Мачты и трюмы Российского флота

Глава 33 СТАРПОМ ДМИТРИЕВ

Корабль готовился к приему гостей. По решению политического управления крейсер с неофициальным, но дружеским визитом должны были посетить работники Гостелерадио. Притом, не простые корреспонденты и операторы, сгибаемые тяжестью оптики, а сами председатели телерадиокомитетов всех союзных республик. Вместе с ними – дикторы центрального телевидения. А среди последних – Светлана Жильцова. На крейсере моряки, перепутав важность, значение и ранги персон, говорили:

– Нас посетит Светлана Жильцова с группой товарищей, помогающих ей делать передачу.

Что поделать? У моряков всегда на первом месте – женщина, а потом уж ранги, хотя любой корабельный лейтенант все же важнее. Командирский кок в “мыле” курсировал между “провизионкой” и камбузом, гремел тонким стеклом фужеров и тяжелым фарфором с клеймом ВМФ. Изготовление коктейлей “а-ля шило” с растворимым кофе приняло массовый характер, т.к. в салон могли быть приглашены только высокопоставленные персоны, а вкусить праздника хотелось всем. В том и состоит суть воинской службы, что радость, горе и труд делятся на всех поровну.

На высоте морального и политического подъема экипажа, в одно из солнечных июльских воскресений, на крейсер по трапу взошли уважаемые гости. Никогда не смущающиеся вниманием миллионной аудитории телезрителей, здесь гости застенчиво переминались с ноги на ногу, скромно задавали вопросы о назначении той или иной “железяки”, охали, слушая пояснения командира о мощи корабельных орудий. И “ахать” было чему. Даже офицеры, досконально знающие возможности своих пушек, готовы были к тому же. Командир умел подать товар лицом.

Галантные, лоснящиеся с ног до головы кавалеры из системы радио– и телевещания, мило предлагали дамам пройти вперед по крутым корабельным трапам. Подтянутые офицеры тут же вносили коррективы в общепринятые правила хорошего тона и проходили вперед сами. Откуда же знать сановным “председателям”, что, следуя по трапу в кильватер женщине, вежливый товарищ может созерцать то, что глубоко скрыто под платьем. А это уже невежливо.

После взаимных выступлений-рассказов об особенностях и трудностях своей работы и общей фотографии на память, наиболее важные “председатели”, прихватив женщин, отправились в салон. Остальные, отыскав своих земляков, разбрелись по каютам. Ко мне, белорусу, в каюту зашел председатель Гостелерадио БССР, после того, как отдал дань уважения заместителю по политической части. Поговорили о том, о сем на “белорусской мове”. Общих знакомых не нашлось.

Вдруг председатель предложил:

– Хотите, доктор, я передам радио-музыкальный привет от вас вашим родным?

– Это великолепная мысль! Спасибо!

Я написал адреса и фамилии родителей, сестер, жены и дочки, отдал их “председателю” с просьбой передать песню “Заветный камень” в исполнении Леонида Утесова.

Встреча гостей прошла в теплой дружественной обстановке. Родители мои, слушая привет от сына, проливали слезы в бессилии своем улететь к нему на Дальний Восток, на крейсер, в каюту № 26. Большое спасибо председателю.

Крейсер стоял на тридцать третьем причале в ожидании приказа о выходе в длительный автономный поход. Цистерны залиты водой для мытья и питья. Мазута запас полный. Вода для котлов под завязку. Провизионные кладовые “забиты” до отказа. Экипаж укомплектован на сто процентов. Готовность проверена десятками комиссий, “проверяющих” в индивидуальном порядке и по собственной инициативе. Ход проверок и их результаты занесены в “Журналы боевой подготовки”, акты и предписания, замечания устранены или ловко замаскированы. Диагноз: “Корабль к выходу в море готов”. Можно расслабиться.

На крейсер прибыли офицеры штаба эскадры, в распоряжение которой с момента подписания приказа на выход, поступала мощная боевая единица со всеми потрохами.

“И никуда, никуда нам не деться от этого “...начальства. Среди прибывших находился и медицинский флагман – майор Данилов. Только, что закончил командный факультет Военно-Медицинской Академии. Тридцать пять лет, невысокого роста, округлые формы “военно-морской груди” плотно обтянуты кителем. В должности флагмана впервые. Практического опыта работы нет. Важностью и апломбом залит по самые ноздри, только ступив на палубу крейсера, потребовал к себе начальника медицинской службы. Я прибыл. Представился.

