Глава 10 В глубине пустынных песков

Второй день мы шли через дикие горы Хаммемат, где очень легко заблудиться, если бы знание местности не позволяло Джиджи-Мераку точно вести нас. Мы миновали старую египетскую шахту, а вскоре после этого каменоломню, покинутую много столетий назад, и вечером пришли к знаменитому источнику Бир-Хаммемат диаметром в шестнадцать футов. Здесь мы разбили лагерь, и место было такое дикое, что мы всю ночь держали вахту. Однако туземцы бега как будто не думали о предательстве, и, хотя свой лагерь они разбили на противоположной стороне источника, ни взглядом, ни действием не позволяли усомниться в своей верности.

На третий день мы двинулись среди холмов и к полудню миновали ориентир – старинный римский источник, давно высохший и заброшенный. Когда-то это была большая пещера, окруженная каменными стенами, и тогда, я думаю, она был очень глубокой, хотя даже сейчас мусор в глубине находился в пятнадцати футах от края. Я небрежно осмотрел это место, не подозревая, какая трагедия вскоре здесь развернется.

Продвигаясь с большой скоростью, мы миновали еще несколько каменистых холмов, состоящих из желтого и красного нубийского песчаника и гранита. И к закату без происшествий достигли прохода Мутрок.

Профессор был чрезвычайно доволен нашим продвижением.

– Через четыре часа пути по пустыне, – сказал он за ужином, – находится небольшая деревня Лакета, которая, в свою очередь, в четырех часах от Луксора. Сокровище в двух часах пути от Лакеты в сторону Карнака, и я собираюсь остановиться в деревне, когда мы до нее дойдем, и оставить там наш туземный эскорт. От Лакеты я сам поведу вас, и только американцы пойдут туда, где лежит сокровище. Мы возьмем с собой двух свободных верблюдов и, когда снова встретимся с бега, должны держать этих верблюдов непрерывно при себе и не говорить вождю и его людям, что везут эти верблюды. Заверяю вас, это необходимая предосторожность. До сих пор мы продвигались без всяких происшествий, но, забрав сокровище, мы должны проявлять крайнюю осторожность и бдительность, пока не окажемся на борту корабля.

Мы понимали, что это хороший и своевременный совет, и план Ван Дорна казался нам вполне практичным. Перед выходом с корабля наш парусный мастер приготовил для нас несколько больших холщовых мешков для сокровища, и профессор купил запас воска, чтобы запечатывать сокровища в мешках, пока они не окажутся на корабле и их нужно будет делить между нами. Судя по его воспоминаниям о размерах углубления, Ван Дорн считал, что два верблюда смогут перевезти сокровище.

На третий день нам показалось, что туземцы бега смотрят на нас менее дружелюбно, и в то время, когда мы разбивали третий лагерь, произошел инцидент, который мог привести к открытому разрыву.

Один из верблюдов в пути захромал, и Айва пересела к вождю и заканчивала путешествие, сидя за стариком в очень неудобной позе. Девушка, гордая и сдержанная, говорила мало и односложно; она казалась совершенно неуместной в этом мужском караване, и мы понимали, что глупое суеверия вождя объясняет мрачность и сдержанное поведение девушки.

Айва ехала в неудобной позе, у нее затекли ноги, и, слезая с верблюда, она споткнулась и упала на вождя. В неожиданном гневе Джиджи-Мерак ударил ее по голове и в следующее мгновение сам оказался на земле. Арчи стоял рядом и, видя нелепое поведение вождя, бросил его на землю, как мальчишку. Вождь не успел встать, как все бега вскочили, выхватили ножи и направили на нас пистолеты, но Джиджи-Мерак, услышав их гневные крики, повернулся и поднял руку. Туземцы отступили, и Кетти помог вождю встать. Джиджи-Мерак не пострадал, потому что его мумифицированное тело было крепко, как дубленая кожа. Айва тоже не очень пострадала от удара, она стояла спокойно и внешне очень покорно. Но я заметил яростный блеск ее темных глаз: в глубине души она протестовала против такого грубого обращения. Острый край одного из ее ушных украшений разрезал ей щеку, и две или три крошечные капли крови потекли по ее лицу, но это было неважно. Она хорошо знала, что Джиджи-Мерак не станет серьезно угрожать ее здоровью или жизни, даже в приступе гнева, потому что его сдержит суеверие. Но ей нередко доставались пинок, удар или брань.

