Мачты и трюмы Российского флота

Глава 28 “АЛЕКСАНДР СУВОРОВ”

Пути господни неисповедимы, как и судьбы военморов. Моя судьба готовила своему протеже очередной воинский подарок...

...После длительного ремонта в Дальзаводе крейсер “Александр Суворов” был оторван от стенки и под буксирами вытащен “за ноздрю” в центр бухты Золотой Рог. По приказу командующего, он должен был занять место в точке номер один тридцать третьего причала, сменив в ней своего изношенного собрата и нашего знакомца – крейсер “Дмитрий Пожарский”. Командовал “Суворовым” “заводской” командир капитан первого ранга Мишкин, человек, органически не переносивший даже упоминание о море и походах. То ли собственные способности его, то ли помощь неизвестной, но тем не менее, волосатой лапы, в течение двадцати лет безупречной службы переводили его с одного ремонтирующегося корабля на другой. Каперанг предпочитал видеть море с берега.

В русском флоте для присвоения званий лейтенанта, капитан-лейтенанта и выше моряки должны были иметь “плавательный ценз”, что уже само по себе гарантировало весьма высокий уровень морской выучки и достаточный опыт корабельной службы. Великий смысл и государственная мудрость! Отбросив условности коррумпированного царского флота, современное военное законодательство позволяет расти в морских воинских званиях офицерам, наблюдающим разгулы морских стихий с Южного берега Крыма. Лейтенанты, волею судеб засевшие в береговых отделах или же на ремонтирующихся кораблях, достигают всего того, что и офицеры плавающего состава. И еще, в дополнение, живут размеренной семейной жизнью, посещают тетры и кино... Но об этом – позже.

Так вот, крейсер “Александр Суворов” стоял в центре бухты Золотой Рог, на виду у жителей и гостей города Владивостока, прямо перед окнами штаба ТОФ. Командир его, заводской каперанг Мишкин, тщетно дергал ручки машинного телеграфа: крейсер, проявляя упрямство тысяч ослов, не желал повиноваться. Не желал становиться в стойло – злополучную точку № 1. Командиры стоящих у пирса кораблей сочувственно качали головами и отпускали соленые шуточки в адрес своего незадачливого коллеги. Командующий флотом наливался бешенством и изливал его на – притихших подчиненных. Капитаны судов, не имеющих возможности выйти в море по расписанию, материли дежурного по рейду. Жители и гости города Владивостока многозначительно переглядывались, в полной уверенности, что “военные снова учения затеяли”. Через шесть часов ковбой-неудачник все же сумел укротить дикий нрав своего взбесившегося мустанга (а может быть, сам мустанг утратил волю к сопротивлению) и загнал его в определенное диспозицией место, прочно приковав цепями к берегу. Смахнув пот, согнав краску стыда с лица и ушей, ковбой заперся в каюте в ожидании суда Линча, грозившего ему в ближайшее время. Стоявший борт о борт с “мустангом” крейсер “Пожарский” тихо пенял своему налитому силой собрату изношенным скрипом своих механизмов, благославляя на ратные подвиги и желая ему семи футов под килем.

Утром следующего дня на пирс прибыл командующий флотом. Командиры в почтении замерли возле трапов своих кораблей. Здесь же стоял и командир “Пожарского”, капитан второго ранга Сергеев. Возле трапа “Суворова”, опустив голову, готовый ко всему, стоял каперанг Мишкин. Командующий флотом, пригласив с собой Сергеева, взошел на борт крейсера “Суворов”. Команда заводских тружеников, именуемых моряками, нестройно ответила на приветствие. Командующий флотом держал речь:

– Товарищи суворовцы! Для вас с настоящего момента не существует тяжелой, но мирной заводской жизни. Впереди океан, боевая учеба, походы, шторма. По этому славному пути вас поведет новый командир, которого я вам и представляю. С 9.00 он вступает в командование вашим крейсером. Крейсер “Пожарский” на ремонт поведет товарищ Мишкин. Ваш новый командир прошел все ступени нелегкой корабельной службы. Опытный моряк и судоводитель, мастерски владеющий тактикой применения артиллерийского, ракетного и других видов оружия. Зовут его В.Н. Сергеев. Работать он вас заставит, а воевать научит.

