Людоед

Сангина — значит кровавая

В один из дней Назар и Регина рассуждали о том, почему после самоубийства жены он больше не женился.

— Не хотел еще кого-то близко подпускать, — говорила Регина. — Готовил стране кровавую баню. А тут вдруг близкий человек, жена, начнет опять его укорять. Придется снова убить.

— Думаешь, все-таки он Надюху убил?

— Все за то, что именно так. Посуди сам, он ведь потом многих ее родственников под нож пустил. Вот с нее и начал, изверг. Жаль, Шекспир не дожил до нашего пупсика. Макбет по сравнению с ним — малышечка. Кстати, я еще одну классную деталь придумала. Смотри: когда совершил суицид Маяковский, мало кто обратил внимание, что пистолет у него был в правой руке, хотя сам он всю жизнь был левша. А значит, его убили и необдуманно вложили пистолет в правую. В нашем фильме ты скажешь: «Аллилуева всю жизнь была левшой, но никто не обратил внимания на то, что пистолет у нее был зажат в правой руке, а значит, ее застрелили. И сделать это мог один известнейший правша — Сталин».

— А я знаешь чего думаю?.. — вдруг осенило Белецкого. — Давай наврем, что у него появилась тайная любовница. Любовь всей его жизни. И не он, а она была кровожадной. И стала требовать от него кровавых жертвоприношений.

— Блестящая мысль! — щелкнула пальцами Шагалова. — И начал он с Надюши. Она ему: «Не убьешь Надьку, не пущу к себе в койку!» Он мучился, не хотел, плакал. Но любовь к мегере оказалась сильнее его нравственных установок. И — понеслось! Начал с жены, потом всю страну в крови утопил.

— Так... А кого назначим на роль кровожадной любовницы?

— Давай Любовь Орлову! Она мне никогда не нравилась. Противная, лживая. Я так и вижу, как она смотрит на него стальным взглядом и говорит: «Мою любовь надо не просто заслужить. Ее надо ежедневно купать в крови. И не просто в кровавой ванне, а в кровавой реке». — И Регина стала тянуть руки к горлу Назара.

— Страшно, Регинка! — воскликнул Белецкий, настолько натурально получилась у Шагаловой вампирша.

— Договорились. Кровожадная Любовь Орлова. Мстила всем за неудавшуюся жизнь, за арест любимого мужа, за то, что вышла замуж за гомика и блудливого кота Александрова.

— За то, что она, дворянка из знаменитого рода Орловых, в двадцатые голодала, в тридцатые вынуждена была смешить публику, а тут еще в нее влюбился рябой диктатор, затащил в свою постель.

— Он ее или она его?

— Сначала он ее, а потом она стала его шантажировать, мол, либо реки крови и доступ к моему телу, либо ничего.

— Отлично, Назик! Сапегин будет в восторге. У меня уже руки чешутся писать этот сюжет. А кстати, ты бы хотел, чтобы я была такая кровожадная, а ты — тиран и исполнитель моих чудовищных прихотей?

Шел май. Назар Белецкий и Регина Шагалова писали сценарий. В один из дней им позвонил Сапегин и сказал, что заказчики, дающие деньги, просят, чтобы в названии фигурировало слово «Сталин», пришлось к прежнему названию добавить: «имени Сталина». Сапегин перезвонил через сутки:

— Таможня дает добро.

Регина в основном сидела в Габаеве, зависала в макбуке. Назар, несмотря на то что Сапегин приказал отложить всякую другую работу и сосредоточиться только на Кобе, — деньжищи-то немалые платим! — все-таки постоянно мотался в Москву, мелькал в новостных программах, снимался у кинорежиссера Гладильникова в роли эстета-искусствоведа, ведущего двойную жизнь: то он весь такой утонченный, почти аристократ, а то исчезает на несколько дней, пьянствует и развратничает в притонах и мучается, пытаясь понять, где он настоящий. Разумеется, и по многочисленным тусовкам Назар успевал прокатываться.

Уезжая в Москву, Белецкий видел Регину за макбуком. Возвращаясь в Габаево, заставал ее в той же позиции.

