Людоед

Кузькина мать

Совершенно новенький, недавно построенный миллиардером мирового значения Кванторовичем зал «Колоссео» представлял собой некую пародию на римский Колизей, такого же размера. Снаружи — копия самого знаменитого древнего амфитеатра, но внутрь вписана зеркальная конструкция, отражающая небо так, что издалека казалось, будто и впрямь стоит себе за пределами Садового кольца Колизей, частично разрушенный, но в целом сохранившийся. А внутри зеркальной конструкции — гигантский зал со множеством небольших залов, расположенных на уступах амфитеатра, уходящих к потолку. Словом — чудо современной архитектуры.

В тот незабвенный вечер, когда сталинисты всего мира скромно праздновали сто двадцать лет со дня рождения своего кумира, в главном зале «Колоссео», собственно представляющем арену амфитеатра Флавиев, собралось несколько сотен избранных.

Основной костяк сборища составляли телевизионные деятели и спонсоры, политики и артисты, то есть люди, издалека узнаваемые. Но мелькали и незнакомые лица приглашенных кем-то, кто находился вблизи распределения билетов. Искрилось в бокалах шампанское, канапе с черной икрой расхватали довольно быстро, но и без них осталось неописуемое количество всевозможных дорогих закусок, однако сам по себе фуршет предстоял уже после презентации и показа первой серии. Рассчитанная ровно на двадцать минут презентация транслировалась телеканалом «Весна» в прямом эфире.

Расхаживая с нетронутым бокалом шампанского по залу, Белецкий, который нарочно сегодня ничего не ел, чтобы накопить здоровую хищную злость, здоровался со всеми неприветливо и слегка изображал из себя Сталина. Он даже трубочку держал в руках, хотя и не курил ее. На лацкане пиджака у него красовался купленный среди арбатской мишуры значок с изображением Сталина и надписью: «Меня на вас нет!» Все реагировали на это с понимающим смехом. А один из монстров еще того, ельцинского телевидения Светлана Ментолова фыркнула:

— Вот именно, вас на нас нет. И не надо.

Первым из габаевских соседей ему попался на глаза великий визард, увешанный всеми своими бирюльками, побрякушками и бусами. Штук пять дур уже потихоньку лепились к нему, и он сердитыми штрихами предсказывал им будущее.

Затем нарисовался Фастфуд со своей якобы компаньоншей, но по всему видно — любовницей, которая едва сохраняла самообладание и разум при виде такого изобилия знаменитостей.

А вот Тугрик, собака, пришел вовсе не с Барбиком, что в общем-то и следовало предвидеть, и Назар сказал самому себе: «Осел!» При банкире плыла по залу пожилая расплывчатая тетка, некогда красивая, но теперь изо всех сил спасающая былую красоту. А стало быть, бедный Барбик плачет сейчас в Габаеве, мечется по своей золотой клетке, рвет занавески и бьет посуду: «Какая же ты сволочь, Сереженька!»

Встревоженный судьбой бедного Барбика, Белецкий стрельнул глазами в циферблат своих «Улисс Нардин» и поспешил к великому визарду, вырвал его из стайки дур, отвел в сторонку:

— Итак, у вас сейчас есть первый шанс. Готовы?

— Какого черта спрашиваете!

— Вы, конечно, знаете нашего соседа-банкира.

— Какой он банкир! Жулье низкосортное!

— Это неважно. Вон он стоит со своей второй половиной. Подойдите к нему, отведите в сторонку, как я вас, и сообщите совершенно конфиденциально: «Я пророчествую, что Барбику угрожает опасность. Немедленно позвоните ей и скажите, чтобы как можно скорее покинула дом в Габаеве».

— Что за пошлый архаизм — «пророчествую»! — поморщился Николашкин. — Надо говорить «профетирую».

— Сейчас не об этом. Можете приплести свой космос, ну там получили из него сигнал. Короче, сами знаете.

— Не учи магистра, парень! — фыркнул визард и с важным видом направился отлавливать проходимца банкира.

Назар проследил, как он отвел Тугрика от его жены, грозно сообщил тревожную весть, и банкир тотчас принялся писать эсэмэску. Позвонить конечно же не мог, скотина. Еще не известно, послушается ли его ретивая куртизанка. Ну, если не послушается, наше дело предупредить, пусть пеняет на себя.

— А что ей угрожает? — спросил визард, вернувшись к Назару.