– Моя голубоглазая радость, – начал свою речь Флагман, – я надеюсь, что отдельная каюта для меня уже приготовлена? Об этом и говорить не стоит, моя голубоглазая радость. Медслужба, естественно, тоже готова. Экипаж здоров. Это все, что пока нужно, моя голубоглазая радость. Проводите меня в каюту и отнесите вещи. Знакомиться будем позже. У меня все, моя голубоглазая радость.

— Товарищ майор, вряд ли я могу порадовать вас, так как медицинская служба хотя и готова к походу, однако, каюта вам еще не подготовлена. За вещами вашими пришлем дежурного по амбулатории Пока приготовят каюту вам, прошу быть гостем. Могу предложить кофе, чай или обед, если вы вдруг голодны. Я вам представился. Фамилия моя – Иванов, звание – лейтенант медицинской службы, зовут Петр Иванович. Любая форма обращения ко мне из трех, мной предложенных, меня удовлетворит. “Голубоглазую радость” с повестки дня прошу снять.

И это в присутствии начальника штаба и офицеров эскадры! Нехорошо. Майор, подхватив чемодан, рысью двинулся за лейтенантом под ехидный смешок офицеров.

В каюте начмеда, обдумав на ходу дальнейшую линию своего поведения, флагман вместо кофе потребовал к себе медицинские книжки командного состава крейсера. (Слишком поспешно, слишком прозрачно).

По ГКС я отдал дежурному по амбулатории распоряжение о подготовке каюты для начальника и велел принести в каюту к себе требуемые медицинские книжки. Сосредоточенно пролистав их, он увидел, что все положенные виды обследования командованием корабля выполнены. По заключению ВВК все офицеры годны к службе в плавсоставе ВМФ: и командир, и зам, и старший помощник. И вдруг флагман сделал стойку:

– Это что такое? У вас старший помощник болеет гипертонией! А вы докладываете, что все здоровы. С такой болезнью в море идти он не может! Что за бардак у вас в медслужбе? Сейчас же уберите старпома с корабля!

– Товарищ майор! Кричать я тоже умею. Состояние здоровья старшего помощника я знаю. С гипертонией первой степени в море он ходить может. К тому же имеется заключение ВВК.

– Моя голубоглазая радость, когда вы еще под стол пешком ходили, на нас уже кителя шили. Не надо писать против ветра. Опасно. Мы на военной службе. Старпом будет списан с корабля, а вы получите свой выговор.

Спокойно взяв микрофон, я спросил:

– Кузиев! Я долго буду ждать доклада о готовности каюты начальнику? Ускорьте процесс и проводите гостя, он устал.

Слабая попытка взять верх. Но... выше задницы не прыгнешь.

Доклад о заболевании, препятствующем старпому выходить в море, был произведен. Машина закрутилась. И уже к вечеру старший помощник, капитан третьего ранга Пшеничный знал, что с крейсером, которому отдано столько здоровья и сил, придется расстаться. Судьба военмора делала резкий поворот, больно ударяя при этом сапогами по ... ниже пояса. На карьере офицера был поставлен жирный и красный медицинский крест. И вряд ли кто-нибудь узнает, что судьба человека бала решена чемоданом, вовремя не отнесенным в каюту.

Вечером, после вечерней поверки, командиры боевых частей устроили “отвальную” своему старшему помощнику. Хирург, заглянувший в каюту, понял, что для решения служебных вопросов он выбрал не самое удачное время: начальник медицинской службы сервировал стол.

B праздничном приказе командующего о присвоении очередных воинских званий, приуроченном к дню Военно-Морского Флота, лейтенанту Иванову было присвоено очередное звание – старший лейтенант медицинской службы. Командиры боевых частей отпраздновали это событие в дружном флотском коллективе.

А через сутки я получил ордер на комнату в двухкомнатной квартире. Метраж – семнадцать квадратов плюс балкон. И хотя дом еще достроен не был, новоиспеченный хозяин торжественно зарегистрировал ордер в домоуправлении и получил расчетную книжку под номером.

Жизнь – великолепная штука.

