Мачты и трюмы Российского флота

Глава 60 В НОВОЙ РОЛИ

Я знакомился с организацией медицинского обеспечения кораблей бригады и состоянием дел по линии медицинской службы. После четко налаженной службы на крейсере, где вопросы профилактики болезней и лечения больных решались, что называется, на “пять”, знакомство это приводило меня в растерянность, поднимало волосы дыбом и вызывало желание набить морду бывшему лучшему оперативному дежурному. Медицинская служба соединения занимала последнее место на флоте среди медицинских служб всех соединений. И заслуженно. Ни на одном из эсминцев медицинского состава не было вообще. Целая группа кораблей, стоящих в консервации, о существовании медицинского обеспечения только догадывалась. Медицинского имущества, т.е. таблеток и других изобретений человечества, призванных облегчить в случае необходимости переход военмора из этого мира в мир иной, на кораблях не было. И матросы лечили друг друга с помощью подручных средств и по своему разумению, что часто приводило к тяжелейшим осложнениям и вызывало в людях ощущение заброшенности, ненужности существующей системе и неуверенности в завтрашнем дне. Были случаи, когда матросы уходили в самоволку, чтобы попасть на прием к врачу. Если отсутствие на корабле заместителя по политчасти воспринимается экипажем в соответствии с пословицей “баба с воза – кобыле легче”, то отсутствие врача, или хотя бы, фельдшера, вызывает у личного состава крайне негативную реакцию, вплоть до уклонения от военной службы. Согласно КУ ВМФ зам обязан заботиться о здоровье личного состава, но не знает, как это сделать, о чем знает врач. Поэтому зам, проявляя заботу о личном составе, ежедневно дает руководящее указание врачу.

Это становилось системой: судьба, преследуя меня с неутомимостью русской борзой, загоняла из одной ж... в другую. “Пожарский”, “Бородино”, “Суворов”.... бригада. Даже поверхностное знакомство с положением дел показало доктору, что о мирной жизни флагманского химика ему и мечтать не приходится. А количество усилий для наведения порядка в медицине соединения не снилось даже Сизифу. Хотя я надеялся все же, что мои усилия принесут плоды, и тяжелый камень, поднятый на гору, не скатится вниз.

Оценив обстановку, я наметил три вопроса, разрешение которых должно быть незамедлительно, чтобы хоть как-то обеспечить “право советских граждан на охрану здоровья”.

Первое. Укомплектовать корабли медицинским составом. Решение этой проблемы от молодого флагмана не зависело, т.к. собственной кузницы кадров у него не было. Посему родился следующий папирус.

Этот рапорт содержал одну прогрессивную мысль: медицинская помощь людям должна быть обеспечена. Непрогрессивных мыслей было целых три. Первая. Рапорт, как юридический документ, бросал под танк всех начальников, кому был адресован, т.к. положение дел им хорошо было известно и до написания рапорта, но мер к наведению порядка не принималось. Вторая. Рапорт официально предупреждал начальников о возможных тяжелых последствиях их собственной нерадивости и равнодушия, тем самым возлагая на руководящие головы тяжелый груз ответственности, что никому не бывает по душе. И, наконец, третья, крамольная мысль. Какой-то старлей угрожает начальникам тем, что “будет вынужден обратиться”! Глупая самонадеянность младенца. Однако, я уже съел определенное количество флотской соли и потому застраховал себя от немедленной расправы довольно просто. На четвертом экземпляре крамольного документа я заставил начальников поставить свои личные автографы. Ценность их была настолько же велика для меня, как автограф Пола Маккартни для его поклонницы из Тульской губернии. Таким образом, несмотря ни на что, начальники вынуждены были приступить к решению проблемы.

Второе. Организовать амбулаторный прием больных следовало незамедлительно. Эту задачу я взвалил на себя, родив и подав на подпись комбригу следующий приказ.

Приказ гарантировал командирам кораблей массу дополнительных хлопот, но все отнеслись к нему с пониманием и не роптали. Жизнь заставляла понять необходимость и своевременность документа. Только, что улучшать? Медицинскую помощь?

Третье. Для работы врача необходимы были медикаменты и хотя бы один помощник-фельдшер. Я решил этот вопрос за счет медицинской службы крейсера “А.Суворов”, ограбив аптеку и прикомандировав на ЭМ “Вихревой” фельдшера Ларина. Все на время, до лучших времен.