— Не знаю, какая-то темная, но в то же время огненная стихия, — ответил Белецкий. — Я ведь тоже экстрасенс, как и вы, уважаемый визард. Творческий человек не может не быть экстрасенсом. Ну, все, мне пора на сцену. Готовьтесь к новым заданиям.

Первым, естественно, взял слово Сапегин:

— Господа! Время пошло, мы начинаем краткое предисловие к премьере нашего нового грандиозного проекта. А точнее, поскольку мы находимся в зале «Колоссео», наш проект следует называть колоссальным. Да и личность главного героя сериала, как бы к ней ни относиться, колоссальная.

Белецкий и Шагалова сидели на сцене справа от генерального директора «Весны», и Назар шепнул в ухо Регине:

— А ты знаешь, что имел в виду Хрущев, когда стучал ботинком по столу и орал: «Мы вам покажем кузькину мать»?

— Ну, то и имел, как видно, — пожала плечами Шагалова. — Это прямо сейчас надо выяснить? Нельзя ли попозже?

— Он имел в виду новую советскую ядерную бомбу, которую сразу так и окрестили: «кузькина мать». Зыркни в Интернете.

Регина с недовольным видом пошарила в своем айфоне и пробежала глазами инфу про термоядерную авиационную бомбу АН602, разработанную ядерщиками Курчатова в конце пятидесятых. Самое мощное взрывное устройство за всю историю человечества, эта тетя получила наименование «царь-бомба», еще ее называли «Иван». Потом Хрущев пригрозил американскому президенту Никсону: «В нашем распоряжении имеются средства, которые будут иметь для вас тяжелые последствия, мы вам покажем кузькину мать», и у «царь-бомбы» появилось новое прозвище.

— И что же? — спросила Регина.

— И то же, — ответил Назар. — Сейчас будет бомба!

Сапегин говорил восемь минут. Разумеется, упомянул о том, что сталинизм поднимает голову и нужен меч-кладенец, чтобы эту голову отсечь, а тринадцатисерийный сериал Белецкого и Шагаловой «Кинокладбище» как раз и призван стать таким разящим мечом. По сценарию Назару отводилось пять минут, Регине — три, а всем остальным — еще четыре. Пресс-конференция для журналистов — после показа первой серии. Уже не в прямом эфире.

— Господа! — сухо обратился Белецкий к собравшимся, когда Сапегин передал ему микрофон. — Прежде всего, прошу не отключать прямую трансляцию, что бы я сейчас ни говорил. — Он эффектно выдержал пятисекундную паузу, в которую воткнулся ропот, причем вполне одобрительный. Все давно знали Белецкого и ждали от него необычного фортеля. — Сейчас вы увидите первую серию самого лживого сериала в истории современного российского телевидения.

Люди стали переглядываться, засмеялись и даже похлопали Назару, уверенные в том, что дальше он как-то изощренно вывернется из брошенной им неожиданной фразы. А он продолжал:

— Работая над сериалом, мы со сценаристом Региной Шагаловой постепенно пришли к глубочайшему убеждению, что Иосиф Сталин не просто палач и кровавый диктатор. Не просто человек, заставивший всех содрогнуться от масштабов проводимых им репрессий. Но это воистину самый великий политический деятель двадцатого столетия. Людоед, сумевший пожрать вокруг себя всех остальных крупных и мелких плотоядных и грызунов. Начиная с Троцкого, Бухарина, Каменева, Тухачевского и далее по нисходящей. Если бы не он — их, то они бы — его. И тогда еще неизвестно, смогли бы мы в сорок пятом дойти до Берлина.

В зале стихли смешки, и уже ни к кому не приходило желание хлопать в ладоши. Белецкого слушала мертвая тишина. Сапегин не спешил проявлять эмоции, смотрел в зал с таким видом, будто Назар говорил четко по сценарию презентации.

— У меня нет времени подробно рассказать вам о том, какое отношение к Сталину сложилось у нас с Шагаловой. Скажу коротко: мы столкнулись не просто с персонажем мировой истории, но с великой стихией, явившейся в мир, дабы не допустить чудовищные катастрофы, перед которыми революция семнадцатого и Гражданская война показались бы мультиками по сравнению с фильмом ужасов.

— Назар! — чуть слышно произнесла Регина, но он не понял ее интонации — ужас, возмущение или восторг?

