Мальчики-охотники за удачей в Египте

Глава 12 Абдул Хашим объясняет

Далеко впереди на фоне голубого неба мы отчетливо видели очертания Тель-Амбры и направились туда, потому что там нас ждут друзья.

Наши преследователи тоже удвоили скорость, и началась гонка, в которой все решала выносливость наших животных. Верблюды, на которых мы ехали, лучшие из стада Джиджи-Мерака, и мы с удовлетворением видели, что они легко сохраняют дистанцию между нами и арабами.

Холм приближался, и мы напрягали зрение, пытаясь разглядеть дядю Набота и всю группу, которая должна ждать нас у основания. Возможно, они по другую сторону и не заметили нашего приближения. Быстрый ход начал сказываться на наших верблюдах, но мы продолжали двигаться, не снижая скорости, потому что оставалось совсем немного расстояния.

Мы добрались до основания холма, обогнули его, не натягивая узду, и с отчаянием поняли, что мы в пустыне одни – только мрачная и безжалостная банда гонится за нами. Дядя Набот, профессор, Нед Бриттон, матросы и Бри, даже верблюды с сокровищем – все поглотили загадочные пески пустыни.

И теперь мы, три мальчика, предоставленные своей судьбе, должны проявить отвагу. Мы остановили тяжело дышащих верблюдов, попятили их к самой стене Тель-Амбры и торопливо расчехлили свои магазинные ружья.

– Мы не сдадимся без борьбы, ребята! – воскликнул я.

– Мы будем сражаться до последней пули, до последнего вздоха, – сразу ответил Арчи.

– Конечно, если вы так говорите, – сказал Джо, застегивая патронный пояс, – но, мне кажется, вы допускаете ошибку.

– Как это? – возмущенно спросил я.

– Посмотрите на них, – ответил Джо. Арабы остановились за пределами выстрела, но теперь мы могли их сосчитать. – Этих негодяев не меньше двадцати, и все они вооружены. Победить их в схватке мы не можем. Конечно, можем убить несколько, но в конечном счете они нас схватят. И что тогда? Они будут разъярены, как осы, и захотят отомстить. Это естественно. Но сейчас мы еще не враги этих язычников, мы не имели с ними никаких дел. Как я понимаю, они хотят нас ограбить, потому что считают, что с нами деньги, полученные Арчи от купцов. И во главе их этот зверь Абдул Хашим. Но если мы сдадимся и позволим нас обыскать, они не найдут деньги и вряд ли решатся убить нас из-за разочарования.

– Я этого ничего не знаю, – сказал Арчи, яростно глядя на наших врагов. – Я слышал, как Ван Дорн говорил, что эти арабы убивают христиан так же легко как обедают. Они считают, что мусульманин попадет в рай, если убьет неверную собаку. И еще если они попытаются нас ограбить, а потом отпустят, они побоятся, что мы сообщим полиции. Нет, Джо, они вначале хотят нас ограбить, а потом убить. Можешь быть уверен в этом.

– Может быть, и так, сэр, – ответил Джо. – Просто я ищу наш единственный шанс. Сражаться – точно смерть, сдаться без сопротивления – надежда на жизнь. Не очень большая надежда, сэр, но все же стоит попробовать. Если вы скажете сражаться, я с вами. Но если вы захотите схитрить и попробовать дипломатию, мне это нравится больше.

– Хм, – сказал я, частично убежденный. – Возможно, Джо прав.

– Я уверен, что он прав, – откровенно сказал Арчи. – Но не могу видеть, как эти попрошайки возьмут над нами верх.

– Осмотрительность – лучшая часть отваги, – быстро процитировал я. Но мне тоже хотелось сразиться.

– Мы не сдаемся, – сказал Джо, – мы только выкладываем свои лучшие карты в игре, и не наша вина, что у нас нет козырей. Давайте не вести себя, как трусы или выпоротые щенки. Давайте пойдем им навстречу. И спрячьте ружья. Мы не демонстрируем силу, а улыбаемся и стараемся выглядеть приятно.

Арабы совещались, очевидно, решая, что делать дальше. Они знали, что, если приблизятся на дальность наших выстрелов, некоторые из них погибнут; они считают, что мы в их власти, и поэтому могут не торопиться.

Если бы у нас была надежда догнать друзей, я бы посоветовал как можно дольше не подпускать арабов. Но насколько хватал глаз во всех направлениях, в пустыне никого не было, кроме двух групп у Тель-Амбры. Что могло побудить дядю и Неда Бриттона бросить нас? Это на них не похоже, и должна была быть очень важная причина. Сейчас для меня это загадка, а времени на ее разгадку нет.

