Сапегин недоумевал:
— Не могу точно ответить самому себе: нравится мне то, что вы снимаете, или нет? Я совсем не так себе все представлял.
— В том все и дело, что мы снимаем, разрушая все предыдущие представления о том, как надо снимать обличительное кино о Сталине, — ответил Белецкий, не расставаясь с трубкой. На съемках он ее курил, вне съемок просто держал в руке, как Сталин.
— Разве вы ждали от нас чего-то банального? — сидя нога на ногу, добавила Шагалова.
— Ждал как раз не банального, но вы, ребятушки, вторглись в некие совсем потусторонние сферы. Я смотрю отснятый материал, и мне становится жутко, — признался Сапегин и весь передернулся. — Вы как-то слишком втерлись в образ и эпоху. Мне порой дома кажется, что сейчас позвонят и арестуют по делу о марксистах-ленинцах. Неужели при Сталине, который сам был марксистом-ленинцем, могли арестовать, пытать, мучить и расстреливать марксистов-ленинцев?
— В Википедию загляните, — продолжала борзеть Регина. — При Сталине чего только не бывало! К тому же Рютин и его парни доказывали, что они и есть самые-пресамые марксисты-ленинцы, а Коба увел партию в ином направлении, установил в стране коммунистическую монархию.
— Н-да... Но какое это имеет отношение к кино? Ах, ну да, Рютин заведовал кино. Так, ладно. Что вы решили по поводу Зелени?
— Ну какая Зелень, Илья Кириллович, — возмутился Назар. — Июль наступил, нам еще одиннадцать серий снимать. Дай бог, если к декабрю успеем. Мы прямо как Эйзенштейн с Александровым, когда к юбилею революции «Октябрь» торопились сляпать.
— Регина могла бы уже приступить к разработке сценария.
— Нет, она должна участвовать плотно в съемках, потому что мы сценарий на ходу часто меняем.
— Кстати, американцы так никогда не работают! — возмутился Сапегин. — Чисто наша отечественная самодвижуха.
— На том и стоим, — невозмутимо сопротивлялся Назар.
— Но материал я могла бы пока изучать, — робко предложила Шагалова. — У нас же не горит про этого клоуна?
— Не горит, но хотя бы к первой годовщине его президентства я обещал хлопцам дать фильм.
— У-у-у, так це мы зробимо! — засмеялась Регина.
Но когда поздно вечером они возвращались с очередной тусовки домой в Габаево, он поддатый, она вообще датая, настроение у Шагаловой резко поменялось. Она мрачно смотрела в окно машины, как сильный ветер рвет и сгибает деревья, и не отвечала на вопросы Назара, будто не слышала.
— Эй, ты где? — спросил он ее в очередной раз и наконец дождался ответа:
— Там. В тридцать втором году.
— Вернись ко мне в девятнадцатый, Рыжая!
— Это он был рыжий, а жена Надя — брюнетка. Что-то мне страшно домой возвращаться. Невесть что он может отчудить.
Дома все оказалось в порядке, никаких звуков, запахов, передвижений предметов.
— Точно?
— Да точно, точно!
И Регина, успокоившись, отправилась сразу спать, а он еще долго сидел один у окна, пил коньяк и смотрел, как ветер пытает деревья: «Признавайтесь, что вы намеревались свергнуть власть русских берез, дубов и кленов, чтобы поставить во главе леса пальмы и баобабы!» Жаль, что такую бредятину уж никак не сунешь в фильм «Кинокладбище». Какое гнусное название! Ему уже нисколько не нравилось. Все больше и больше в его творческом сознании укоренялось другое: «Людоед».
Как он покинул окно и оказался в постели с Региной, Назар уже не помнил, но, проснувшись, Регины рядом с собой не обнаружил. Разбудил его собственный айфон. «Hier kommt die Sonne», — пел немецко-фашистский «Рамштайн», а на экране высвечивался неизвестный номер. Время — три часа ночи.
— Приемная Сталина, — ответил Назар немецким фашистам. — Алло! — В айфоне молчали. — Если вы по поводу Рютина, то мы его уже расстреляли. Ну что, не будем говорить?
