Мачты и трюмы Российского флота

Глава 51 МАВРИКИЙ

Наконец, подошли на рейд Порт-Луи. Внутренняя гавань была бы довольно тесной для советского гостя, поэтому бросили якорь на приличном расстоянии от берега. На внутреннем же рейде стояли французский фрегат, американский эсминец и японский сторожевик, а также “всякой твари по паре”, т.е. различного класса судов под флагами разных стран. В дальномер прекрасно просматривался экзотичный городок, холмы, поросшие тропическим лесом, и многочисленные “джонки”, снующие по лазурному зеркалу бухты. И снова командир с адмиралом (вернее, наоборот... адмирал с командиром) убыли в посольство (или консульство). Финансист уехал в банк за валютой. (В Мозамбике никто, кроме химика, валюту не тратил по причине отсутствия нужных товаров и дикой дороговизны). Знакомый же нам Серебряков приобрел деревянные маски – кустарные подделки заштатных мастеров, сумевших всучить военмору свои изделия под видом произведений искусства, да еще при этом убедить последнего в том, что “произведения вырезаны из натурального черного дерева”. Плакали потом заработанные химические денежки. Вместе с тремя детьми, ждущими папу из похода.

После напряженных дней перехода и выволочки, устроенной адмиралом крейсеру, моряки отдыхали. В салоне ККОС стучали бильярдные шары, костяшки домино и кости шешь-беша, раздавались возгласы “рыба”, “делай по...” и “вылазь”. Все ждали завтрашнего утра, когда можно будет сойти на берег и “пощупать” твердую землю ногами. Оркестр репетировал местный гимн и готовился к концерту. Некоторые, закрывшись в каютах, обсуждали проблемы мировой политики. Дух ленивого безделья витал на палубах. Однако, дежурная смена бдила и обеспечивала товарищей холодом (?), электричеством, водой и безопасностью. Кто-то ведь должен бдить!

День вставал жаркий с самого рассвета. После завтрака, накаленный солнцем и командиром, Найчик строил, пересчитывал и опять строил готовых на сход моряков, матеря бестолковость последних и свою собственную судьбу. Наконец, уже успевшие вспотеть советские гости Порт-Луи, погрузились в баркас и под мерное тарахтение , дизеля, плюющегося дымком, двинулись к городу. Проплывая мимо военных иностранных кораблей, “гости” с удивлением отметили, что на палубах, кроме вахтенных, никого нет. Никто не строится, не считает “пятерки”, не матерится, а вахтенные только с удивлением провожают проходящий вдоль борта советский баркас с советскими распаренными телами, упакованными в черное сукно.

Сразу же за воротами порта город встретил моряков криками “карефан”, “иди, иди”, “ручка”, “соска”... Видно было, что не впервой местной торговой мафии встречать состоятельных гостей с Евро-Азиатского континента. Узкие, засыпанные макулатурой улочки, веером разбегались в разные стороны. От обилия магазинов, лавок и лавочек в разные стороны разбегались глаза. “Здесь купишь все – от трактора до клизмы”, – вспомнился Темнов из “Березки”. Владельцы лавок бойко орали, предлагая разную мелочь и дрянь, уверяя при этом, что все сделано в Японии и США, не обижаясь на русское “пошел на хер!”

– О, на хер, на хер, – уважительно повторяли служители Меркурия, не понимая смысла русской просьбы, но вдвое сбавляя цены.

Моряки разбрелись по лавкам, нарушив строгое приказание держаться полным составом этих дурацких “пятерок”. Везде слышался чистый, с ирландским акцентом, английский язык. “Хау мач” (это значит, сколько стоит?) и “ноу”, т.е. “нет”. Законы бизнеса действовали и на коммунистические души. Волками смотрели только хуо-цяо – китайцы заграничного происхождения, задавая русским морякам один и тот же вопрос: “Зачем Афганистан оккупировали?” А это есть ни что иное, как провокация, о которой по возвращении на корабль надо поставить в известность “работника ОО по в/ч”.

Было заметно, что наши органы пропаганды и агитации хлеб свой едят “на шару “, тщетно пытаясь доказать всему миру торжество идей миролюбивой внешней политики.