Понедельник. Суеверные в душе моряки в этот день в море стараются не выходить, находя в свое оправдание тысячу объективных и одну субъективную причину. Однако, с приказами шутки плохи. Командующему в море не выходить, поэтому сроки выхода он назначает, не считаясь с суевериями. Так и вышло на этот раз. В воскресенье офицеры весело прбстились с семьями. Наказали женам “вести себя прилично”, детям – слушаться маму и учиться хорошо. В 7.00 в понедельник заняли места на своих командных пунктах. Слегка хмельные от ласк остающихся на берегу жен и от предчувствия каверз океанских стихий, офицеры, как эхо, повторили команду, поданную командиром:” Корабль к бою и походу приготовить!” С глухим стуком броня дверей, люков и иллюминаторов сократила мир до размеров командных пунктов и боевых постов, отрезав своих сыновей от жизни своей страны. Родина прощально помахала вслед уходящим... Ничем не помахала, т.к. дата выхода корабля в поход держится в секрете, хотя в гарнизонах женщины знают о ней даже раньше самих уходящих.

Оторвавшись от причала, крейсер медленно двинулся к выходу из бухты “Золотой Рог” и ... застопорил ход на внешнем рейде. Причин задержки выхода на корабле никто никогда не знает, так как приказание остановиться поступает обычно без уточнения причин. И экипаж в подобной ситуации находится в положении пассажиров остановившегося в чистом поле поезда. Рождается миллион слухов и версий. От самых “простейших” до сложнополитических – “умер глава государства, ожидается изменение курса”. Притом достоверность всех известна из самых компетентных источников. На поверку же все бывает иначе и проще, как и оказалось на сей раз. Через сутки нетерпеливого ожидания, экипажу было “доведено до сведения”, что по курсу предполагаемого перехода коварный тайфун “Бетси” развил буйную деятельность, что создает целый ряд навигационных опасностей для плавания даже такого гиганта, как крейсер. Мелкие морские трудяги были загнаны в норы. Спокойно отсиживаясь в тепле, они сочувственно пыхтели паром своих маломощных котлов, беспокоясь о судьбе своих собратьев, волею судьбы испытывающих удары “Бетси” в открытом море, уповая на милость Нептуна и мастерство своих командиров. Прочность конструкции в данной ситуации тоже не последнее дело.

Потоки дождя, расшвыриваемые ураганными порывами ветра, хлестали по крейсеру и Владивостоку. Жены моряков возносили молитвы Нептуну и всему коллективу обитателей Парнаса о ниспослании удачи своим кормильцам. “Кормильцы” же, если говорить об экипаже крейсера, с тоской глядели на берег, где в трудную минуту, оставленные в одиночестве, штормовали их семейства. Моральный климат в коллективе штормовал вместе с "Бетси”. Сведения о том, что “в городе остановилось движение, два трамвая, смытых с Ленинской улицы, унесло в Амурский залив, есть разрушения”, неизвестно откуда взявшиеся, и, естественно, ничего общего не имеющие с действительностью, портили сон и аппетит. Вынужденное безделье, если так можно назвать систему мероприятий, проводимых на корабле при объявлении штормовой готовности, натягивало нервы, как якорь-цепи, удерживающие крейсер в заданной точке акватории. Финансисты, защищенные прочными стенами официальных зданий и нежно ласкающие взорами бронированные дверцы несгораемых сейфов, тайфуны в расчет не принимают, выводя в ведомостях на получение моряками “денежного довольствия” свои “сальдо” и “бульдо". Загнать бы их упитанные телеса под палки “Бетси”! Хотя бы один-единственный раз! Или сунуть туда же министерских чинуш, утверждающих расценки на оплату труда моряков! Ну да ладно! Черт с ними! Пусть греют свой геморрой в тепле уютных канцелярий. Жаль, что материться нельзя на страницах печатных изданий. Компенсируем это ограничение достаточным количеством теплых слов, раздающихся в адрес финбюрократов в клетушках корабельных кают. Читатель их не услышит.

