Людоед

Туда-сюда

«ТУДА-СЮДА. Сценарий художественного полнометражного кинофильма.

Общий кабинет Гитлера и Сталина на Канарах. 20 июня 1941 года. Полдень. Гитлер, Сталин и Черчилль сидят за столом, пьют все подряд, жадно жрут многочисленную жратву и не подавятся. За спинами у них стоят переводчики, которые мгновенно на ухо переводят то, что говорят собеседники.

Черчилль. Эдди, позволь спросить, за что ты так ненавидишь немцев?

Гитлер. Очень просто. Я ведь по происхождению австриец. Немцы всегда дразнили меня, слыша мое австрийское произношение. Так я с юных лет стал ненавистником немцев. Руки чешутся поскорее бросить эту поганую немчуру в бой и переколошматить их, да побольше!

Сталин. Точно так же я ненавижу русских и хохлов. Они всегда смеялись над моим грузинским произношением. Поскорее бы начать полномасштабную войну, чтобы перебить эту русско-хохляцкую сволочь в колоссальных размерах.

Черчилль (от души смеется). Да, для нас, англосаксов, это будет сплошная радость!

Гитлер. Представляю. Я люблю английский народ и желаю ему побольше радости.

Сталин. А я вообще всех ненавижу. Мне — что англичанин, что американская макака, что еврейская морда, что китаёз, что япошка долбаный. Я бы всех упрятал в свой ГУЛАГ и прикончил.

Гитлер. Ну, Йози, так нельзя. Надо любить хотя бы англичан.

Сталин. А я вот такой, что готов правду-матку резать. Начхать мне на твоих англикашек, Винни.

Черчилль. Я уважаю тебя, Джо, за твою прямоту.

В комнату входит Тамара и хлопает Сталина по плечу.

Тамара. Там Люська обкакалась, а у меня рассольник закипает.

Тамара уходит.

Сталин. Прошу прощения, товарищи, я ненадолго. Только Люське жопенцию подмою и вернусь.

Гитлер и Черчилль, выслушав перевод, одобрительно кивают. Сталин выходит из кабинета на Канарах в другую комнату, превращаясь в Шароварова, обычного нынешнего чела лет тридцати. Он берет из кроватки полугодовалую Люську, несет ее в ванную комнату, целуя в затылочек. Снимает с Люськи подгузник, моет ей попу под струей воды.

Шароваров. Слушай, Люська, а ведь и Наполеон с Александром так же договаривались, не иначе! Гениально!

Он вытирает Люське попу и возвращает ее в кроватку. Намеревается вернуться в канарский кабинет, но Люська ревет. Шароваров кидает ей разные игрушки, ребенок затихает, и Шароваров возвращается в канарский кабинет, попутно превращаясь в Сталина. Он садится за стол, чокается стаканом с Гитлером и Черчиллем, все трое хлобыстают коньячище. Закусывают черной икрищей, осетриной, ананасами.

Сталин. Винни, ты что-то хотел сказать про Наполеона.

Черчилль. Совершенно верно. Недавно рассекречены тайные архивы. И что же оказалось? Бонапарта и царя Александра Первого обуревали те же чувства, что и вас, мои дорогие Эдди и Джо.

Гитлер. С ума сойти! Ну да, ведь Наполеон не был французом.

Черчилль. Он был корсиканцем. Родным языком Бонни был корсиканский диалект итальянского языка, а французский он начал изучать лишь в десятилетнем возрасте.

Сталин. Бедняжка.

Черчилль. Всю жизнь он говорил с сильнейшим корсиканским акцентом.

Гитлер. Представляю, как над ним издевались французишки, пока он не стал их вождем.

Сталин. И что же секретные архивы?

Черчилль. Оказывается, во время заключения Тильзитского мира Бонни и русский Алекс признались друг другу, что ненавидят свои народы. Бонни мечтал покрошить как можно больше французов, а Алекс — русских.

Гитлер. С Наполеоном понятно, а за что ненавидел своих русских русский царь?

Сталин. Как за что! Чудной ты, Адик. Историю хреново знаешь. Ведь он же был немец...

Черчилль. И по-русски вообще плохо говорил, за что над ним смеялся Суворов. Он, как и Джо, был смел в своих суждениях.