Накупив подарков жене и дочке, а также сестричкам, родителям и мужьям сестричек (бритвы “жиллет”, японские зонтики и китайские авторучки, все – копейки), я готов был следовать на корабль, как и положено, в составе своей пятерки. Созрели для такого же маневра и остальные моряки. (“Течет соленый пот рекой по ляжкам б..., по жопам б..., по рожам.” Опять Темнов). Солнце палило нещадно, затуманивая разум и заставляя крепким словом поминать бездельников из НИИ формы одежды МО СССР.

У входа в порт, в ожидании баркаса, офицеры выпили по бутылке холодного пива (семь рупий – семьсот граммов), слегка охладив внутренности и еще более (если это возможно вообще) смочив штаны и рубашки. Матросы на свои скудные рупии даже эту мелочь себе позволить не могли, в чем нашла наглядное подтверждение забота КПСС и советского правительства о ВС СССР.

На крейсере прибывших с берега встречала корабельная таможенная комиссия, стоящая на страже чистоты идеалов и нравственности советского человека: не дай бог, кто-либо принесет в экипаж порнографическую открытку, тем самым вылив ушат воды на мельницу капитализма! Но, как оказалось, никто из экипажа, проявив сознательность, воду на мельницу не лил.

В дальномер было хорошо видно, как на закате дня, накинув на себя легкие рубашки и белые шорты, экипажи загнивающих капиталистических кораблей сходили на берег. Поодиночке, парами и целыми группами (явное нарушение порядка) и возвращались утром довольные и пьяные, не боясь быть заслушанными на партбюро.

В положенный час в главупр ушла телеграмма: “Американские моряки отметили свой визит в Порт-Луи дебошами и повальным пьянством. Замечаний по личному составу крейсера – нет”.

Не видел. Заму видней. Он сидит выше. И еще выше забраться хочет.

Официальный прием, устроенный губернатором острова, посетили представители военно-морских флотов СССР, США, Франции и Японии. Представитель ВМС США преподнес в подарок острову чек на два миллиона долларов и на приеме сел рядом с губернатором. Представитель ВМФ СССР – великолепно исполненный из плексиглаза макет крейсера “А. Суворов” и сел в задних рядах. На фотографии это было очень хорошо видно. Что поделаешь? Волчьи законы и звериный оскал капитализма.

Визит подошел к концу. Однообразие развлечений (сход – лавки – маечки – домино – дикая жара – сто граммов на сон грядущий) надоело хуже политзанятий. Театры, рестораны и даже кино – не по карману. В этом великий смысл: воспитывается любовь к родному кораблю и морю, т.к. на берегу все равно нечего делать, а безделье-утомительно. Моряки ждали выхода в море с нетерпением, как голые Дон-Жуаны ждут своих пассий, долго задерживающихся в туалетной комнате. Чоп, истомленный жарой, интереса к загранице вообще не проявил: равнодушно спал в каюте командира машинной группы, показывая язык всему миру капитала.

Покинув шумный, знойный городок, а вернее рейд его, крейсер повелением старшего морского начальника отправился к благодатным берегам острова Сокотра, где температура воздуха 20-30 градусов, температура воды – 25-26 градусов. Это значит, можно дать отдохнуть системе терморегуляции, коже, покрытой обильной россыпью потницы, и другими гнойничковыми прыщами, и нервам, регулирующим взаимосвязь всех уставших органов и систем.

В медицинской службе все шло по плану. На момент, описанный нами, было сделано около шестидесяти полостных операций, не считая всякую мелочь типа фурункула, панариция и мелких травм.

Во время посещения иностранных портов на корабле не было вспышек инфекционных болезней, что говорило о хорошо поставленной санитарно-гигиенической и эпидемиологической работе. Материалы 26 съезда законспектированы у ста процентов личного состава. Политико-воспитательная работа проводится всеми категориями начальников в соответствии с требованиями руководящих документов. Ажур.