Сценарий шел, доделывалась уже пятая серия из будущих тринадцати, на таком числе остановились окончательно и подписали договор.

Однажды в середине мая, вернувшись в Габаево с очередных съемок у Гладильникова, Назар увидел в большой гостиной на первом этаже нечто новое и неожиданное, поселившееся над камином.

— Ёшкин-матрёшкин! — воскликнул он.

Раньше над камином висела репродукция картины Энгра «Зевс и Фетида», на которой Рина находила сходство Зевса с Назаром, а Фетиды с собой.

— Хотел бы быть таким же огромным, а чтобы я была такая же маленькая?

— Меня и сейчас все устраивает, — отвечал Белецкий.

Да он не такой гигант и не такой чрезмерно мускулистый, как этот Зевс, но Регина значительно меньше его, такая же белокожая, как та Фетида, только худее ее и не блондинка, а рыжая, с пышной лохматой гривой. На картине ему нравились Фетидина подчиняющаяся поза и неумолимое выражение львиной морды громовержца. Тут Белецкий и Шагалова не походили на персонажей картины Энгра, Назар боролся, но никак не мог преодолеть первенства Регины в их тандеме. Она заправляла им куда в большей мере, чем он ею. Даже в постель они ныряли гораздо чаще по ее вдохновению, причем Регине это требовалось не реже трех раз в сутки — днем, ночью и утром.

Так вот, теперь вместо Зевса и Фетиды он увидел нечто, что пробило его молнией до печенок. В камине, несмотря на июньскую теплынь, горели дровишки, а над камином висела большая, метр в высоту и полметра в ширину, фотография Сталина тридцатых годов, только выполненная в режиме сепии.

— Регина Альбертовна, это вы повесили? — спросил ошарашенный Назар.

— Ну а кто же? Слуг у нас нету.

О слугах у них иногда возникали разговоры, но тотчас и умирали, как нежизнеспособные вирусы, потому что Регина любила ходить по дому в неглиже или даже голая, да и вообще терпеть не могла присутствие в жилище посторонних.

Белецкий приблизился к новому надкаминному изображению, присмотрелся и увидел, что это не фото, а отменного качества рисунок, сделанный с фотографии.

— Так это не сепия, а сангина? — догадался он.

— Нет, Наз, это не сангина, — таинственным голосом ответила Шагалова.

— А я думал, сангина. А что же это тогда?

— Это кровь.

Час от часу не легче! Врет, поди.

— Да ладно брехать!

— А что тут такого? — хмыкнула рыжая бестия, и, кстати, цвет портрета полностью совпадал с цветом ее волос. — Думаешь, так трудно достать пол-литра человеческой крови?

— Та-а-ак... — Назар подошел к портрету вплотную. От этой женщины можно чего угодно ожидать, даже такой кровавой выходки. — И откуда же сие кровопролитное произведение?

— Заказала Винегрету. По-моему, он виртуозно исполнил. Три штуки евро ему отсыпала.

Лёха Виннигер, среди друзей конечно же Винегрет, был их знакомый художник, уже входящий в рассветные лучи своей славы, большой мастер и оригинал, умеющий рисовать чем только можно и нельзя. И кровью для него — раз плюнуть.

— Рыжая, ты точно не врешь? — спросил Белецкий. В последние дни он иногда стал ее называть рыжей, и ей даже нравилось. — Ведь я тебя знаю, врунью.

— Да точно не вру. Стала бы я сангиной заморачиваться. Если и делать портрет кровавого Кобы, то только кровью и только человеческой.

Белецкому стало малость не по себе. Не то чтобы он когда-нибудь падал в обморок при виде крови, нет, и портрет кровью вроде бы даже как-то прикольно, но портрет Сталина, выполненный человечьей кровью, это, знаете ли, как-то жутковато.

— Вот за что тебя люблю — никогда не знаешь, какой фортель ты выкинешь в следующий раз, — сказал Белецкий. — А тебе самой не страшно?