Он отключил айфон, вырубил его вообще и отправился на поиски пива и женщины. Пиво легко нашлось в холодильнике, содержимое бутылочки шотландского «Траквайра» переместилось из холодного стекла в горячий желудок человека.
— Ох, хорошо!
С женщиной дело обстояло хуже. Ее нигде не наблюдалось.
— Регина! — стал звать Назар. — Рыжая! Ау-у-у!
Он пошел по комнатам их большого съемного дома и нигде не мог найти. Вернулся в спальню и увидел ее там. Но в каком виде!
Известная телесценаристка Шагалова сидела в их просторной кровати с закрытыми глазами, приставив к груди дуло маленького пистолета.
— Э! Ты алё или не алё? — испугался он.
Еще секунда — и смысл происходящего дошел до него. Он прыгнул, схватился за ствол пистолета и отдернул дуло от груди любимой женщины. При этом Регина сопротивлялась, и ему стало страшно, что она нажмет на курок, и неизвестно, куда захочет полететь пуля-дура. Но вот уже пистолет у него в руке, они лежат на огромном ковре из белоснежных овечьих шкур, и он орет:
— Я тебя спрашиваю: ты алё или не алё?
— Я все равно не буду жить, не буду жить, не буду жить, — пробормотала она сомнамбулой.
— Рехнулась или как? — взволнованно спросил он. — Спятила или из бухла не вышла? Не укололась ли ты, Рыжая?
Он стал трясти ее, и она наконец очнулась:
— А? Кто ты? Назар? Что случилось?
— Это я тебя хочу спросить, что случилось! И откуда у тебя это? — Он цепко сжимал пистолет, показывая ей его.
— Что это? — спросила она.
— Это тебя надо спросить!
— Почему меня?
— Потому что ты собиралась выстрелить из этой железяки себе в грудь.
— Кто? Я? Придумай что-нибудь посмешнее. Ох, как мне хреново-о-о!
— Куда уж смешнее. Сидишь целишься, вот-вот суицидом себя и меня побалуешь.
— Да что ты врешь-то!
Еще четверть часа ушло на препирательства, покуда оба не пришли к выводу, что произошло очередное странное происшествие. Регина наотрез отказывалась вспомнить, как у нее вообще оказался пистолет и как она намеревалась выпустить из него пулю себе в грудь, которую он так любил целовать и ласкать.
— Это точно?
— Да точно, Наз, точно! Клянусь тебе! Я бухая уснула. А проснулась — ты меня терзаешь. А потом начинаешь какую-то жесть рассказывать. Ну клянусь!
Они сидели некоторое время на пушистом ковре молча.
— Допустим, так, — произнес наконец Белецкий и внимательно стал вглядываться в пистолет. — Но это-то у тебя откуда?
— Понятия не имею! — жутким голосом ответила Шагалова. — Я впервые вижу.
— А главное дело, глянь сюда-то. — И Назар приблизил к лицу Регины пистолет боковой частью, на которой красовалась надпись: «Selbstlade-Pistole Cal.6,35 Walther’s Patent», а для пущей убедительности на вырезанной по вороненой поверхности ленточке крупными буквами: «WALTHER».
— Ох, и ни фига ж себе! — воскликнула Шагалова в ужасе и отпрянула от пистолета, как от змеи.
Тот самый вальтер, из которого жена Сталина выстрелила себе в сердце. Впервые Назар заподозрил, что Рыжая водит его за нос. Как это он раньше не догадался? Она, зараза, напустила мистики, начиная с портрета, якобы написанного кровью, потом телевизор, который сама же и включила, запах выкуренного табака тоже не сложно. Вот только шары в бильярдной...
Он рыскнул в Интернете и легко нашел предложения продать точь-в-точь такой же вальтер, как тот, который обнаружился в руке Регины. Правда, не боевой, но что стоило ей доплатить — и его бы легко вернули в боевое состояние.
— Ну как пистолет мог сам собой нарисоваться в твоей руке? — усмехался Белецкий.
— Не веришь? Думаешь, я тебя разыгрываю?
— Уверен. От тебя и не такого можно ожидать. Купила по Интернету и устроила представление. — И он подбрасывал миниатюрный вальтер на ладони. — Надо же, такой лилипутик, а... нет человека — нет проблемы! Кстати, почему мы не задействовали эту крылатую фразу Сталина, Рыжая?
