матерью Ершова чем-то отличались? Это хорошо, что у нас еще детей не было.

– Алина, вот видишь, с кем приходится жить? Психопатка. Это она планшет взяла. Все хорошей жизни хочет! И плевать ей, что семья сейчас в таком положении.

– Я не хочу в это вмешиваться.

К тому же о планшете я спрошу у брата. К нему в сервис, я, кстати, сегодня и собираюсь. Он и сам звал. Вот и навещу, так сказать. Пока еду в автобусе, понимаю, что чужие проблемы решать как-то гораздо проще, чем свои. Вариться вот в этих чужих склоках, давать советы, но когда дело касается тебя, то ситуация сразу же меняется. И подводных камней вдруг сразу как-то больше оказывается, и к какому-то решению прийти в разы сложнее.

В сервис добираюсь за полчаса. Город небольшой, но, так как подобные точки здесь находятся на отшибе, времени, чтобы туда доехать, нужно гораздо больше, чем когда ты просто передвигаешься по городу.

– Привет, Кость, – взмахиваю рукой, как только вижу брата.

– Алинка?

Костик трет макушку и вытягивает ладонь вверх, мол, подожди.

Я и жду, топчусь на улице, в подтаявшем сугробе, на месте дорожки, которую никто не чистит. Переминаюсь с ноги на ногу, а когда слышу лязг дверных петель, поворачиваю голову на звук. Правда, на улицу выходит не брат.

Предчувствие подкатывает к горлу какое-то очень нехорошее. На автомате складываю руки на груди, перед этим поправив лямку сумки, сползающую по плечу.

– Здравствуйте, девушка. Поговорим?

Мужчина, на вид лет тридцати пяти, в кожаной дубленке, проходится по мне внимательным взглядом. Я бы сказала, оценивающим, но не в сексуальном плане. Он будто пытается понять мою платежеспособность, что ли…

– Здравствуйте. А вы кто?

– Парамонов моя фамилия. Кирилл.

– А у нас с вами есть какие-то общие темы?

Слышу, как у меня голос дрожит, но, вопреки этому, задираю подбородок.

– Костик сказал, ты за него рассчитаешься, – мужчина ухмыляется, снова внимательно обшаривая глазами мое тело.

Автоматически пячусь.

– Что он сказал?

– Не соврал, и правда красотка, – говорит будто сам себе. – Ко мне или в отель? Только учти, там долг большой. Не на одну и даже не на две встречи. Ну и классикой не обойдемся.

– Вы в своем уме? – шепчу, а все внутренности леденеют в этот момент.

Телефон в кармане оживает. Моргаю, сжимаю смартфон, вытаскиваю и прикладываю к уху, продолжая со вставшими в глазах слезами смотреть на этого Парамонова.

– Алина, мне Максим твой номер дал. Ты билеты покупала уже?

Приходится поднапрячь мозги, чтобы сообразить, кто мне звонит. Связываю Макса, женский голос и свой номер. Это его мать.

– Здравствуйте, Марина Александровна. Нет еще, я сегодня планировала… Давайте я вам перезвоню, чуть позже. Ладно?

– Конечно.

Скидываю звонок и делаю еще один шаг назад. Кажется, я уже по колено увязла в сугробе.

– Шучу я. – Парамонов закладывает руки в карманы джинсов. – Брат у тебя тот еще весельчак, – стискивает челюсть. – Ты с ним поосторожней, а то он так тебя здесь еще кому в аренду сдать решит.

Где правда, а где ложь в его словах, сейчас разобрать сложно. Одно ясно – Костик просто не человек и не брат мне больше.

– Но, тем не менее, как ваша семья долг отдавать планирует? Сумма там приличная.

– Никак, – произношу твердо. – Пусть его посадят. За угон, – проговариваю на одном дыхании, очень четко.

Парамонов приподнимает бровь, улыбается.

– Без проблем. Но моральная компенсация никуда не денется, там уже проценты накапали. Твой брат хорошим людям настроение испортил, а это дорого стоит. Машину-то восстановить можно, а вот нервы, стресс…

– Денег у нас нет и…

Договорить не успеваю, потому что телефон, который я до сих пор сжимаю в руках, снова звонит. Смотрю на экран.

Максим.

– Нужно ответить.

Парамонов кивает, типа, да пожалуйста, и достает сигареты. Морщусь на рефлексах.

– Привет, – шепчу в трубку и отворачиваюсь.

– У тебя все нормально? Мне мама позвонила, сказала, она с тобой говорила, и голос у тебя уж очень странный был.

Про долги Костика я Максу не рассказывала. Он думает, что я поехала просто навестить родных.

Зажмуриваюсь. Так страшно становится. Я ведь все время, что тут стою, в полной мере даже не осознавала, что происходит.

– Я… Максим, помоги, пожалуйста, – стараюсь сдержать всхлип. – Брат залез в долги, и нужно вернуть. Там много, и у родителей нет, а я не знаю, что делать. Им угрожают, – выпаливаю так быстро, что не уверена, не упустила ли чего.

– Стоп. Выдохни. И давай по порядку. Кому должен? Сколько?

– Тут мужчина…

– Трубку ему давай.

– Но я…

– Делай, как говорю.

Киваю, будто бы Максим может меня сейчас видеть, и поднимаю глаза на Парамонова.

– Вас тут к телефону…

Протягиваю смартфон, но даже с места не двигаюсь при этом.

– Чего?

– Это по поводу долга…

Мужчина выхватывает трубку, ухмыляется.

– Парамонов слушает.

Затаиваю дыхание и медленно наблюдаю, как меняется выражение лица этого Кирилла.

– Шалимов, ты, что ли? – ржет в голос. – Вот это номер. Здорово.

Моргаю. Они знакомы?

– Понял. Без проблем. Да само собой, говорю, а с этим что? Ах-ха-ха. Я тебя услышал. Все, на связи.

Парамонов широко улыбается. Возвращает мне телефон, экран которого гаснет. Батарея села. Черт!

– Пошли, не мерзни здесь. Шалимов, лет пять его не видел… Да не бойся ты, – басит, заметив, что с места я так и не сдвинулась. – Мы с Максом когда-то этот сервис и открыли. Он потом мне его продал, перед тем, как в Москву свалить. Выдыхай. Костик самостоятельно долг отработает.

– Что это значит?

– В рабстве теперь твой брательник. Бесплатно на меня годик поработает вчерную. А дальше видно будет. Плюс мы проконтролируем, чтобы о семье не забывал. У него же дочь, жена, родители вон, их тоже кормить надо.

– Я не понимаю…

– Можешь считать, что Костику повезло, я его под личную опеку беру, на перевоспитание. Днем будет у меня работать, а ночью – на семью зарабатывать, у моего приятеля. Руки-то у него из нужного места растут, механик хороший. Справится.