— Страшно, — кивнула Шагалова. — Но я осознала очень важную вещь. Особенно после того, как ты тот дурацкий сценарий мне предложил. Про туда-сюда. У нас все хиханьки да хаханьки, а ведь дело-то мы страшное поднимаем. Наистрашенное. И слово ты придумал страшное — «Кинокладбище».

— А это я придумал?

— По-моему, ты.

— А по-моему, ты.

— Ну, неважно, оба мы одновременно. Главное в том, что все хиханьки надо теперь побоку. Мы проникли в гигантскую гробницу, и в ней смешных надписей нет. Там не написано «Дима — козел» или «За Лариску пасть порву». Там страшные кровавые скрижали, Назар.

— Понятно, — помрачнел Белецкий. — А Зевса с Фетидой?

— Я их в спальню перевесила, прямо напротив нашего любовного ложа. Кстати, флейта зовет, сил нет. — И Регина стала приближаться к нему, недвусмысленно виляя бедрами и пальцами изображая кошачьи лапы с выпущенными когтями.

— Погоди, — впервые не поддался на ее сексуальный призыв Белецкий. — А кровь-то чья? Надеюсь, не казненного?

— Смертная казнь в России пока что до сих пор отменена, — отвечала Регина зловещим голосом. — Винегрет нашел сатанистов, они при нем зарезали молодую невинную девушку, выцедили из нее всю кровь и пол-литра уступили Винегрету.

— Рыжая! — крикнул Назар. — Перестань! На ночь глядя такие шуточки!

— Девушка кричала: «Не убивайте!» Но ее заставили кричать: «Слава великому Сталину, одному из воплощений сатаны!» И она кричала, а они ее резали. И сливали кровь в бутылку из-под риохи «Эль Кото». Ам-ням-ням! — Шагалова впилась кошачьими когтями в ребра Назара. — Да ладно, не парься, Назарёнок, сангина это. Сан-ги-на.

— Точно?

— Точно, точно, остынь. Мы идем наверх или нет?

После любовных утех наверху в спальне, отныне под прицельным взором Зевса-громовержца, они ужинали внизу у камина.

— Жарко, Регинка, — взмолился Белецкий. — Лето ведь!

— Пусть еще немного погорит, — возразила Шагалова. — Ему нужен огонь.

— Ему, что ли? — Назар махнул бокалом вина в сторону портрета.

— Ему, ему. Сталин это кровь и огонь. И я тоже. Любовь к крови у меня в крови. Слушай, называй меня впредь только Рыжая. Мне так очень нравится. Даже заводит.

— А это точно сангина? Не кровь?

— Сангина, сангина. Но сангина и означает «кровавая». От латинского «сангиус». Знаешь, как ее изготавливают?

— Что, с кровью, что ли? — усмехнулся Белецкий, поедая кровавый стейк из мраморной говядины.

— А как же! — подняла бровь рыжая бестия. — Берут глину и пропитывают ее кровью. Потом делают такие карандашики и ими рисуют. А кровь используют только человеческую.

— Это понятно, — снова усмехнулся Белецкий. — И не просто человеческую, а от невинно убиенных жертв. От визжащих деточек. Или от умоляющих о пощаде девушек. Я помню, как ты, рыжая врунья, вешала мне лапшу на уши про скрипки Страдивари. А оказалось, полная брехня.

Год назад Регина поведала Назару, будто Страдивари для своих скрипок использовал гробики младенцев, пролежавших в земле год. Якобы доски впитывали в себя младенческую скорбь, и потому скрипки потом так плакали.

— Никакая не брехня.

— Я весь Интернет перелопатил тогда, зря время убил.

— Есть вещи, неподвластные Интернету.

— Так, а что там по-настоящему добавляют в сангину? — Белецкий ковырнул Википедию. — «Сангина, французское “сангуин” от латинского “сангиус” — кровь. Материал для рисования, изготовляемый преимущественно в виде палочек из каолина и окислов железа». Так, каолин. Ага, белая глина. Ну а окислы железа это просто ржавчина. Так что не свистите, а то улетите, мадам Шагалова.