Мачты и трюмы Российского флота

Глава 53 ХИРУРГИЯ

Предстоял очередной официальный визит. На сей раз в столицу НДРЙ Аден. С точки зрения познания мира и расширения кругозора (в т.ч. и политического) любое посещение новой, ранее не виденной страны, интересно само по себе и вызывает в военморах определенный психологический подъем. Но для советских моряков сочетание слов “визит” и “официальный” этот подъем снижает. Официальный визит – это праздник. А как мы помним, “праздник для офицера, что свадьба для лошади: голова в цветах, а ж... в мыле”. Тем более, что два визита уже состоялись. И мы знакомы уже с липким, потным сукном флотских брюк . Но не моряки выбирают свою судьбу. Она решается чиновниками МИД во фраках и начальством из ГШ ВМФ в “больших погонах”. Правда, последние, чтобы получить эти погоны, сами потели под жгучим тропическим солнцем.

Корабль стоял в заданной точке, известной всем морякам ВМФ, посетившим Индийский океан. Ш – 12°29′ Д – 44°41′. Вечерний хариф ласково обдувал голые тела моряков, собравшихся на баке для просмотра художественного кинофильма. В первом ряду, в центре, сидел адмирал. Перед ним на волнорезе занял свое место беспардонный, не соблюдающий субординации Чоп. Фильм был выбран “собачий”: “Ко мне, Мухтар!”, и моряки заранее предвкушали потеху от концерта, который будет представлен лохматым бродягой Чопом – ведь на экране на протяжении всей картины будут кипеть собачьи страсти. Но ...

По пути на бак я был остановлен экспедитором ДС, который вручил мне телеграмму, пришедшую со знакомого нам СКРа, стоящего в данный момент на рейде острова Сокотра. Телеграмма гласила :

“Командиру корабля произведена операция апендэктомия. Аппендицит не найден. Подпись: капитан медицинской службы Бураков "

С точки зрения медицинского смысла данной информации все было в ажуре. “Проведена апендэктомия, т.е. аппендикс удален. “Аппендицит, т.е. воспаление, не найден”. Бывает. Не столь уж редкое явление во врачебной практике, когда удаляются отростки, хотя и без признаков воспаления, но дающие типичную для острого аппендицита клиническую картину. С точки же зрения военспеца с красными погонами, обязанного взять “поправку на дурака”, смысл телеграммы был другой : во время операции врач не смог найти в брюшной полости сам аппендикс, т.е. отросток. Я доложил полученную информацию вместе с “поправкой” адмиралу.

– Идите в пост, вызывайте на связь начмеда СКР и уточните обстановку, – приказал адмирал.

Из переговоров с коллегой стало известно, что в течение четырех часов все попытки оперирующего найти отросток у оперируемого к успеху не привели. Больной зашит (что категорически запрещает хирургия) и ждет путешествия в рай. Начмед ждет выговора, снятия с должности, движения по этапу и помощи Иванова. Адмиралу было доложено следующее: огромные технические трудности, встретившиеся при проведении оперативного вмешательства, не позволили врачу СКР в одиночку справиться с операцией. Требуется хирургическая бригада с анестезиологом. Вывод: надо идти на помощь.

Не успел Чоп тявкнуть на Мухтара, как звон колоколов громкого боя сорвал моряков с мест и бросил их на боевые посты.

“Боевая тревога. Корабль экстренно к бою и походу приготовить!” На СКР дана команда сняться с якоря и максимальным ходом идти навстречу крейсеру. Полторы тысячи человек со скоростью 56 узлов устремились навстречу друг другу, рискуя сломать собственные хребты ради спасения одного своего собрата.

Не успел я рассказать анекдот собравшимся в медотсеке по боевой тревоге коллегам, как броневая дверь с лязгом отворилась и взору собравшихся предстал очередной страдалец-моряк. Обследование показало, что и он нуждается в неотложной операции. Диагноз : ущемленная косая паховая грыжа. Заматерившись в душе и приказав срочно готовить операционную, я отправился на доклад к адмиралу. Выслушав доктора, мудрый змей Каа изрек:

– Могу только посочувствовать вам, профессор. Могу также предложить вам граммов сто для храбрости. Налить?

И вопросительно посмотрел на застывшего по стойке “смирно” офицера.

– Так точно, налить! — Никогда еще меня не угощал адмирал.

Молча вышестоящий начальник вынул из холодильника красивую бутылку, молча поставил на стол стакан, молча положил рядом бутерброд и молча налил стакан доверху. Я молча выпил и снова стал по стойке “смирно”.

– Закуси давай, док!

– После первой не закусываю, товарищ адмирал.

– Х-м... Иди, профессор, работай.

– Есть.

Первая операция была закончена в два часа ночи. И успешно.

Но предстояла вторая, изрядно беспокоившая меня. В отличие от адмирала я не считал себя профессором, хотя медицинский червь самолюбия с бесшабашностью молодости в возрасте двадцати семи лет шептал о том, что “все будет о’кей”. В каюте я уснул. Утро вечера, как известно, мудренее.