Решив, что в данных обстоятельствах надо принять совет Джо, мы медленно двинулись навстречу арабам. Вначале они удивились, ожидая схватки, но потом увидели, что наши ружья убраны, и удивились нашей дерзости и храбрости. Они неподвижно ждали нашего приближения, и я, ехавший чуть впереди, сказал голосом, который, надеюсь, звучал спокойно:

– Добрый день, господа. Не покажете ли нам дорогу к деревне Лакета? Боюсь, мы заблудились.

Арабы несколько мгновений удивленно смотрели на нас, потом Абдул Хашим тронул своего осла, сильное мускулистое животное, подъехал ко мне и поднес руку к тюрбану. Это был жест уважения, но глаза его были непроницаемы, как тьма ночи.

– Да благословит тебя аллах, эфенди, – сказал он. – А какое у вас дело в Лакоте?

– Мы ходим присоединиться к нашей группе, – уверенно ответил я.

– Да, группа с корабля, с шакалом Ван Дорном во главе, – сказал он; при упоминании имени профессора в его голове звучало негодование.

– В одном ты ошибаешься, – спокойно сказал я. – Группу возглавляет Набот Перкинс, мой дядя.

– Почему ты пытаешься обмануть нас, эфенди? – строго спросил Абдул Хашим. – Кажется, ты считаешь меня дураком, но я не дурак. Тебя бы здесь не было, ты не мог бы быть здесь, если бы вас не привел рыжебородый, собака и предатель своего хозяина.

– Я не отвечаю за Ван Дорна, – ответил я, пожав плечами. – Кажется, ты знаешь профессора и не любишь его, но я уверен, что это не наше дело. Мы только очень вежливо просим оказать нам услугу и показать дорогу в Лакету. Если не подскажете, мы продолжим дорогу без этого и постараемся найти сами.

Я заметил, что, пока мы разговаривали, арабы медленно приблизились и окружили нас со всех направлений. Они продолжали держать в руках длинные ружья, а за поясом у них были пистолеты и ножи. Это группа, вне всякого сомнения, готовилась к войне.

Однако я делал вид, что ничего этого не замечаю, и ждал ответа шейха.

А он мрачно улыбнулся и сказал:

– Мы станем вашими проводниками, молодые господа, но не в Лакету. Прости меня, если я попрошу вас сопровождать нас, пока мы не узнаем все, что хотим.

– И что ты хочешь узнать, Абдул Хашим? – спросил я.

– Ты знаешь мое имя?

– Конечно. Мы свалили тебя в тот вечер в Александрии, когда спасли Ван Дорна, и он рассказал нам твою историю. Профессор хотел, чтобы мы тебя убили, но мы отказались. Возможно, ты помнишь это?

– Я помню, что обязан жизнью своему мастерству, а не вашему милосердию.

Для араба он очень хорошо говорил по-английски. Но англичане так долго владели Египтом, что почти все туземцы научились говорить на этом языке или по крайней мере понимать его.

– Ты не сказал, что вы хотите узнать, – нетерпеливо заметил я.

Он задумчиво осмотрел меня, потом принялся разглядывать моих спутников. Потом неожиданно сказал:

– Вы пойдете в мою деревню.

Арабы немедленно двинулись, и мы, оставаясь окруженными, вынуждены были сопровождать их. Выглядели все они зловеще, грязные, с голодным выражением в глазах, и я не сомневался, что они убьют нас просто из удовольствия убивать.

Что касается Абдул Хашима, то я начал понимать, что он своеобразный человек, и в других обстоятельствах было бы интересно с ним познакомиться. Никогда я не видел такого красивого лица, но оно оставалось неподвижным, словно мраморным. Выражение можно было разглядеть в его глазах: их он не мог так контролировать, как лицо. Обычно его глаза были спокойны, как у сфинкса, но иногда зло блестели, в них видно было даже безумие, но всегда они оставались жестокими и ужасными. В цивилизованном мире такого человека очень боялись бы, а здесь он был малозначительным шейхом, с группой настолько деградировавших последователей, что их можно было не принимать во внимание.

Мы слева обогнули Таль-Амбру и направились к небольшой группе глиняных лачуг, которые увидел накануне вечером профессор и которые вызвали у него такое сильное волнение. Это место было недалеко от трех древних пальм, и, проезжая мимо, я пытался отыскать место, где мы спрятали сокровища; но бесконечные волнистые пески не выдавали свои тайны. Свежий утренний ветер сгладил все следы нашей ночной работы.