В кабинет тем временем входит восьмилетняя Ксюша, тихонько подкрадывается к Черчиллю и начинает кидать в него мяч, который стукается Черчиллю в затылок, Ксюша его ловит и снова кидает.

Ксюша. Делом надо заниматься, дел-лом! Делом надо заниматься, дел-л-лом! Делом надо заниматься, дел-л-лом!

Черчилль вскакивает, Ксюша убегает, Черчилль бежит за ней вслед.

Сталин. По заднице ей как следует за такие дела!

Черчилль выбегает из кабинета, попутно превращаясь в Шароварова. Ксюшу он не догнал и обиженно обращается к Тамаре, стоящей на кухне у плиты.

Шароваров. Тамара! Это ты ее надоумила?

Тамара. Кого?

Шароваров. Ксюшку! Бьет меня по башке мячом и приговаривает: «Делом надо заниматься, делом!» Это же твои слова!

Тамара. А что, разве она не права? Дурью маешься, а толку никакого, денег как не было, так и нет.

Шароваров. Тома, на сей раз сценарий и впрямь гениальнейший! Увидишь, какие нас ждут деньжищи!

Тамара. Да уж, конечно...

Шароваров. Конечно. «Туда-сюда». Тайный сговор Гитлера, Сталина и Черчилля. Сейчас это пойдет на ура.

Он спешит возвратиться в канарский кабинет, где застает Гитлера и Сталина, торопливо пожирающих селедку.

Черчилль. Вот вы, значит, как! Пока я отлучился, всю селедку сожрали, сволочи!

Гитлер. А кто говорил, что не надо приносить на стол балтийскую сельдь? Хотите сами Балтикой владеть и всю нашу селедку сожрать, английские боровы!

Сталин. Адик, Виник, давайте не будем ссориться. Не будем делать приятное Рузвельту. Он спит и видит, когда мы сожрем друг друга, а он явится и заберет все наши сокровища. Америкос проклятый!

Гитлер. Лучше скажи, ты выпорол Ксюшку?

Черчилль. Ну какая Ксюшка? Это была Мери. Моя младшая дочь.

Сталин. Разве ей сейчас восемь лет?

Черчилль. А хрен ее знает, сколько ей сейчас лет. Надо в Интернет лезть, а неохота. Лучше продолжим про Бонни и Алекса.

Сталин. Да все с ними понятно. Стало быть, не мы первые придумали войну туда-сюда.

Гитлер. Как я понимаю, Наполеон и Александр договорились, что сначала французы дойдут до Москвы, потом русские до Парижа.

Сталин. До тебя, как всегда, как до жирафа. Эй, переводчик, переводи правильно. Я сказал «до жирафа». При чем тут шланг?

Черчилль. Короче говоря, Бонни и Алекс тогда в Тильзите придумали примерно то же, что и вы, Эдди и Джо.

Сталин. А хотелось быть первыми.

Входит Тамара.

Гитлер. О, познакомьтесь, это моя любовница Ева Браун. Ева, это мои кореша — Винни Пух и Йози Штази.

Тамара. Вынеси ведро, пожалуйста, а то меня сейчас вырвет.

Тамара уходит.

Гитлер. Прошу прощения, друзья. Это такое иносказание. Когда Ева просит меня вынести ведро, это означает... Сами понимаете что. Но я не надолго, у нас это всегда стремительно происходит.

Гитлер выходит, попутно превращаясь в Шароварова. Он идет на кухню, берет мусорное ведро.

Тамара. Провалился в своем компьютере, даже не слышал, о чем я тебя попросила.

Шароваров. Слышал. Просто у меня там сцена важная, боялся мысль упустить.

Тамара. К тому же у тебя их не так и много.

Шароваров. Не скажи... Уж от этого сценария Люфтер не отбрыкнется. Такое на дороге не валяется...»

— Это всё? — спросила Регина, дочитав.

— Пока всё, — весь сияя, ответил Назар.

— Вместо того чтобы думать о нашем проекте, ты этой фигней занимаешься, — потушила его сияние Шагалова.

— Разве не остроумно? — обиженно спросил Белецкий.

— Остроумно, — милостиво погладила его по щеке Регина. — Не стирай, потом вернемся. Идея интересная. Особенно с превращением Шароварова то в одного, то в другого, то в третьего. Жора Крыжовников мог бы классно снять. Или Кирилл Серебренников. Но пока что забудь. Делом надо заниматься, дел-л-лом!