Однако, за счет крейсера выезжать можно было только временно. Необходимо было срочно организовать снабжение медицинским имуществом всех кораблей. Организация медицинского снабжения подробно описана в предыдущих главах. Но это при наличии на корабле материально-ответственного лица – начальника медицинской службы. В случае же отсутствия такового “лица”, как на наших несчастных кораблях, дело снабжения принимает целый ряд оттенков. В соответствии с требованиями руководящих папирусов, командир возлагает ответственность за получение, хранение и учет медицинского имущества на любого офицера или мичмана, который обязан знать нормы медицинского снабжения, порядок выписки и получения всего того, что может обеспечить работу корабельной медицины. Но ответственный мичман к подобной роли не готов. Он, в лучшем случае, знает, что такое клизма. А такой предмет, как распатор Фарабефа для него то же самое, что циклопентанпергидрофенантрен для корабельного штурмана. Мичман, если он только не хочет платить из своего кармана за утерянное судно подкладное, собирает все медицинские предметы, имеющие материальную ценность, в один ящик и запирает их в своей каюте. Но это в идеале. На самом же деле блестящие медицинские цацки, не имеющие хозяина, растаскиваются моряками для изготовления “дембельских” альбомов. Имущество исчезает, но числится за кораблем в бухгалтерских книгах отдела медицинского снабжения. И в случае проведения “ревизии материальных средств”, стоимость потерянного может быть предъявлена к оплате из скудного бюджета ответственного-безответственного лица. Именно так было организовано дело медицинского снабжения на кораблях, не имеющих на борту медицинского состава.

В перерывах между приемом и лечением больных я взялся провести ревизию матценностей, которая не проводилась лет десять. Медицинский отдел в лице снабженца майора Михаленко, дал мне исчерпывающую информацию о том, что числится за каждым кораблем, что выслужило положенные сроки и, таким образом, может быть списано с лицевого счета части без взыскания стоимости утерянного.

Руководствуясь полученной информацией, в течение месяца я усердно подсчитывал потери на кораблях, разнося результаты ревизии по графам: получено, имеется в наличии, недостает. Особенно плотно заполнялась последняя графа. Окончив сей титанически-скрупулезный труд, на очередном совещании командиров кораблей я сказал им следующее:

– Товарищи командиры! Я закончил ревизию на ваших кораблях. Недостача имущества на каждом из них выявлена солидная. Вам необходимо в трехдневный срок составить акты на списание недостающего хлама. Эти ваши “липовые” акты я представлю в медицинский отдел объединения и, согласно им, с вас будет списано все, что в течение десяти лет числилось за кораблями. Все недостающее имущество выслужило положенные сроки. Однако, при списании оно должно быть в наличии и сдаваться на медицинский склад в виде металлолома. С вашей помощью я берусь утрясти вопросы сдачи металлолома без наличия такового. С начальником склада вопрос согласован. Вам осталось оперативно исполнить положенные бумаги. После этого мы сможем получить со склада все необходимое для повседневной работы вашей корабельной медицины, благо, в ближайшее время к вам на корабли должны прибыть фельдшера. Врачей пока нет, но, надеюсь, они тоже будут. Со временем.

Все командиры, кроме Дмитриева, дружно согласились с предложением флагмана и приступили к изготовлению “актов на списание”. Дмитриев же, не желающий смириться с тем, что его бывший подчиненный смеет давать указания своему бывшему начальнику, заявил.

– Я, товарищ старший лейтенант, никаких бумаг делать не буду! Ты флагман, ты и занимайся.

– Но ведь я не отвечаю за ваше имущество, – возразил я. Можете считать, что проделанная мной на вашем корабле ревизия – моя любезность за предоставленную каюту. И если вы не сделаете то, что я советую сделать, то ревизию будет проводить ревизор из медотдела. И поверьте мне, за все утерянное на вашем корабле медицинское имущество будите платить вы лично, т.к. у вас не назначено даже лицо, ответственное за его хранение.

– Вы много берете на себя, товарищ старший лейтенант. Вы еще зеленый, чтобы указывать командиру корабля, – взорвался Дмитриев.

– Если я и зеленый, то все же не вам давать мне указания по вопросам организации медицины. Вспомните, чем закончился ваш демарш против медицинской службы на крейсере. Так что советую все же выполнить мои указания, – уже с угрозой заявил доктор. – Я вас предупредил.