Абдул Хашим почти ничего не говорил, пока мы не доехали до деревни, которая была торопливо восстановлена после того, как ее разрушила полиция. И до этого деревня была жалкой, теперь же она едва заслуживала названия деревни, пригодной для обитания. Несомненно, деревня устроена в этом месте с единственной целью: подстерегать путников, пересекающих пустыню от Красного моря, и я предполагал, причем почти не сомневаясь, что грабеж был главным источником жизни жителей этой деревни.

Мы проехали по узкой улице, и нам приказали спешиться перед самой большой лачугой в этой деревне. Мы подчинились, потому что другого выхода у нас не было. Абдул Хашим лично провел нас в дом; при этом арабы перерезали ремни наших ружей и отобрали у нас оружие. Мы негодовали из-за этого оскорбления и, хотя ничего не сказали, сердито повернулись к шейху, который только один вошел с нами.

Комната состояла из четырех голых стен неравной высоты, и только часть ее была накрыта пальмовыми листьями. Повсюду лежали каменные блоки, словно работа по возведению стен еще не закончена. В одном углу в тени спала черная коза с белым пятном над одним глазом; под тем местом, которое накрыто пальмовыми листьями, стояла грубая кровать.

– Сейчас, – решительно сказал наш похититель, – давайте попробуем понять друг друга. Вы должны сказать мне все, что я хочу знать, иначе я погружу вас в вечный сон. Но вначале я расскажу вам, что знаю. Вот что это. Рыжебородый шакал, которого вы называете Ван Дорном, был рабом мудрого исследователя, по имени Лавлейс-паша, моего друга. Лавлейс-паша искал сокровища, погребенные в пустыне, и я помогал ему в обмен на обещание дать мне и моим людям долю, если мы найдем сокровища. Лавлейс был настоящим эфенди, джентльменом, и истинным другом Абдул Хашима.

Однажды ночью он нашел сокровище; с ним тогда были два человека из моего племени – один из них мой брат – и раб Ван Дорн. Лавлейс-паша взял несколько драгоценных камней и пошел в мою деревню, но открытие свело Ван Дорна с ума. Он застрелил моих людей и убил бы Лавлейс-пашу, если бы тот не схватил его и не вырвал у него пистолет. Мой друг связал Ван Дорна веревками и притащил в мою деревню, сообщив печальную новость о его преступлении. Лавлейс-паша показал мне камни и сказал, что сокровищ много и что я получу свою часть в соответствии с нашим договором, потому что я был ему верен.

Мои люди не мстят тем, кого наказал аллах, сведя с ума, поэтому мы не причинили вреда Ван Дорну. Лавлейс-паша сказал, что Ван Дорн лишился разума, и согласился присмотреть за ним до утра, потому что он его не боялся. Поэтому мы оставили его в этом доме, и деревня погрузилась в сон.

Утром мы обнаружили, что совершено еще одно страшное преступление. Ван Дорн сумел выбраться из своих пут, пронзил Лавлейс-паше сердце, украл все камни и сбежал в Луксор. Он унес с собой тайну сокровища, и мы слишком поздно поняли, что рыжебородый не безумен, он не лишен рассудка, он только обезумел от алчности, он хочет забрать себе все сокровища, открытые его хозяином, и готов убить всякого, кто ему помешает. Смотри, эфенди, какой он коварный, этот Ван Дорн: он сказал полиции, что я и мои люди убили великого Лавлейс-пашу, и губернатор, поверив ему, послал отряд и разрушил мою деревню, объявив меня и все мое племя преступниками.

Так этот шакал доказал, что он не лишен аллахом разума, но что им руководит христианский демон. И скажи мне, после этого какой-нибудь христианин может его любить?

Я тайно последовал за ним в Александрию; вместе с несколькими друзьями я хотел захватить Ван Дорна, чтобы он показал нам, где спрятано сокровище. Но он в страхе закричал, и вы пришли ему на помощь. Он снова ушел от меня, потому что вы взяли его на борт и уплыли. Я смотрел вам вслед и опасался, что и моя месть, и тайна сокровища навсегда пропали. Потом я вспомнил алчность и хитрость этого шакала и решил, что рано или поздно он все равно вернется, чтобы забрать сокровища из песков вблизи моей деревни. Поэтому я вернулся домой, чтобы ждать его, но не ожидал, что он будет действовать так быстро. В Луксоре я увидел вас и узнал: вы были на корабле, на котором уплыл Ван Дорн. Мне сообщили, что вы приехали на верблюдах, и я знал, что вы явились с Красного моря. Немного подумав, я собрал своих людей и последовал за вами, как вы знаете.