— Так что же в итоге за сериал вы увидите в ближайшие семь дней? Первая серия сегодня, остальные двенадцать по две штуки в день. Вы увидите не просто документальный телесериал с элементами художественности, перед вами во весь рост встанет эталон лжи. По сравнению с нашим шедевром все, что до этого делали против Сталина, это игра в шахматы по сравнению с ядерной бомбой. Потому что наш сериал и есть ядерная бомба, причем сверхмощная. Не бомба, а кузькина мать! Сценарист Регина Шагалова и я, режиссер и ведущий сериала Назар Белецкий, создали чудовищную пародию на антисталинское кино. Мы сделали уродливую карикатуру, напичканную ложью о Сталине, как брауншвейгская колбаса жирками. Наша изощренная выдумка создала Франкенштейна, безобразное существо, призванное разрушать и корежить.

Вот тут уж Сапегин не выдержал и гневно посмотрел на Белецкого. Но Илья Кириллович был настолько ошарашен, что даже и не знал, что сказать и как поступить. Прервать прямую трансляцию означало бы провал, продолжать ее — тоже провал.

— У меня есть еще две минуты, Илья Кириллович, не смотрите так плотоядно, — нагло произнес Белецкий. — Вы заказали нам очередную бурду против Сталина, которого так боится все мировое прогрессивное человечество. А мы вместо бурды сделали бурлеск, пародию, черный юмор. Ибо как еще можно относиться к сериалу, сплошь состоящему из чудовищной клеветы на великого человека. Из клеветы на его отношение к великому советскому киноискусству! Регина Шагалова нарочито выдумывала такое, чему может поверить только дебил. Господин Сапегин намеревался в очередной раз обмануть и обдурить доверчивого русского телезрителя, а в итоге обдурен и посрамлен окажется он сам. Люди станут смотреть серию за серией, но у людей теперь под рукой Интернет, и они могут тотчас же проверять факты, сверять. Кто-то, конечно, наивно поверит во весь этот бред, который я несу с экрана телевизора в этом сериале. Но я уверен, что сейчас не девяностые годы, когда доверчивые русские рыбешки клевали на любую чушь собачью. И сейчас гораздо больше людей здравомыслящих. Смотрите наше произведение и плюйте в экраны своих телевизоров!

— Назар! — воскликнула Регина, по его интонации понявшая, что он закончил свою речь.

— Что Назар? Что Назар? — гневно повернулся он к ней.

— Назар! — воскликнула она вновь громко. — Ты — чудо! Я в восхищении от тебя!

Тут мертвая тишина зала взорвалась смехом и бурными аплодисментами. Люди не понимали до конца, что происходит, но им явно было весело и интересно. Сапегин аж встал. И тоже рассмеялся.

— Господа! — воззвал он. — Наш любимый Назар Белецкий, как всегда, немыслимо оригинален. Но все вы, конечно, понимаете, что все сказанное им — остроумный и весьма изящный розыгрыш.

Он продолжал что-то лепетать неуверенным голосом, а Белецкий тем временем залез в свой айфон и в свежих новостях увидел мелькнувшее: «Пожар в подмосковном Габаеве».

— Минуточку! — закричал он, перебивая жалкий лепет Сапегина. — Минуточку внимания, господа! Я только что получил очень важное сообщение. Дом, в котором я и Регина Шагалова проживаем, подожгли. Мне очень хочется верить в то, что это дело рук сталинистов. Наконец-то наш народ проснулся. Нашлись герои! Вероятно, сведения о чудовищности нашего нового телесериала просочились, и кто-то взял на себя смелость наказать нас за наше кощунство.

Присутствующие бросились к своим айфонам и смартфонам, стали листать в них, зал забурлил.

— Наконец-то наш народ осмелился показать кузькину мать! — восклицал Назар. — Есть еще порох в пороховницах!

— Господин Белецкий! — прорычал Сапегин, только теперь беря себя в руки. — Господин Белецкий, вы отдаете себе отчет...

— Да, Илья Кириллович, — со смехом ответил Назар. — И я не хочу больше быть господином Белецким. Я бы хотел отныне называться товарищем Краснознаменным или как-нибудь в этом роде. Или взять фамилию моего прадеда, который штурмовал Берлин и на стенах рейхсканцелярии оставил надпись: «Товарищ Сталин, мы уже здесь! Рядовой Иван Неробкий». А теперь, господа и товарищи, смотрим первую серию нашего фильма.

— О, ч-ч-черт! — раздался в следующий миг истеричный вопль владельца «Кушать подано».

Все глянули на него, но в зале погас свет, и внимание собравшихся обратилось на экран.