Разбудил меня рассыльный вахтенного офицера. Было десять часов утра. СКР швартовался своим правым бортом к левому борту крейсера. На левом крыле ходового мостика стоял командир и в “матюгальник” отдавал команды швартовой команде. Распоряжения командира дублировал главный боцман Григорьич, украшая их “боцманским художественным свистом”. То же самое происходило и на СКРе, только с правого борта. Всеобщий кавардак, как определил бы чиновник финансового управления, складывался в стройную песню морского взаимопонимания, заставлявшую одну стальную громадину нежно коснуться своим бортом борта другой, великое искусство судовождения. С крейсера на СКР перекинут трап. И едва проснувшись, я перешел на борт младшего собрата, где ждал сотрясаемый нервами неудачник-коллега и измученный коллегой разрезанный и зашитый командир.

Больной лежал в корабельном лазарете. На мое приветствие он разразился истерически эмоциональной речью.

– А...а Пришел!? Все вы сволочи и козлы! Клистиры!

Эмоции нужно было сбить сразу же, т.к. они здорово мешают при обследовании и установлении истины.

– Слушай ты, зелень подкильная! Твоя истерика вчера помешала сделать доктору свое дело! Но я тебе не подчинен! Ты мне не начальник. Еще раз заорешь – на столе зарежу! Я пришел спасти тебя, а не слушать твой мат.

Не по уставу, невежливо. Ай-яй-яй!

Больной тихо сложил руки на груди. Бураков рыбкой шмыгнул из лазарета принимать валидол и пить валерьянку. Страдальца доставили в операционную крейсера. Тихого и скромно дышащего.

Через пятьдесят минут операция была закончена. Подлый отросток прятался забрюшинно. (Да простят мне бухгалтеры и сотрудники НИИ МО эти специфические термины!) В очередной раз я отправился к адмиралу с докладом о сделанном. Умудренный опытом комэск с тревогой в голосе спросил:

– Что так быстро, лейтенант? Неоперабельное что-нибудь нашел?

– Никак нет, товарищ адмирал. Операция закончена. Обычный флегмонозный аппендицит. Сложный случай.

Облегченно вздохнув, адмирал произнес:

– Молодец, профессор! Так и быть, разрешаю тебе сегодня съесть мой адмиральский бутерброд.

И собственноручно “привел военмора в нетрезвое состояние”.

Назавтра в 9.00 прооперированный Судаков лежал в корабельном лазарете, а крейсер входил на внутренний рейд порта Аден, предводительствуемый лоцманским буксиром. Оркестр под управлением Михайлова наяривал советские и русские марши. Экипаж (белый верх, черный низ), построенный вдоль правого борта, потел, изображая торжественность момента. Найчик выражал своей скороговоркой все, что он думал, думает и будет думать обо всех остолопах, с кем ему приходилось и приходится служить в настоящее время. С берега тянуло специфическими запахами развивающейся страны. На берегу по склону серого вулкана громоздились дома и домики непривычной русскому глазу архитектуры. Жидкая растительность, проносящиеся по набережной изношенные машины, снующие в порту ржавые буксиры и несколько военных кораблей справа по борту – вот и весь пейзаж, все впечатления. В городе такие же крикливые, как и в Порт-Луи, торговцы, предлагающие покупателем, отягощенным долларами, ручки и соски, тот же зной, духота и те же африканские лужи. Те же советские и иностранные гости, экскурсии “по маршрутам обхода”, те же вечерние разговоры в каютах. Заметно, что острота восприятия окружающей действительности снижена. Дипломатический церемониал и протокол, взваленный на плечи простых крестьянских парней необходимостью поддержания интернациональной дружбы. Будь она неладна.

Но даже уныние пейзажа не могло повлиять на разворотливость и инициативу снабженца Фомича. Неутомимо сновал он на баркасе с крейсера на берег и обратно, улыбаясь любому встречному на берегу (дружба) и выражая недовольство своим косым взглядом всем на корабле (служба). Уютно расположившись в каюте ПКСа Крепкого, празднично сервировав стол, пригласив туда же представителей местного торгового мира и закрывшись на замок, Фомич считал динары, отпущенные на ублажение флотских желудков, торговал фрукты и овощи, подсчитывал презенты и обсуждал с интердрузьями по торговле проблему, как оформить документально полученные в подарок от главы правительства 15 тонн арбузов. Но оформить так, что якобы эти арбузы куплены в фирме. И вместе с тем так, чтобы денежки с крейсера не ушли, но и на балансе не значились. Вот фокус! Кио – младенец! На то он и снабженец, чтобы Кио за пазуху заткнуть. Подарок главы тысяча матросов кушала две недели. Но не в дополнение к утвержденным нормам судовых деликатесов, а вместо них. Вопрос: куда подевались утвержденные нормы? Ответ. Были успешно обменены на РФС “Авиатор” на сухое вино. Вопрос. Пил ли экипаж это вино? Ответ. Нет, не пил. Кто же его ...? Пусть ответит шустрый Фомич. Да и доктор вместе с ним. Вкусно холодное сухое вино в тропиках.

За организацию проведения официального визита крейсер получил оценку “отлично”. И ушел из порта.