На этом инцидент не кончился. После ужина во время коротких египетских сумерек пришел Кетти и передал сообщение вождя. Джиджи-Мерак просил нас убить до рассвета Арчи и выставить его тело на съедение шакалам.

Мы встретили это требование смехом, и Арчи заявил, что сейчас же пойдет и ущипнет старику нос за его наглость. Кетти, который, по нашему мнению, был менее варваром, чем другие члены племени, тем не менее не мог понять наш ответ, пока мы откровенно не сказали ему, что одобряем поступок Арчи и не собираемся его наказывать.

– В таком случае, – сказал посыльный, – вы должны выдать его вождю, чтобы он отомстил по нашим обычаям.

– Послушай, Кетти, – сказал я, – ты хороший парень, и я объясню тебе нашу позицию. Самый последний американец рангом выше самого важного бега, и ваш Джиджи-Мерак всего лишь наш слуга, нанятый за плату. К тому же мы, американцы, никому не позволяем в нашем присутствии обижать женщин любой расы, и можешь сказать своему злобному старому вождю, что если он в нашем обществе позволит себе еще раз коснуться девушки, мы свяжем его и высечем.

Кетти с интересом выслушал мои слова. Возможно, в глубине души он одобрял наше отношение, потому что выражение его лицо было не гневным, а задумчивым.

– Не посылай со мной эти слова, эфенди, – тихо сказал он. – Они означают войну, а этого не должно быть, потому что мы друзья.

– Мы друзья, Кетти? – с сомнением спросил я.

– Я твой друг, – уклончиво ответил воин. – Но наш вождь горд, он отец всех бега в Египте, потому что наше племя главное в нашем народе, а турки и арабы учили нас, что белые собаки и вообще не имеют ранга. Вам опасно сегодня вечером бросать вызов Джиджи-Мераку. Скажи ему, что вы по-своему накажете мальчика Арчи на своем корабле, разрежете его на куски и скормите эти куски рыбам; мы знаем, что однажды один моряк так поступил, и это обещание удовлетворит Джиджи-Мерака.

– Хорошо, Китти, – нервно вмешался профессор, – скажи ему, что хочешь, а мы не забудем твою дружбу, когда вернемся в Косер. Говори своему вождю все, что, по твоему мнению, восстановит мир, потому что мы должны оставаться друзьями.

Кетти понимающе кивнул и ушел к своим. Несомненно, он пообещал старому негодяю, что мы достойно отомстим своему спутнику, и мы слышали, как он громко повторяет наш ответ своим соплеменникам. Таким образом достоинство Джиджи-Мерака было восстановлено, что обошлось нам не очень дорого, и больше мы об этом деле ничего не слышали. Однако этот инцидент показал нам, что положение наше трудное и что наш защитный эскорт в любую минуту может превратиться в мстительного врага.

На следующее утро мы встали поздно и в путешествие двинулись неторопливо. Профессор сказал вождю, что после деревни Лакета эскорт нам не понадобится. Он должен оставаться здесь и отдыхать со всей своей группой до начала обратного пути, вероятно, до завтрашнего дня. Джиджи-Мерак выслушал молча и сказал только, что его люди – наши слуги и что слышать значит повиноваться – восточная формула, которая не имеет никакого смысла.

Миновав горы, мы вступили в страну унылых низких холмов и к середине дня достигли развалин старой римской гидравмы, или караванной станции, давно покинутой. Через три мили мы увидели Лакету, небольшую группу глиняных хижин в оазисе, в котором было два источника и пять пальм.