Взбешенный Дмитриев удалился на свой корабль, где и сорвал зло на помощнике командира по снабжению, объявив ему выговор за подгоревшие котлеты.

Через три дня командирами кораблей мне были представлены требуемые акты, добросовестно отпечатанные корабельными писарями. Дмитриев остался верен себе и акты не представил. Еще через двое суток на “Бесшумном” работал майор Михаленок, подсчитывая убытки, нанесенные Дмитриевым государству. Еще спустя сорок восемь часов командующим был издан приказ, обязывающий финансиста удержать из оклада денежного содержания строптивого командира 980 рублей 21 копейку. Таким образом Дмитриеву было доказано, что зеленый цвет, несмотря на свою непопулярность на флоте, может иметь определенное значение в жизни моряков. Командиры кораблей, вовремя сработавшие бумаги, потешались над высеченным “годком” флота Российского. Комбриг на жалобы Дмитриева по поводу “недобросовестности” и “нетоварищеского” поступка ФМ резюмировал:

– Док прав. А ты впредь будешь умнее. Не послушался старлея – плати и не чирикай.

980 р. 21 к. были уплачены Дмитриевым за укрепление авторитета флагманского врача среди командиров кораблей, офицеров штаба и медицинского состава объединения. Отныне даже Дмитриев не мог открыто перечить старшему лейтенанту медслужбы, тем более, что требования его были чаще всего справедливы.

Зима севера Хабаровского края была в разгаре, охлаждая крепкими морозами служебный пыл и горячие головы флотских лейтенантов. Море, скованное тяжелым панцирем полутораметрового льда, спало, отдыхая после летних штормов в ожидании оных. Яркое солнце, отражаясь от девственно чистой белизны голубого снега, веселило душу и резало глаза. Природа застыла в торжественном летаргическом сне. Тайга надежно укрыла своих обитателей, защищая их нежно от холода, чтобы дать возможность весной включиться в вечный круговорот вещей в природе. Завалившись в берлоги, медведи сладко сосали собственные лапы, погрузившись в спячку. Снилась им сладкая малина и кислые муравейники.

Не спал только корабельный медведь Румпель на ЭМ “Внимательный”. Это был уникальный медведь, так как свое воспитание получил на эскадренном миноносце, волею судьбы и матросов попавший туда еще в младенческом возрасте. Будучи малышом, он радовал публику своей неистощимой энергией и веселой изобретательностью, утаскивая по ночам неизвестно куда ботинки спящих военморов или воруя сахар на камбузе. Несмотря на то, что морякам часто приходилось пить несладкий компот, никто и в мыслях не держал зла на всеобщего любимца. Снабженцы же Румпеля просто боготворили, списывая на неукротимый аппетит последнего невыданную экипажу сгущенку. Время шло, и из маленького маменькиного сыночка вырос достойный сын полка со своих характером и претензиями. Почувствовав силу, он в течение года приобрел замашки махрового “годка”, словно третий год службы его на эсминце подходил к концу. Обычно в очереди за получением пищи на камбузе впереди становятся старшие по сроку службы, несмотря на усилия дежурно-вахтенной службы расставить очередь в порядке номеров баков. Молодежь получает пищу последней. Но на “Внимательном” порядок получения пищи был установлен в строгом соответствии с требованиями политического отдела и командования, ведущих бескомпромиссную борьбу с любыми проявлениями “годковщины” на кораблях, и молодежь всегда оказывалась в первых рядах. Румпель, четко усвоив флотские традиции, следил за порядком гораздо бдительнее старшего помощника. Через 2-3 минуты после сигнала на обед, когда очередь выстраивалась у раздаточного окошка, подходил Румпель и, хватив лапой за мягкое место впереди стоящего, выбрасывал его из очереди под дружный хохот довольных “годков”.

– Правильно, Румпель!

– Даже медведь знает, что карасям впереди делать нечего, – гудела толпа.

– Это вам не заместитель по политчасти, он свое дело туго знает.