Понедельник, воздвигнувший “Бетси” на пути крейсера, сменился пятницей, выдавшей “добро” на выход из Золотого Рога. Четверо суток накалявшаяся буйная кровь в артериях и венах корабля, всей силой своей надавила на лопасти винтов и вспенила, наконец, соленую воду взбаламученных штормом морских глубин. Приободренный затишьем в природе и движением корабля старший помощник Дмитриев, временно приступивший к исполнению должностных обязанностей, собрал офицеров на совещание. При отсутствии знаний устройства корабля и крейсерской организации (т.к. раньше он служил только на эсминцах), новый руководитель-единоначальник избрал свой тернистый путь завоевания авторитета в коллективе офицеров. Мастерски владея казенно-бюрократически-командным языком, старпом начал с воспоминаний – о деяниях великих флотоводцев прошлого, победах русского оружия на суше и на море. Основной упор сделал на человеколюбии знаменитых военачальников, проявляемом последними в отношениях к своим подчиненным. Проведя, таким образом, историческую параллель между А.В.Суворовым и собой лично, всей тяжестью авторитета Генералиссимуса старпом обрушился на помощника командира по снабжению, капитана третьего ранга Крепкого и начальника службы “М” старшего лейтенанта Иванова, не желающих должным образом наладить питание офицеров в кают-компании. Всей силой того же авторитета старпом подчеркнул, что на двух вышеназванных бездельников, наконец-то, найдется управа в лице страстного поклонника и последователя военных гениев – старшего помощника командира, беззаветно преданного интересам офицерских желудков. В лице СПК военморы отныне обретали отца-заступника.

Два назначенных козла отпущения скорбно склонили свои рога к ногам обласканных начальником товарищей. Третьим козлом, брошенным к пьедесталу, оказался заведующий столом военный дирижер Михайлов, оказавшийся вдруг совершенно неспособным к руководству работой вестовых. Жалкие попытки последнего проблеять что-либо в свое оправдание, закончились выговором с оригинальной формулировкой “за бездушное отношение к офицерскому составу”. Отныне надо было понимать, что отношение к офицерам будет “душным” или “душевным”. Недостаточно точно и ясно истолковав смысл пламенных речей “отца-заступника”, офицеры поняли, что корень слова “душевный” происходит от глагола “душить”, а не от существительного “душа”. Вот уж эта всеобщая бестолковость людей с высшим образованием!

В корабельном уставе ВМФ записано: “Первенствующим лицом в кают-компании является старший помощник командира корабля, а в его отсутствие – старший из присутствующих в ней. ...

Офицеры обязаны иметь общий стол в кают-компании, заведующего столом они выбирают из своей среды... По истечении трех месяцев заведующий столом имеет право отказаться от своих обязанностей. В случае недовольства офицеров заведующий столом, последний может быть переизбран в любое время. Заведующий столом в своей работе руководствуется указаниями старшего помощника командира корабля. Он несет ответственность за состояние инвентаря кают-компании и руководит работой вестовых. В соответствии с решением собрания офицеров о выделении денежных средств на улучшение питания в кают-компании (приобретение фруктов, свежих овощей и т.п.) заведующий столом организует закупку продуктов и приготовление пищи”. Зачитав офицерам статьи корабельного устава, старший помощник предложил перейти к выборам заведующего столом, с обязанностями которого не справлялся, по его мнению, военный дирижер Михайлов. Однако, коллектив офицеров придерживался мнения собственного, утверждая единогласно, что Михайлов – лучший “заведующий” на флоте, в мире и во Вселенной. Подобное утверждение никогда не имеет под собой реальной почвы и продиктовано совершенно другой причиной: перевыборы “зав. столом” чреваты избранием на этот почетный пост любого из недовольных. Кому же охота взваливать лишний почет на свой собственный загривок? Это прекрасно сознавал революционер в области каюткомпанейских дел – старший помощник. Накалившиеся страсти мгновенно были погашены тем, что старпом отдал на заклание собрания офицеров мою кандидатуру. Сразу же Михайлов был признан никуда не годным заведующим, а я – способным и даже талантливым организатором питания. Док и был единогласно избран собранием офицеров на должность зава, несмотря на протестующие вопли избираемого. Каждый из избирателей отныне на три месяца был застрахован от руководящих указаний старшего помощника.

Как и положено, для законного оформления бумаг по передаче дел и обязанностей заведующего столом была избрана счетно-мандатная комиссия, в обязанности которой входила единственная задача – поставить свои подписи на акте, написанном сдающим и принимающим дела, даже если в этой формальной бумаге будет перепечатана глава из романа Достоевского “Идиот”. Все равно этот “акт” никто читать не будет.