В деревне мы были в полдень, и нас встретили туземцы бедуинского племени бишари, мужчины, женщины и дети. Это были малорослые худые люди, обнаженные, если не считать набедренной повязки, с курчавыми волосами, смазанными дурно пахнущим жиром. Бишари утверждают, что они родственники племени бега, но физически и по интеллекту уступают абабде, составляющим наш эскорт. Они известные воры, как и все эти бедуины, но, будучи слишком трусливыми, чтобы сражаться в открытую, они предпочитают подбираться к своим жертвам незаметно и вонзать нож или короткое копье в спину.

Однако туземцы из Лакета жили так близко к Луксору и цивилизации, что утратили свою природную свирепость и прекратились в покорных и скромных людей. Они радостно приветствовали Джиджи-Мерака, зная его как великого вождя, а нас они побаивались. Профессор заверил нас, что нам нечего их бояться. Он не раз бывал в этой деревне с Лавлейсом, когда они искали сокровище, и бишари его знали и с уважением приветствовали «маленького рыжебородого».

Мы разбили лагерь у одного источника, эскорт остановился у другого, на противоположной стороне от группы хижин. Остаток дня мы отдыхали после трудного путешествия и совершенствовали свои планы, обсуждая все подробности в присутствии всех членов нашей группы, чтобы каждый понимал наши намерения и какая работа может от него потребоваться.

Мы сообщили Джиджи-Мераку, что вечером поедем в место вблизи Луксора, где профессор заберет свою собственность и погрузит на двух запасных верблюдов. Большинство из нас вернется ночью или утром, к полудню мы все соберемся в оазисе и начнем обратное путешествие. Следующую ночь проведем в прежней стоянке в горном проходе, которой легко будет достичь до заката.

Все было просто и понятно, и вождь как будто удовлетворился нашим планом. Мы рано поужинали, и на закате группа американцев двинулась в путь, направляясь к Луксору и используя в качестве ориентира низкий холм Тель-Амбра к югу от деревни. Бега молча наблюдали, как мы уходим, но вскоре наступила ночь, и они, вероятно, отправились спать.

Профессор очень хорошо знал территорию. Луны не было, и даже звезды утратили свою обычную яркость из-за пушистых облаков, которые быстро передвигались по небу – редкое зрелище в Египте. Такие облака, если появляются, не содержат влаги, их называют «дымными облаками». Однако света было все же достаточно, и профессор был уверен в маршруте.

Через полтора часа мы миновали основание Тель-Амбры, голой скалы в пустыне, достигающей в самом высоком месте двадцати футов и примерно полумили в окружности. Обогнув эту скалу, мы резко повернули на север, решительно изменив курс, потому что первое направление должно было только обмануть бега.

Тридцать минут движения на север привели нас к группе из трех разбросанных пальм, которые на фоне неба казались черными прутьями, но профессор неожиданно приказал остановиться, и я слышал, как он негромко бранится, осматриваясь по сторонам.

– Что случилось, сэр? – спросил я, подходя к нему.

– Этот проклятый араб Абдул Хашим восстановил свою деревню, – ответил он с очевидным раздражением. – Полиция разрушила стены и снесла все дома, но вот эти камни снова собраны, и даже крыши заново покрыты листьями.

Он показал налево, и, так как в это время звезды горели ярко, я без труда увидел в нескольких сотнях ярдов от нас туземную деревню. Но она была черной и казалась покинутой.

– Ну и что? – нетерпеливо спросил я. – До утра мы можем держаться подальше от Абдул Хашима и его людей, а к этому времени мы уже должны найти сокровище.

Профессор с сомнением покачал головой, но приказал снова начать движение, и мы торопливо стали удаляться от этого опасного места и приблизились к пальмам. Ноги верблюдов не поднимали никакого шума в песке, и наши люди были слишком взволнованы и напряжены, чтобы говорить без надобности, и мы, как призраки, двигались в меняющемся призрачном свете звезд и вскоре достигли своей цели.