Румпель, плотно пообедав, шел по кораблю в поисках развлечений, любимым из которых была вольная борьба. Чинно подходил он к первому попавшемуся на пути матросу, вставал на задние лапы, а передними обнимал соперника сзади. Побороть медведя, заматеревшего на усиленном матросском пайке, – дело безнадежное. Поэтому наученные жизнью и Румпелем соперники, замерев в объятиях его, стояли, не делая попыток к сопротивлению. Неопытные же караси, движимые страхом или желанием избавиться от настырного спортсмена, начинали отбиваться от предлагаемого Румпелем честного поединка. И неизбежно валились на палубу под свист и улюлюканье товарищей. Особенно много хлопот доставлял Румпель вахтенным 3 трапа, снимая их с вахты и навлекая на военморов гнев старшего помощника. С вахты матросов снимал, правда, старпом. За борьбу с медведем во время исполнения обязанностей военной службы.

Осенью медведь, движимый своей медвежьей природой, сделал попытку залечь в спячку в берлоге, однако, выбрал для устройства ее не лучший вариант. Натаскав в кормовую трубу эсминца различного хлама, Румпель, укрывшись ватником, сладко уснул. Блаженство продолжалось до тех пор, пока механики не ввели в действие кормовой котел. Разбуженный ядовитым дымом выхлопа, медведь с ревом вылетел из трубы и, сбив с ног поднимающегося на корабль по трапу боцмана, пулей вылетел на лед. В течение трех суток Румпель ходил вокруг корабля, не рискуя подняться на борт и гоняясь по льду за военными строителями, одетыми в зеленую форму.

Однажды моряки стали свидетелями забавного происшествия или же комедии (все в мире относительно), устроенного Румпелем перед полутысячной аудиторией зрителей.

По выходным дням на льду залива собирается около полутысячи любителей подводного лова. С терпением обреченных на смерть, они целыми днями сидели на морозе в надежде вытащить несколько корюшек или зубарей из-под соленого морского льда. Удивительное трудолюбие. Заинтересовавшись процессом рыбной ловли, или надеясь полакомиться свежей рыбкой, Румпель направился к рыбакам. Любитель-индивидуалист, пробурив лунку в стороне от остальных рыбаков, увлеченно орудовал снастями. К нему-то и подошел корабельный мишка. Оскорбившись видимо тем, что рыбак не обращает на гостя абсолютно никакого внимания, Румпель привычно обхватил бедолагу сзади за плечи передними лапами, предлагая борцовскую схватку. Недовольный рыболов, видимо решив, что мешает ему заниматься делом один из товарищей, так как видеть медведя, находящегося за спиной, ему не позволял поднятый воротник тулупа, больно ткнул шутника в бок локтем. Румпель решил, что вызов на поединок принят, начал валить соперника на лед. И когда медвежья морда оказалась перед взором рыбака-любителя, тот диким голосом заорав “мама!”, выскочил из тулупа и валенок со скоростью двух чемпионов мира по бегу, босиком унесся вдаль, бросив на произвол судьбы и улов, и все свои рыбацкие снасти. Не ожидавший подобной прыти Румпель, в свою очередь, без оглядки рванул к кораблю. Сотня матросов и рыбаков, ставших свидетелями сей оказии, валились с ног от хохота. Не до смеха было только борцам, один из которых после схватки начал заикаться, а другой навсегда потерял интерес к этому виду спорта. Характер у Румпеля стал просто отвратительным. Появившаяся в нем злобная агрессивность по отношению к личному составу, привела его в конечном итоге на эшафот. Печально.

Служба медицинская, как и каторга сахалинская, медленно, но верно налаживалась. Уже пять кораблей из шести имели в составе своих экипажей медицинских специалистов со средним специальным образованием – фельдшеров. Уже получены были на корабли медикаменты согласно установленных норм снабжения. Уже коки и вестовые любого корабля охотно выполняли просьбы доктора о внеочередном изготовлении котлет. А это кое-что да значит. Однако до наведения порядка было еще ох, как далеко. Я четко усвоил простую флотскую истину: матрос должен быть здоров и сыт. В этом случае он сумеет тащить на себе огромную телегу своих воинских обязанностей. И если медицинская помощь постепенно налаживалась, то в вопросах организации питания на кораблях был “край непуганных дураков”, как любит выражаться психически неуравновешенный начальник штаба. Снабженцы созрели для генеральной порки. Не ведая грозы медицинского контроля, снабженческая мафия свила себе уютное гнездышко, добывая золотые самородки говядины и свинины прямо из матросских желудков, о чем свидетельствовали жиденькие супы и прожилки мясной тушенки в перловой каше, называемой на флоте “шрапнелью”. Контроль за питанием личного состава на кораблях осуществляется тремя способами или так называемыми методами. Органолептический метод позволяет оценить вкус, вид и запах пищи. Метод субъективный, хотя по всем трем параметрам качества к пище предъявляются определенные требования. Метод весовой. Объективный, но трудновыполнимый, т.к. требует ежедневной кропотливой работы и следовательских способностей: снабженцы ведь тоже не дремлют. Этот метод позволяет знать вес вложенного в котел и вес готовых блюд. Третий метод калориметрический. Самый точный и самый лучший метод. Во-первых, на него работают не корабельные врачи, а представители СЭО. Во-вторых, он позволяет узнать достоверно, какое количество белков, жиров и углеводов предназначено моряку для употребления и какое количество калорий содержит пищевой рацион. По одной порции готового первого, второго и третьего блюда группа товарищей, состоящая из представителей СЭО, медицинской службы корабля и общественности, упаковывает пробы в специальные банки, опечатывает последние, составляет “акт изъятия готовых блюд” и доставляет эти блюда в санитарно-эпидемиологический отряд. В течение недели специалисты колдуют над доставленными блюдами и выдают официальное, на бумаге оформленное заключение. Выводов по исследованию может быть четыре:

1. Все тип-топ, т.е. норма.

2. Все тип-топ, т.е. матросам пищи выдается на 10% больше, чем положено по нормам.

3. Все тип-топ, т.е. матросам выдается пищи на 1 – 10 % меньше, чем причитается.

4. Ай-ай-ай, снабженцы! Расхождение между количеством калорий, записанных снабженцами в меню-раскладке и количеством калорий, рассчитанных в лаборатории, составляет 11 и более процентов в сторону уменьшения за счет недовложения в котел X граммов белков, Y граммов жиров и Z граммов углеводов на одну флотскую душу. Это значит, что X граммов мяса и Y граммов масла ушло мимо котла. По Z – макароны, крупа – показатели обычно бывают в ажуре. Подводят X и Y.

Я, затратив определенное количество калорий на организацию сдачи обедов с кораблей на анализ в лабораторию СЭО, ждал результата. И дождался. Ни на одном корабле показатели не соответствовали нормам. И все “в сторону уменьшения”. От 30% (ЭМ “Вихревой”) до 57% (ЭМ “Бесшумный”). Вот это масштабы! А что вы хотите? Мафия!

По пятницам утром командиры кораблей собирались на совещание, именуемое “подведением итогов за неделю”. По очереди докладывали комбригу, что “замечаний нет”: металлолом сдан, рационализаторы и изобретатели пашут, воинская дисциплина на высоте. Затем представлялось “слово” флагманским специалистам в порядке тактических номеров. Каждый из них излагал суть основных проблем по роду своей специфической деятельности, вызывая возражения командиров кораблей и получая приказания командира бригады. Наконец, очередь “слова” подошла и флагдоку.

– Товарищ комбриг, – начал я. – То, что доложено вам командирами кораблей, мягко говоря, не соответствует действительности. Все они скрывают факты махрового воровства на кораблях.

Если бы в кают-компанию флагманского корабля, где проходило совещание офицеров, вдруг вбежала голая проститутка и отбила на столе джигу, то и в этом случае эффект был бы меньше, а реакция зала спокойнее, чем та, что была вызвана речью доктора. Хор возмущенных голосов оскорбившихся командиров мог заглушить рев толпы при виде убитого тореадором быка. Самым ласковым словом в мой адрес был “карась”. Все остальное на русский язык не переводимо. Наконец, шум иссяк.

– Объясните, доктор, – потребовал комбриг с ноткой угрозы в голосе.

– Пожалуйста. Представляю документы, подтверждающие мои слова, – показал я заполненные СЭО бланки анализов. – Например, у товарища Дмитриева в день проверки на сторону ушло 57% продуктов. Цифры недовложения продовольствия в котел по всем кораблям разные, но не радуют. В ближайшее время, товарищи командиры, исследование суточного рациона я проведу повторно. В случае обнаружения подобных безобразий, результаты исследования передам в прокуратуру. Закрутите хвосты своим снабженцам и вплотную займитесь питанием личного состава.

– Вам все ясно, товарищи командиры? – спросил комбриг и закрыл совещание.

Всем все было ясно. Корабельные снабженцы начали раскланиваться со мной на расстоянии сотни метров, в душе посылая меня к чертовой матери.