— Точно! — загорелась Шагалова. — Надо срочно ее вмонтировать. Где, интересно, он ее произнес?
Они бросились рыться в закромах Интернета и вновь наткнулись на недостоверность. Выяснилось, что крылатую фразу произнес не Сталин, а генерал госбезопасности Джуга в отношении ретивого маршала Тито: «Один бомбардировщик без опознавательных знаков с территории Албании — и нет ни дворца, ни Тито», — на что Сталин-то как раз рассердился и сказал, что это чисто эсеровские методы.
— Ну да! — фыркнула Регина. — А убийство Троцкого?
Потом крылатую фразу Джуги вставил себе в роман «Дети Арбата» Анатолий Рыбаков, но там она вылетала уже из уст Иосифа Виссарионовича.
— Ну и молодец Рыбаков, — похвалила Шагалова. — Действует по сапегинскому закону: «Ни стыда, ни совести». Кто теперь вспомнит про разговор с каким-то там Джугой? А «Дети Арбата» до сих пор на слуху.
— Да как-то уже давно не очень, — усомнился Назар.
— Все равно. Мы ведь не отказались от фразы «Рядового на фельдмаршала».
Эту фразу, которую Сталин якобы произнес, когда ему предложили обменять Паулюса на сына Якова, они использовали в фильме, чтобы лишний раз показать бесчеловечность Людоеда, который вообще не менял военнопленных, а Якова и не хотел высвобождать из плена, потому что с нелюбимым старшим сыном у него были тёрки, и опять-таки нет человека — нет проблемы. На самом деле они старательно изучили и этот вопрос. Оказалось, сам факт пребывания Якова Джугашвили в немецком плену довольно спорный. Скорее всего, немцы обнаружили его труп и использовали фотокарточки, найденные при убитом, сделали из них монтаж. Если бы Яков и впрямь оказался у них в плену, его бы непременно сняли на кинокамеру, да и фотографий нащелкали бы тысячу. Но немцы использовали только одну фотографию, ее они печатали на листовках и сбрасывали с самолетов. На этом снимке сразу бросается в глаза странность: лейтенант Джугашвили стоит в теплой шинели — а на дворе жаркий июль — и смотрит куда-то вниз, хотя его непременно заставили бы смотреть в объектив фотоаппарата. Было еще несколько фотографий, и все они — явный монтаж. Например, на одной из фотографий Яков красуется в своей старой куртке. В ней он ходил на охоту или рыбалку. Эта куртка осталась на даче в Зубалове, и как она могла попасть туда, где Яков будто бы сидит с немцами за одним столом? Кто-то выкрал фотографию Якова в старой куртке и переправил немцам. Жена Якова до войны часто ездила лечиться в Германию, у нее там осталось много друзей... Письмо, якобы написанное старшим сыном отцу из плена, почерковеды мгновенно распознали как фальшивку. Но, признав все эти доводы, Белецкий и Шагалова про них тут же и забыли. Миф о том, что бессердечный Хищник не пожалел собственного сына, работал в общей канве фильма.
— А пистолет-то стреляет? Ты пробовала?
Назар вышел из дома, Регина за ним, прихватив стакан.
— Давай как в «Жестоком романсе», — предложила она, отойдя на десять шагов и поставив стакан на раскрытую ладонь.
— Ну что ж, давай, — усмехнулся Назар, стал целиться в стакан и в последний миг отвернул пистолет в сторону, намереваясь выстрелить в широкий ствол сосны.
Но выстрел не грянул. Он еще пару раз нажал на курок. Разочарованно опустил вальтер дулом в землю, и тут этот старый, паршивый немец соизволил выпустить из себя пулю.
— Вот гад! — засмеялась Шагалова.
— От него, как от тебя, можно чего хочешь ждать, — мрачно произнес Белецкий. — Может, и Надя как-то случайно застрелилась?