Думая об этом, я часто гадал, как профессор сможет снова отыскать сокровище, расположенное в пустыне, где ветер непрерывно перемещает песок. Поэтому я с любопытством наблюдал за тем, как он спешился возле пальм и провел линию от одного дерева к другому, потом выбрал одну звезду в качестве указателя и пошел по пустыне. Его шаги были точно одинаковы; он добился этого простым, но изобретательным способом: привязал веревку к одной ноге, потом к другой, предварительно тщательно измерив ее длину. Соответственно все его шаги были математически равны по длине или различались только очень незначительно.

Мы все молча шли за ним. Сначала я пытался считать шаги, но со своего высокого сидения вскоре сбился со счета. Однако я понятия не имел, какое это имеет значение: вряд ли мы когда-нибудь снова навестим это место.

Наконец профессор неожиданно остановился и поднял руку. Мы спрыгнули с верблюдов, не дожидаясь, когда они нагнутся. Два матроса быстро достали из седельных сумок лопаты и принялись копать в указанном профессором месте. Можете быть уверены, что работали они энергично и настойчиво, и мы все по очереди сменяли их, потому что копать песок – нелегкая работа.

Углубившись безрезультатно, мы начали расширять яму, и через час лопата Брионии ударилась обо что-то с металлическим звоном, который сказал нам, что наши поиски закончились успешно.

Быстро расчистили оставшийся песок, обнажив три бронзовых кольца, вставленные в продолговатую гранитную плиту. Я поражался тому, как точно смог профессор найти место после нескольких недель отсутствия.

– Все дело в простой математике, – объяснил он, пока мы жадно смотрели, как разлетается песок. – Единственное, что могло бы мне помешать, если бы не стало пальм. Но этого я не опасался: пальмы стоят много столетий.

Каменную плиту очистили от песка. Три матроса и Нед Бриттон наклонились, подставили плечи, и тяжелая плита начала медленно подниматься, пока не встала на ребро. Профессор нервно торопливо наклонился и начал выбрасывать сухой тростник и прогнившую ткань для мумий, покрывавшие то, что находится в углублении.

Потом гораздо осторожней стал извлекать одинаковые перебинтованные цилиндры – восемнадцать дюймов в длину и шесть дюймов в ширину. Я предположил, что это свитки папируса, в которых излагается история загадочного периода между Шестой и Двенадцатой династиями. По тому, как осторожно обращался Ван Дорн с этими свитками – он заворачивал их в новую ткань, запечатывал воском и передавал Неду, чтобы тот положил их в седельную сумку, – я не сомневался, что это самая важная и ценная часть сокровища. Свитков было шестнадцать, и все они, согласно нашей договоренности, являются личной собственностью Ван Дорна. Позаботившись о свитках, профессор убрал еще один слой прокладки, и наконец мы увидели самую ценную часть сокровищ Карнака.

В свете звезд мы увидели сверкание множества украшений, большое количество золотых ваз тонкой работы, цепи, браслеты и другие предметы, жемчуга и драгоценные камни. Все углубление было заполнено необычными и дорогими вещами.

Ван Дорн ни на мгновение не остановился, чтобы полюбоваться всем этим. Он взял холщовый мешок, который протянул ему Нед, и начал заполнять его. Трудно было разглядеть драгоценности; профессор брал все, что попадалось под руку, и вскоре заполнил мешок. Он тщательно завязал его и достал воск для печати. Когда он зажег спичку, чтобы растопить воск, огонь списки осветил сокровища, и я был поражен открывшимся перед моим взором великолепием.

– Сокровище! – произнес негромкий голос за мной.

Мы все удивленно оглянулись и увидели рядом с ямой вождя бега Джиджи-Мерака.

Загрузка...