Матрос Князев пришел на корабль полгода назад, как мы помним. Трудолюбивый крестьянский парень сразу же завоевал авторитет тем, что без возражений брался за любую работу и с непосредственностью младенца, дитяти природы, задавал начальству в моем лице такие вопросы, и сам давал на них такие ответы, что большой зам, услышав и то, и другое, должен бы был представить меня к увольнению в запас, как никудышнего воспитателя. Кроме того, Князев выполнял любое приказание беспрекословно, в срок, но не точно. В любую работу, порученную ему, он вносил свои коррективы, руководствуясь своим крестьянским умом, а не морской практикой. В результате достигал обратного эффекта, но при этом не понимал, за что старшина ругает его, а Иванов на ежесуточном подведении итогов БП и ПП ставит ему “двойку”. Никакие меры дисциплинарного или воспитательного характера не могли убедить крестьянскую натуру, что трубопроводы забортной воды надо маркировать синим кольцом по периметру, а паропроводы – красным. И если подобное непонимание и упрямство в начале службы можно было списать на деревенскую простоту, то через месяц-другой я стал замечать, что поведение молодого военмора есть ни что иное, как роль, которую взялся играть этот хитрый “карась”, зарабатывая в среде одногодков определенный авторитет. Явление не столь уж редкое на флоте.

Надо сказать еще, что Князев, придя на корабль, сразу же увлекся боксом. Никогда ранее не надевавший перчаток, “боксер”, попавший под руководство таких же боксеров, только старших по сроку службы, за год упорных тренировок накачал бицепсы и научился молотить кулаками, совершенно не имея понятия о боксе, как таковом.

Военная педагогика – самый не изученный и самый сложный раздел педагогической науки. Она допускает такие приемы воспитания, применив которые в общеобразовательной средней школе, директор по ходатайству районо вылетел бы в пастухи в двадцать четыре часа.

На очередном “разборе полетов” я, обращаясь к Князеву, сказал:

– Сегодня вы опять отличились и получаете “двойку”. Опять вы в целях экономии, что само по себе годиться в крестьянском хозяйстве, сделали уколы двум больным одним шприцем, сменив лишь иголки, что является вопиющим нарушением медицинских правил, о чем вы хорошо информированы. Двойки, выговоры и наряды на вас не действуют, хотя, кажется, огорчают. Я предлагаю вам, Князев, учитывая ваши боксерские навыки, честный бой. Если побьете вы меня, я признаю, что все “двойки и выговоры” были случайны, и присвою вам звание старшины второй статьи. Через командира, конечно. Если я вас побью, то будем считать это мерой воспитательного воздействия наравне со строгим выговором. Я не боксер, но ставлю два условия: ниже пояса не бить и бой вести без всяких раундов до полной победы над противником. Согласны?

Будучи абсолютно уверенным в себе и своих силах, горя желанием официально поколотить начальника, Князев сразу же согласился. Моряки весело галдели, убирая из помещения амбулатории стол, баночки и другую мебель: ринг должен быть свободен. Князев принес две пары перчаток: одну надел сам, другую отдал начальнику. Лично проверил правильность шнуровки, посыпая при этом свои манипуляции горохом специфических боксерских терминов: “хук”, “прямой”, “аперкот” или еще черт знает каких.

Наконец, все было готово, и терапевт возвестил о начале поединка, ударив шпателем в “кружку Эсмарха”. (Применяется для Постановки сифонных клизм). Князев ринулся вперед. Я же ушел в глухую защиту и принимал на перчатки град бешено сыплющихся ударов, не делая ни малейшей попытки атаковать. Минут через пять удары стали реже, дыхание атакующего чаще. Еще через пять минут Князев выдохся полностью. Руки его опустились, открыв для ударов лицо и бицепсы. Я нанес два сильных удара по бицепсам противника, тем самым парализовав его руки, лишив возможности даже закрыться. И пошел в наступление. (Может, в боксе это называется иначе). Через минуту Князев упал на железную палубу и, спасаясь от ударов, пополз под кушетку. Зрители неистовствовали. Обессиливший, я упал в кресло. Князев, выбравшись из-под кушетки, так и не понял, почему вдруг оказался битым.

– Запомните, Князев, отныне вы будете биты моими руками каждый раз, если откажетесь работать головой. Надеюсь, вы не в претензии?

С этого дня матрос Князев стал образцом, о чем свидетельствовало звание старшины второй статьи, к которому он был представлен месяц спустя после “боя”.