Третью серию, которая называлась «Комедианты», они начали с того, что Сталин–Белецкий в кремлевском кабинете закуривает трубку и говорит:
— Всем известна моя крылатая фраза: «Нет человека — нет проблемы». Я и впрямь часто повторял ее, всякий раз, когда убивал своих врагов и соперников — Рютина, Фрунзе, Зиновьева, Каменева, Кирова, Орджоникидзе, Бухарина, Тухачевского, Троцкого. Многих и многих других. Но убивал, когда понимал, что есть человек — есть и проблема. Гораздо интереснее убийства — переделать человека, перелопатить, согнуть и вылепить из него то, что тебе хочется.
В следующем кадре он появлялся вновь на Новодевичьем кладбище, шел от лежащих далеко порознь Орловой и Александрова и рассказывал о том, как заставил их изменить планы, плясать под его дудку:
— Оба мыслили себя деятелями драматического искусства, а я бросил их в плавильный котел, расплавил и выплавил двух скоморохов. Я вообще плохо понимаю смысл серьезной литературы и серьезного искусства. Царям оно не нужно. Царям надо, чтобы шуты их развлекали. Обратите внимание, могилы мужа и жены, Александрова и Орловой, находятся на расстоянии друг от друга. Неужели, похоронив жену, Григорий Васильевич не захотел после своей смерти упокоиться в одной могиле с ней? Не захотел! Потому что все очень не просто в их жизни. Они и спали всю жизнь в разных постелях, в разных комнатах и даже на разных этажах.
Он остановился перед могилой Орловой и указал на лежащую под памятником чугунную розу:
— Вот видите? Тоже роза из стали. Как на могиле Надежды. Что они символизируют? А очень просто: это женщины, которыми Сталин попользовался вдоволь, а потом отбросил от себя: «Пошла вон!»
Дальше шел рассказ, сопровождаемый игровыми иллюстрациями. Сталин положил свой хищный глаз на хорошенькую Орлову и нарочно велел арестовать и упечь подальше ее первого мужа Берзина. Потом стал делать ей знаки внимания и постепенно опутывал липкой паутиной своего вожделения. А когда Любочка поняла, что иначе смерть, и вынужденно отдалась ему несколько раз подряд, Хищник, натешившись, сплавил ее Александрову. И заставил его снимать не серьезное кино, как тот хотел, а дурацкие кинокомедии, начиная с «Веселых ребят» и «Цирка» и кончая «Весной».
Завет Сапегина про ни стыда, ни совести сидел в головах у Назара и Регины как крепкий гвоздь, и они продолжали плести паутину лжи. Якобы Орлова и Александров не просто не любили — они ненавидели друг друга, но вынуждены были сосуществовать под одной крышей. Потому что так хотел Хищник. Время от времени между режиссером и актрисой начинали кое-как налаживаться отношения, но тогда Орлову забирали и привозили к Сталину для сексуальных утех.
— Сама Любовь Петровна по-своему описала это все в своей фальшивой насквозь книге «О Сталине с любовью». Ей противно было писать, как приходилось своим телом отрабатывать возможность жить. И на склоне лет она придумала сказочку о любви диктатора и актрисы, — вещал Белецкий, создавая еще один миф об отвратительном Сталине.
Он бессовестно врал, что Орлова много раз пыталась повеситься, но за ней хорошо следили и неизменно вытаскивали из петли, потому что она могла еще не раз понадобиться старому селадону.
— Нет человека — нет проблемы? Это банально. А вот есть человек, а проблемы уже нет — это высший пилотаж для политика. Убить неугодного, застрелить среди ночи, проехать по нему колесами автомобиля, арестовать, долго мучить, а потом прикончить... Скучно! Ты заставь того, кто тебя ненавидит, воспевать тебя на каждом шагу, служить тебе верой и правдой — это искусство!
Он снова входил в бильярдную, склонялся над столом с кием:
— Григория Александрова и Любовь Орлову я превратил в своих марионеток, и именно так забил эти два шара в разные лузы.
Белецкий в кителе Сталина ударил по шару с надписью «Александров», тот стукнулся о шар с надписью «Орлова», оба разлетелись в разные стороны и провалились в разные лузы. Впрочем, ведомые не бильярдным искусством Назара, а компьютерными ухищрениями. В отличие от Сталина, Белецкий так и не научился сносно гонять шары.