И, обращаясь к Сергееву, продолжал:

– Формирование эикпажа разрешаю проводить по своему усмотрению. Любые перемещения офицеров по вашему требованию будут мной утверждены. Командирам на передачу дел даю два часа. В случае выявления в процессе передачи дел любых криминалов, гарантирую помощь прокуратуры и отделов флота.

Обменявшись рукопожатием с Сергеевым, командующий убыл с корабля. Личные вещи командиров крейсеров поменялись местами. Приказ министра о назначении Сергеева командиром крейсра “Александр Суворов” был подписан через двое суток. Вот такие фокусы выкидывает Фортуна.

Я упаковывал чемодан, когда в каюту, постучав, вошел флагманский врач. Как принято на флоте, медицинский начальник начал издалека. Расспросил о здоровье, семье, настроении. Похвально отозвался об организаторских способностях лейтенанта, оценил опыт, приобретенный им в плаваниях. Любые дифирамбы, исходящие от начальства, никогда не бывают случайны и настораживают. Я “сделал стойку”.

– Как вы считаете, лейтенант, – приступил к главной цели своего визита флагман, – сумели бы вы справиться с должностью начальника медицинской службы крейсера?

– Думаю, что нет. И вот по каким причинам. Через два дня я должен ехать в отпуск. Это раз. Второе. На “Бородино” мне подошла очередь получать квартиру, а любое перемещение по службе, в данной ситуации, этой возможности меня лишит. Семья моя снова “зависнет в воздухе”. И, наконец, третье. Здесь я отработал службу, сжился с экипажем, заработал определенное уважение командования. С предлагаемым вами перемещением по службе я не согласен.

Подумав немного, флагман изрек:

– Я предлагал вам должность, почетную для лейтенанта. Понимаю причины вашего отказа и сожалею, что мы не пришли к согласию. Желаю всего хорошего.

И удалился, оставив в душе моей смутную тревогу.

Через сутки командующим флотом был подписан приказ о моем назначении начальником медицинской службы крейсера “Александр Суворов”. В представлении на должность, оформленном кадровиками задним числом, было написано: “Флагманским врачом проведена личная беседа с кандидатом. Офицер с назначением согласен”. Вот так. Через месяц у меня истекал срок пребывания кандидатом в члены КПСС, и партийная организация УК “Бородино” должна была принять меня в семью передового, наиболее испытанного авангарда советского народа. Отпускной билет изъят. Гарнизонная жилищная комиссия получила информацию: “В связи с тем, что лейтенант Иванов приказом командующего флотом назначен к новому месту службы, квартиру из фондов УК “Бородино” выдать ему не представляется возможным.” И подпись: командир учебного корабля, капитан второго ранга Чухрай.

Звонок в каюту командира в два часа ночи.

– Слушаю. Командир.

– Кроме того, что ты дурак, ты еще и сволочь!

– Кто говорит?

– Все говорят.

Гудки. Хотя, по-своему, командир и прав.

“Хвосты” красной рыбы кеты из аптеки перекочевали на стол, превратившись в закуску на “проводах” моих к новому месту службы.

Размышления мои о превратностях судьбы и особенностях флотской службы всеми цветами радуги расцвечены не были. Что знал я о флоте, да и о Вооруженных силах вообще с момента начала своей карьеры? Кроме парадных маршей и блеска погон – ничего. В институтах, на военно-медицинских факультетах, в академии обучающимся шесть лет подряд внушают: “Вы – представители самой гуманной профессии. Вы – беззаветные бескорыстные стражи здоровья. Вы, прежде всего, – врачи, а потом уж – офицеры.” Прежде всего – врачи... Военная атрибутика на заднем плане. Сострадание к каждому болящему! Все силы и знания – благородному делу охраны здоровья благородных защитников Отечества! И вот молодой врач в звании лейтенанта приходит на флот. Ответственность перед законом любого военного человека наступает при нарушении положений военной присяги. Ответственность военного врача – при нарушении военной присяги и присяги врача Советского Союза. Слишком высока ответственность! И именно с напоминания об ответственности начинается первое знакомство молодого врача с командиром-военоначальником. “Доктор, вы должны, обязаны, отвечаете...” Эти слова обязательны в любой беседе с врачом. Особенно раздражает вопрос-утверждение: “Но вы же принимали клятву Гиппократа?!” Напичканный неимоверным количеством теоретических знаний, освоивший разные методики лечения, влюбленный одну из сотни медицинских специальностей, настроенный на ведение кропотливой научной работы, врач корабля с первых шагов своей службы убеждается в том, что все, чему его учили в “альма-матер" нужно забыть, как кошмарный сон. Командир – единоначальник, имея самые смутные представления об организации работы медицинской службы, не имеет никаких представлений о вопросах лечения и профилактики болезней. Однако, считает себя способным принять правильное решение по вопросам оказания помощи больному. Считается возможным на резолюции врача об освобождении заболевшего от вахт и работ написать: “Это не больной, а обычный симулянт. Вы, доктор, не понимаете своего назначения на корабле.” Обидно. Нервные болезни и отклонения в психике пациентов-матросов могут быть признаны командиром только в том случае, если приведут к чрезвычайному происшествию. Вместе с тем, даже справедливая и естественная реакция подчиненного на неверное решение начальника может повлечь за собой приказание: “Доктор! Перед вами псих. Обследуйте его.” И бесполезно доказывать, Что вопросы психиатрической экспертизы не по силам и не в компетенции лейтенанта от медицины.