Денежные суммы кают-компании офицеров складываются из двух так называемых фондов – буфетного фонда и расходных средств. Каждый приходящий на корабль офицер вносит пять рублей в “фонд Ауфета ”. На эти деньги заведующий столом покупает сигареты, мелкую канцелярщину и зубную пасту. По мере необходимости офицеры закупают неприхотливые предметы сервиса, именующиеся в буфете, за их полную стоимость. К окончанию распродажи т.н. буфетный фонд снова восстанавливается. И заведующий закупает новую партию товара на распродажу. Замкнутый цикл. Офицеры, уходя с корабля к новому месту службы, никогда не забирают из буфета свою законную пятерку. Простой арифметический подсчет показывает, что за двадцать пять лет существования корабля, сменившего свой офицерский коллектив раз десять, в буфете должна скопиться сумма никак не меньше трех-пяти тысяч. Однако, математические выкладки хороши только при вычислении данных стрельбы. В делах буфета арифметика бессильна: сумма средств фонда, деленная на 5, всегда точно соответствует количеству офицеров, проходящих службу на корабле в момент проведения ревизии.

Фонд расходных средств складывается из пятерок, ежемесячно вносимых в него офицерами в день получки. Эти пятерки расходуются на приобретение свежей петрушки и укропа. Осенне-зимне-весенние месяцы, когда петрушка на рынках отсутствует, и летние месяцы, когда корабли ведут напряженную боевую учебу в море, дают богатую почву для фантазий зав. столом в области улучшения питания офицеров. Однако, зав на то и поставлен, чтобы умело расходовать любые суммы даже в условиях жестокого дефицита укропа. Поэтому, в актах о передаче дел и делишек одного зава другому всегда тишь и благодать. Точность отчетных цифирей безукоризненна, и положенные деньги всегда в наличии. Молодцы!

Итак, оформив положенный акт и получив положенные подписи комиссии, закрыв в сейф жалкие остатки наличествующих сумм, я приступил к исполнению своих обязанностей заведующего. Однако, деньги оставались нетронутыми, питание офицеров не разнообразилось, вестовые по-прежнему спали в рабочее время, задраив буфет на ключ и бросив на палубу флотскую универсальную суконную шинель, используемую в данном случае вместо матраса. Это давало повод старшему помощнику два раза в неделю объявлять мне взыскание “ за бездушное отношение к офицерскому составу” и “за халатное исполнение обязанностей заведующего столом.” Карточка взысканий и поощрений начальника медицинской службы заполнялась катастрофически быстро, притом в разделе “взыскания”. Взыскания, налагаемые на военнослужащего, имеют своей целью оказать воспитательное воздействие на личность провинившегося, однако, чаще всего, вызывают противоположный эффект. Десятикратно наказанный выговором подчиненный приходит к заключению, что “получка все равно осталась в неприкосновенности”, и что “старпом далеко не Ушинский”. Основы военной педагогики и психологии изучать нужно не в училищной программе, забываемой начисто с приходом на корабли, а при назначении офицера на должность старшего помощника, да и любую другую, связанную с управлением личным составом.

Доведенный до точки кипения постоянно повторяющимися сценами публичной порки, я начал искать защиты у своих товарищей, командиров боевых частей. В результате старший помощник с удивлением стал замечать, что его приказания – независимо от того, кому они отдавались, – выполняются беспрекословно, но не в срок. К тому же – не точно. Каждый выговор, занесенный в служебную карточку эскулапа, оборачивался для старпома разносом в командирской каюте за неумение и неспособность его организовать должным образом службу на корабле. Не в состоянии уловить взаимосвязь явлений, бледнолицый брат-старпом с упорством обреченного продолжал ежедневно наступать на одни и те же грабли, превращаясь в предмет постоянных шуток в каютах офицеров. По крейсеру ходил анекдот. Один из офицеров, хвастаясь перед товарищами своей твердолобостью, ежедневно демонстрировал следующий фокус для любопытных. Взяв гвоздь и приставив его к переборке, он одним ударом головы вгонял гвоздь по самую шляпку в металл, что вызывало восторженное одобрение окружающих. Но однажды фокус не удался. Фокусник, приставив к переборке гвоздь, нанес знаменитый удар. Гвоздь погнулся, но в переборку не полез. Секрет неудачи объяснялся просто: с обратной стороны переборки, приставив к ней свой лоб, внимательно подслушивал разговоры собравшихся старший помощник командира.

