Мачты и трюмы Российского флота

Глава 31 ПОЛИТБОЙЦЫ

Дни проходили, слетая листками календаря с письменного стола в урну для мусора. Накал организационных страстей в медицинской службе постепенно превращался в повседневный четкий ритм обычной работы хорошо отлаженного воинского подразделения. Личный состав медицинской службы проникся доверием к своему порывистому начальнику, начальник, в свою очередь, мог быть уверен в своих подчиненных. Экипаж корабля уверовал в своих молодых энергичных эскулапов, и в часы амбулаторного приема в медотсеке постоянно толпились моряки. Лечение и профилактика были поставлены на промышленную основу. Оборудование медотсека было завершено. Флотский снабженец посылал в мой адрес громы и молнии и проставлял цифири в графе “назначено к отпуску”, сопровождая свою бюрократическую канитель криками “караул!” и “грабят!”. Однако, покосившись на грозную генеральскую резолюцию, уступал. В результате, на крейсере имелось облепиховое масло, женьшень и многие другие “дефициты”, что давало возможность проводить лечение по последнему слову медицинской науки. На медицинскую службу обрушился поток поощрений командования. Особенно горячим поклонником перемен, происходящих в медслужбе и на корабле, был заместитель командира по политической части, капитан второго ранга Купреенко. На каждом совещании он ставил в пример самоотверженный труд врачей, находя среди командных слов такие обороты и словосочетания, что даже Пушкин им мог бы позавидовать.

Однажды утром я зашел неожиданно в лабораторию и увидел, что матрос Дегтяников сосредоточенно вращал регулировочные винты микроскопа “Биолам”, исследуя “мазок”, взятый подпольным образом у кого-то из членов экипажа. Несмотря на то, что Дегтяников был наиболее грамотным фельдшером и имел моральное право на проведение данного исследования, все же он обязан был доложить врачу о столь неординарном заболевании. Флот, как известно, укомплектован молодыми парнями, что неизбежно влечет за собой ситуации, называемые в среде моряков “вляпаться”. Ничего позорного в этом нет. Любая венерическая болезнь – все же только болезнь, не более. И это понимает любой врач. Однако, командование и политические органы расценивают “насморки” половой сферы пышущего здоровьем молодого мужика, как крайнюю степень морального падения, хотя в биографии многих из них самих случаи “намотания на винт” имеют место.

– Дегтяников, – обратился я к растерявшемуся моряку, – чей капитал у вас под мелкоскопом?

– Старшего лейтенанта Шевельного (фамилия изменена из соображения врачебной тайны), товарищ лейтенант.

– Почему об этом не знаю я?

Я сел на место Дегтяникова, отрегулировал зеркалом поток света, поднял конденсор и заглянул в окуляр. То, что я увидел, в микробиологии называется диплококками Нейссера и трихомонадами. На флоте же подобное сочетание микроорганизмов именуется более поэтично – “букет”.

– Черт возьми! “Самый принципиальный коммунист крейсера”, призывающий всех к чистому облику партийца, ежедневно заклад... докладывающий по команде о любом случае грехопадения сослуживцев... Вот это да!

Медицинские циркуляры требуют проводить лечение венерических заболеваний в стационарах госпиталей. В обязательном порядке. Но ведь с библейских времен известно, что запретный плод всегда сладок. Поэтому в действительности, статистические данные по этому разделу заболеваемости не соответствуют тем, что любовно занесены в таблицу главным “кожевенным” врачом флота. Зато он имеет возможность красиво и с полной уверенностью в своей правоте вещать с трибуны: “В результате целенаправленной санитарнопросветительной работы, венерическая заболеваемость на флоте в текущем году снизилась на три процента по сравнению с аналогичным периодом прошлого года”. Бурные продолжительные аплодисменты и грамота венерологу. В действительности, повторяем, подобные болезни лечатся врачами частей, так как врачебный гуманизм никогда не позволит бросить своего “корефана” под танк служебных неприятностей. Статистика держится на военнослужащих срочной службы, которым “все равно ничего не будет” и тех офицерах и мичманах, которые в перерывах между боями побывали дома, и которым “все равно деваться некуда”. Проводя подпольное лечение товарищей по оружию, врачи частей рискуют, так как “насморки” не столь безобидное заболевание, часто трудно поддающееся лечению и приводящее к различным тяжелым осложнениям. Но – кто не рискует, тот не пьет шампанское... коньяки и марочные вина. Это единственная ситуация в корабельном звене отечественной медицины, когда степень риска компенсируется материально (не деньгами и не подарками, конечно) в пропорциональном соотношении. Плюс преданность сослуживцев.

Вспомнив просьбу товарища-артиллериста о желательном изгнании “принципиального” с корабля, органически ненавидевший всех “шестерок”, дающих “информацию снизу” о своих товарищах, я, захватив с собой “вещдок” в виде мазка, утром отправился к главному венерологу флота. Командование корабля “снизу” информировано о данном случае не было. И не только из соображений врачебной этики.

Полковник Грибов встретил хмурого коллегу радостным приветствием:

– Здорово, лейтенант! Что, сам винты повредил?

Я, коротко изложив самую суть, сказал:

– Товарищ полковник! Наш корабль через две недели уходит в длительный автономный поход. Шевельного, по изложенным выше причинам, я лечить, просто не хочу. Да и при возможных осложнениях рисковать жизнью больного в условиях “автономки” не стоит. Хотя, признаюсь вам честно, будь на месте Шевельного другой человек, я бы рискнул.

– Хорошо излагаешь, коллега! Честно. Я тебе и твоим товарищам помогу. Мне самому, “шестерки” измотали клубок нервов за годы службы. Оставь мазок и медкнижку мне, и можешь идти. Сам не пролети!

– Спасибо, товарищ полковник, постараюсь!

После обеда в каюте большого зама раздался телефонный звонок с указанием снять Шевельного с довольствия и отправить на стационарное лечение в кожное отделение главного госпиталя. Ориентировочный срок лечения – месяц. В случае выхода корабля в море раньше, чем будет закончено лечение больного, возбудить ходатайство перед управлением кадров о замене офицера. Последнего направить в распоряжение УК ТОФ.

“Большой зам” немедленно вызвал меня к себе.

– Петр Иванович, вы не знаете, что случилось с Шевельным? Почему его отправляют в госпиталь?

– Знаю, товарищ капитан второго ранга, но сказать не могу. Если это сочтут возможным высшие этажи медицинских властей, они поставят вас в известность.

Возмущению “большого” не было предела. Узнать! Доложить! Лечить! Молчать! Кругом! Бегом!.. Однако, добиться чего-либо от лейтенанта не удалось.

Шевельной был снят с должности и отправлен в распоряжение УК ТОФ (не по причине болезни, а токмо из-за ограниченного лимита времени). Вместо него на корабль пришел другой политработник – Игорь Виславский. Поток поощрений командования, изливаемый на медицинскую службу иссяк. Перемены, происходящие в медицинской службе, начали срывать ход плановой подготовки корабля к выходу в море. На совещаниях эпитеты и словосочетания в адрес медицинской службы поменяли свою окраску на противоположную. Артиллеристы многозначительно улыбались, ласково здороваясь с начмедом.