На современном уровне развития медицинской науки хорошим специалистом можно стать в одной из ее областей, занимаясь оказанием узко специалзированной медицинской помощи. Специализированные корабельные хирурги, получившие первоначальные навыки в проведении хирургического лечения, практически лишены возможности совершенствоваться в избранной специальности. Они вынуждены сочетать в себе хирурга и терапевта, окулиста и невропатолога, эпидемиолога, ЛОРа, гигиениста, организатора... Следствием универсальности знаний является их посредственность. Врачи постепенно теряют квалификацию, интерес к медицинской науке, выпестованный в аудиториях учебных заведений, и, что самое страшное, – становятся равнодушными к больным, параллельно к этому приобретая опыт бюрократических отписок и налаживания контакта со строевым и политическим начальством. Восстановить потерянное за годы корабельной службы впоследствии удается с величайшим трудом, а чаще всего, не удается вовсе.

Право собственного мнения имеет каждый врач, однако, отстоять его удается не каждому, завоевав себе репутацию посредственного офицера, скандалиста, что влечет за собой дисциплинарную расправу. От нее врач не защищен ничем. Он во власти своего начальника. На флоте ходит анекдот-быль:

Командир вызывает к себе врача и объявляет:

– Доктор, пока последний таракан не будет уничтожен на корабле, представление к получению очередного звания я вам не подпишу.

Целый месяц, забросив все дела, врач занимался уничтожением тараканов. Представление было положено на стол командира. И только последний занес перо для того, чтобы поставить свой автограф, как “вдруг из подворотни выползает таракан, тараканище...” Представление подписано не было. Анекдоты рождаются жизнью.

Мы говорим: врач обязан, должен, теряет, теряет... Эти понятия на флоте абсолютные. Имеет право – понятие относительное. Попадая в подобный переплет, выпускник Академии оказывается абсолютно не готовым к жесткой флотской действительности. Выживает сильнейший. Многие ломаются. Примером тому – бывшие военврачи “Пожарского”, о которых было сказано выше. Примеров можно привести десятки. Некоторые сгибаются и плывут по течению. И от степени мутности потока зависит, к какому берегу прибьет плывущего. И только самые удачливые, способные или же усидчивые достигают всеми желаемого, но немногим доступного успеха. Правда, имеется еще категория “позвоночников”. Но это категория особенная.

Работа корабельного врача подобна айсбергу: основная ее часть скрыта от взоров окружающих и командования. Поэтому часто вместо “медслужба” в каюте старшего помощника звучит “мёдслужба”. Именно потому должностные оклады врачебного состава самые низкие. Потери моральные вознаграждением материальным не компенсируются.

Художественная литература, исповедуя принципы социалистического реализма, военная пресса, поющая под аккомпанемент политических управлений, подобную реальную картину обнародовать не может. Слабо! Каждому дорог свой кусок хлеба с маслом. В реальной жизни, тем более в жизни воинских коллективов, между своими принципами и мнением начальника нужно выбирать последнее, если во главу угла ставить собственный покой и благополучие. “Инициатива на флоте наказуема”. Народная мудрость.