Услужливые “товарищи” данный анекдот довели до сведения старшего помощника, что вызвало новый виток наказаний вступившего в негласную борьбу с начальником корабельного министра здравоохранения. Разорвать сей порочный круг могло лишь стихийное бедствие, которым в воинском коллективе является групповое неповиновение воле начальника. После очередного выговора, записанного в мою служебную карточку, я прибыл в каюту старшего помощника.

– Я не вызывал вас, а слушать ваши бредни не намерен за неимением времени, – вежливо, как того требует дисциплинарный устав, встретил визитера старший помощник.

– Несмотря на это, товарищ капитан третьего ранга, вам все равно придется меня выслушать, т.к. я прибыл и буду говорить от имени командиров боевых частей. Наш коллектив, обсудив сложившуюся ситуацию, решил отныне все ваши приказания игнорировать до тех пор, пока вы публично не уничтожите мою карточку взысканий и поощрений, – спокойно заявил доктор. – Ваши потуги изломать крейсерскую организацию, уподобив корабль эскадренному миноносцу, ни к чему не приведут. Вотум недоверия заявить вам меня уполномочили офицеры. В случае несогласия с нашими условиями, конфликт станет достоянием командира. Придется проводить официальное расследование, что повлечет за собой массу неприятностей.

И ушел, оставив старшего помощника в состоянии психологического шока.

Первое же невыполненное командиром БЧ распоряжение старшего помощника заставило вызвать к себе виновника конфликта Иванова, в чем старпом был искренне убежден. Однако, я искренне был убежден в виновности старшего начальника, о чем свидетельствовала поддержка, оказанная мне коллективом. Исписанная выговорами карточка была предана уничтожению посредством разрыва. Конфликт был погашен.

В романе Соболева “Капитальный ремонт”, в творчестве Станюковича (да и не только у них, но и в учебниках истории), можно найти массу примеров того, как за малейшую попытку протеста против произвола начальника люди шли на каторгу. Статья первая неписанного корабельного устава гласит: “Начальник всегда прав”. Статья вторая не противоречит первой: “Если начальник не прав, руководствуйся статьей первой”. Эти незыблемые правила не допускают исключений. И если “в борьбе за правду” в данном случае победил подчиненный, это совсем не означает абсолютности торжества идеалов справедливости. Все относительно. Начальник, отступив от своих позиций под воздействием коллектива подчиненных, “оставляет за собой право расправиться с подчиненными в будущем”, возможности для этого жизнь поставляет целыми пачками. Подчиненный же не может надеяться на постоянную поддержку своих товарищей (случай наш просто уникален), т.к. все хотят спокойно получить очередное звание, летом уехать в отпуск, вовремя попасть домой и т.д. Любой “правдолюбец” на флоте ощущает лишь молчаливое сочувствие товарищей, иногда высказываемое ими при закрытых дверях каюты за рюмкой крепкого чая. Любой нарушитель спокойствия в нашей демократической флотской системе на каторгу сослан быть не может, зато он никогда не получит того, что именуется “моральными стимулами в воинской службе”. При отсутствии же стимулов материальных, он, как оказывается, будет лишен всего, что можно обрести, продав свою жизнь жестокой флотской машине. Поэтому, на воинской службе, как нигде, в практику взаимоотношений между военнослужащими входит “виляние хвостом” и ценится умение лизнуть в тот момент, когда необходимо для пользы дела “гавкнуть”.