Шейх помолчал. Он говорил искренне и хорошо и удивил нас, потому что мы до сих пор верили в правдоподобность истории, рассказанной Ван Дорном. Если Абдул Хашим говорит правду, маленький профессор поистине редкий негодяй, и я подумал, что скорее поверю хотя бы в часть рассказа шейха, чем в версию Ван Дорна. Но разве сам Абдул Хашим не негодяй и вор? На него стоит взглянуть, чтобы усомниться в том, что на его голове есть хоть один правдивый волос. В глубине душа я решил, что ни Ван Дорн, ни шейх не имеют права на сокровище; когда первооткрыватель сокровища погиб, между арабом и Ван Дорном началась смертельная борьба за владение находкой. Обоим им смерть Лавлейс-паши была выгодна.

– Скажите мне, – неожиданно снова заговорил шейх, – где ваш корабль. В Косере?

Я кивнул.

– И вы прошли с караваном через горы?

Я снова кивнул.

– В таком случае вы, возможно, знаете, когда шакал попытается завладеть сокровищем? – спросил он, пристально глядя на меня.

Я решил, что можно быть откровенным с этим человеком. Он знает, что сокровище существует и что Ван Дорн не успокоится, пока его не заберет. Ложь не принесет нам никакой пользы, и я верил, что правдивость и искренность смогут обеспечить нам безопасность.

– Ван Дорн уже забрал сокровище, – сказал я.

Впервые страстное сердце этого человека одолело бесстрастную форму. Он в отчаянии вздрогнул, и на мгновение на его лице выразились страх и гнев. Но он тут же с усилием взял себя в руки и спросил:

– Когда это было, эфенди?

– Вчера ночью.

– Вы были с ним?

– Да.

– Где теперь этот грабитель?

– Не знаю. Мы по делу отправились в Луксор и должны были встретиться с нашей группой у Тель-Амбры. Но когда мы туда приехали, их не было.

Мы напомнили ему о чем-то. Он посмотрел на Арчи и сказал:

– Вы получили деньги в Луксоре. Здесь опасное место, поэтому я сам позабочусь о ваших деньгах, пока вы не будете в безопасности и встретесь со своими друзьями. Дайте их мне.

Арчи улыбнулся.

– Вы такой же вор, как Ван Дорн, – небрежно ответил он. – Но я вас одурачил, мой дорогой араб. Деньги в банке Кука в Луксоре, и я не думаю, что их вам отдадут, если вы пойдете и попросите.

Араб нахмурился, но, должно быть, вспомнит, что идет более важная игра, и, к облегчению Арчи, больше о его деньгах не упоминал.

– Много ли сокровищ забрал шакал? – спросил он с рвением, повернувшись ко мне.

– Много. Достаточно, чтобы загрузить двух верблюдов.

– И много ли осталось после этого?

– Много, насколько я могу судить.

– И где это?

– Я не смог найти, хотя пытался, и мои спутники тоже не смогли. Ван Дорн не рассказал нам, как найти. Он привел нас ночью, и это все еще его тайна, во всяком случае для меня.

После этого Абдул Хашим начал нервно расхаживать взад и вперед по комнате, пол которой был просто утоптанной землей. Неожиданно он остановился.

– Сколько людей пришло с вами из Косера?

Я был рад, что он так сформулировал вопрос: это давало мне возможность сказать правду и в то же время ввести его в заблуждение.

– Джиджи-Мерак, который вел нашу группу, взял с собой шесть воинов, а нас было девять человек – всего пятнадцать.

– Джиджи-Мерак! – раздраженно воскликнул шейх и снова стал расхаживать по комнате. Очевидно, эта новость ему не понравилась.

Признаюсь, я не знал, как вести себя в этих необычных обстоятельствах. Вопрос был в том, подружиться ли с этим шейхом или бросить ему вызов. Меня, естественно, тревожила судьба дяди и других американцев, о судьбе которых я ничего не знал. Я считал, что Джиджи-Мерак серьезно угрожает сокровищу; он, к несчастью, раскрыл нашу тайну, и вождь, не задумываясь, убьет нас всех, если у него будет возможность. Если Абдул Хашим будет на нашей стороне, мы сможем бросить вызов Джиджи-Мераку, но пустить араба по его следу означает верную смерть для профессора и потерю большей части сокровища, так как шейх, несомненно, потребует свою часть под предлогом договора с Лавлейс-пашой.