“Не бойтесь врагов: в крайнем случае, они могут тебя убить. Не бойтесь друзей: в крайнем случае, они могут тебя предать. Бойтесь равнодушных! Они не убивают и не предают, но только с их молчаливого согласия существуют предательства и убийства”. Равнодушие порождается всей флотской системой воспитания. С высоких трибун, отчаянно колотя кулаками в грудь, ораторы заявляют о необходимости воспитания в военнослужащем инициативности. Параллельно этому существует выверенная опытом поколений флотская поговорка-убеждение: инициатива на флоте наказуема. Присяга требует от военнослужащего быть честным. О том же вещает флотская печать, постыдно замалчивающая истинное положение вещей под предлогом сохранения военной тайны. Не зря же многие флотские многотиражки, да и центральные флотские газеты, носят почетное название “брехаловка”. Инициатива получает одобрение верхов, когда она “спущена” сверху. “Инициатором социалистического соревнования под девизом: “Все, что создано народом, будет надежно защищено” в зимнем периоде обучения выступил крейсер “Варяг”. Это сообщение означает: командир “Варяга” совместно со своим заместителем был вызван в политический отдел, где ему и была вменена в обязанность данная инициатива, без которой крейсер и так сделал бы все, чтобы надежно защитить завоевания социализма. "Инициатива” крейсера вместе с девизом перекочевывает на страницы дефицитной белой бумаги и десятками тысяч экземпляров “индивидуальных социалистических обязательств” моряков оседает в папках командиров подразделений для того, чтобы по прошествии шести месяцев быть использованной в режиме пипифакса. Новая инициатива последует за первой, порождая радужные отчеты и донесения. Сплошной махровый формализм в деле соревнования порождает сплошное махровое равнодушие, однако, правду об этом говорить строжайше запрещено. Обязательный энтузиазм и “правильное понимание” происходящего гарантирует военнослужащему правильную и спокойную жизнь. Количество молока, получаемое от одной коровы, не зависит от “цифирей”, проставленных в отчетах, однако, именно “цифири”, умело сфабрикованные председателем колхоза, обеспечивают последнему благосклонность райисполкома и обкома партии, что может вылиться в “Золотую звезду”, повешанную на лацкан парадного фрака. Вот вам и связь между Военно-морским флотом и сельским хозяйством.

Равнодушие порождается и тем, что с первых шагов военной службы человеку внушается мысль: рассуждать вредно – за тебя думает начальник, который всегда прав. “Пусть лошадь думает, у нее голова большая”.

Старшина, проводя первое занятие с новобранцем, спрашивает "карася”:

– Ты кем был на “гражданке”?

– Математиком. Корни извлекал.

– На “гражданке” ты был соплей, я из тебя человека сделаю. Вот тебе лопата! Иди-ка на делянку и поизвлекай корни от обеда и до забора.

Этот анекдот тоже взят из жизни. Это совсем не означает, что старшина абсолютный “пень”. Для тех, кто читал книги о порядках, царящих в армиях капиталистических государств, о системе “оболванивания” подчиненных солдат сержантами, не может быть тайной, что любая военная машина может существовать и качественно работать только при условии выработки у личного состава автоматизма действий и беспрекословного умения повиноваться. Для чего же нужно не нужное никому словоблудие о демократии в Вооруженных Силах, которая противоречит основному принципу армейской и флотской, т.е. военной жизни? Не проще бы было сразу же открыто поставить перед человеком, идущим служить, условие: “Любая мысль о свободном творчестве должна быть выброшена из головы. Свобода, как осознанная необходимость, должна быть направлена к единственной цели – исполнению “приказаний старшего начальника.” Подкрепив сей постулат определенным количеством денежных знаков, юридически жестко обвеховав вышеназванное условие, чтобы у военнослужащего и мысли не возникло о его нарушении, можно было бы сберечь для государства миллиарды рублей, тратящихся ныне на ремонт техники, выходящей из строя из-за плохого ухода и безграмотной эксплуатации. Любая работа должна быть оплачена в соответствии с количеством сил, на нее затраченных. Основной принцип социализма, сформулированный Лениным, должен из разряда лозунгов перейти в жизнь: “ От каждого по способностям, каждому – по труду”. Побудив заинтересованность в воинском труде, государство получит его качество. Военные расходы сократились бы вдвое, если бы государство догадалось резко поднять доходы своих защитников. Лозунгами сыт не будешь.

Создавая видимость демократии, заявляя о ней с высоких и низких трибун, демагоги от военно-политическо-психологическо-педагогической мысли тем самым порождают демагогию и болтовню, заменяющую порой живое творческое дело. Пустая болтовня, процветающая на флоте, подрывает самые основы дисциплины и порядка. Попытаемся к этой теме вернуться, так как она, по мнению автора и подавляющего большинства специалистов-офицеров ВМФ, всегда актуальна.