Мальчики-охотники за удачей в Египте

Глава 19 Лавлейс-паша

Сокровище извлекли из сумок и, по-прежнему в холщовых мешках, которые старательно запечатал Ван Дорн, перенесли в мою каюту и бесцеремонно бросили в большой сундук.

После короткого совещания мы решили не трогать его, пока не минуем Суэцкий канал, уйдем от берегов Египта и выйдем на широкие воды Средиземного моря. Тогда мы откроем мешки, осмотрим и рассортируем сокровища и разделим их, как договорились. В нашем контракте с Ван Дорном, если помните, говорилось, что в случае его смерти его доля переходит к нам.

И вот когда мы плыли по части Красного моря, которая называется Аравийским заливом, я с любопытством стал рассматривать вещи, которые Нед взял с тела профессора.

Его записная книжка представляла своего рода дневник, но несколько страниц было вырвано, как будто на них описывались события, которые впоследствии могут скомпрометировать пишущего, и он уничтожил это письменное свидетельство. Из оставшегося я понял, что этот человек совсем не «профессор», а бродячий авантюрист, привлеченный к Египту недавними богатыми открытиями. Он познакомился с Лавлейсом, и этот ученый нанял его как помощника; судя по записям в книжке, этот человек не имел ни тени прав на открытия Лавлейса. Абдул Хашим правильно разгадал этот характер; похоже, Ван Дорн вел отчаянную и убийственную игру, чтобы захватить сокровище и ограбить истинного открывателя и все тех, кто может предъявлять права за погребенные богатства.

Отложив записную книжку, я разрезал стежки на козьей шкуре, в которую был закутан пакет, хитро скрытый Ван Дорном в подкладке пальто, и сломал печати, на которых заметил монограмму «Дж. Х.» под крылатым сфинксом. Это печать не Ван Дорма, а Лавлейс-паши, и я рассудил, что, после того как владелец зашил и запечатал пакет, им каким-то образом завладел Ван Дорн, который его не открывал.

К этому времени все наиболее заинтересованные собрались вокруг меня в каюте капитана: дядя Набот, Нед, Арчи и Джо, а также мой отец. Когда я убрал обертку, выпал небольшой медальон; я открыл его и увидел красивое женское лицо.

У себя над плечом я услышал возглас и всхлипывание, и Джо выхватил у меня из рук медальон.

– Моя мама! – сказал Джо, любящими глазами глядя на миниатюру.

Мы удивленно смотрели на него.

– Твоя мама, Джо? – тупо спросил я.

Он быстро достал из-под одежды тонкую цепочку, которую я часто видел у него на шее, и показал прикрепленный к ней такой же медальон. Раскрыв его дрожащими пальцами, мальчик положил рядом оба медальона, и мы увидели два одинаковых портрета.

– Такой же был у папы, – шепотом сказал Джо. – Мама часто говорила мне об этом.

– Ты знаешь, что стало с твоим отцом, Джо? – спросил я.

– Нет, он уехал, когда я был совсем маленьким, и мы больше о нем ничего не слышали. Поэтому мама была уверена, что он мертв; она говорила, что он любил ее и никогда бы не бросил.

– В таком случае, – тихо сказал я, – тебе предстоит открыть своего отца, Джо, потому что человек, который написал это и владел медальоном, не может быть никем иным.

– Что написал? – спросил дядя Набот.

Я торопливо осматривал стопку листов грубой бумаги, сопровождавшую медальон. Листки были исписаны четким почерком грамотного человека.

– Это рукопись, которую, мне кажется, я должен прочесть вслух, – сказал я. – Она может быть интересна нам в свете наших недавних приключений, и я уверен, она кое-что расскажет Джо о его отце.

Говоря, я пролистал страницы до конца, и дядя Набот, смотревший через мое плечо, воскликнул:

– Подписано Джоном Лавлейсом! Должно быть, это тот самый Лавлейс-паша, который открыл сокровище.

– Он не паша, – возразил я, – хотя его так называли. И даже Лавлейс – это не его настоящее имя, потому что здесь он говорит, что его на самом деле зовут Джон Херринг.

Джо посмотрел сначала на медальоны, потом на меня. Лицо его побледнело, глаза возбужденно блестели.

– Сядь, дядя, – сказал я, – и позволь мне прочесть то, что здесь написано.

Все внимательно слушали, и я прочел следующее:

«Если кто-нибудь прочтет это после моей смерти, это мой последний завет и мое завещание. В течение нескольких предыдущих недель я, Джон Херринг, опасался предательства и неожиданной смерти, хотя не знал, с какого направления мне угрожает опасность. Поэтому я решил здесь объяснить свое положение в Египте, потому что, будучи от природы сдержанным человеком, я для всех, с кем вступал в контакт в этой древней и романтической земле, представляю собой загадку.

Я американец, уроженец города Галвестон и выпускник Гарварда. Вскоре после того как я окончил колледж, мой отец, считавшийся богатым человеком, умер, не оставив мне ничего, и я вынужден был зарабатывать на жизнь. Неспособный к деловой карьере, я не добился успеха, только женился, и жена разделяла мою бедность. У нее мягкий характер, она предана мне и любит меня, но не способна помочь мне обеспечить будущее, будучи слабее меня.

Мой друг Хосе Марроу предприимчивый мексиканец, владевший шлюпом, уговорил меня подключиться к его незаконному предприятию – контрабандному ввозу из Мексики в Соединенные Штаты кружев и сигар. Какое-то время мы действовали успешно, и я заработал много денег. Но со временем меня раскрыли, что было неизбежно, и от тюрьмы я спасся только благодаря стремительному и неожиданному отъезду. Марроу помог мне сесть на корабль, идущий в Гибралтар, и я вынужден был оставить жену и ребенка, даже не попрощавшись, хотя отправил им все заработанные деньги. Мой друг Марроу обещал передать эти деньги и давать еще, если я временно не смогу больше посылать. Но слава богу, я способен был удовлетворять их потребности и ежегодно через Марроу, которого не заподозрили в контрабанде, посылал им значительные суммы»

– Но мы никогда не получали ни доллара! – возмущенно прервал меня Джо. – Марроу, должно быть, забрал все наши деньги!

Ничего не ответив на это, я продолжал читать:

«Двенадцать лет назад я приехал в Египет и, так как в колледже изучал египтологию, заинтересовался раскопками, дававшими поразительные результаты. Вскоре я сам успешно занимался этими поисками и обнаружил несколько важных погребений времен Двадцать четвертой династии.

Этот успех заставил меня предпринять странный и, казалось бы, невероятный поиск – поиск сокровищ, спрятанных верховным жрецом Амана в Карнаке во время вторжения Камбиса. Я был убежден, что сокровища были погребены в песках в пустыне, а не в Священном озере, как утверждает популярная легенда. Несколько лет я безуспешно обыскивал пески вокруг Карнака и, когда уже начинал отчаиваться, набрел на надпись, выгравированную в углу на разрушенной стене храма Сети. В этой надписи описывается, хотя и не очень точно, место, где погребены сокровища.

Должен пояснить, что сокровища Карнака представляют собой главным образом библиотеку папирусных свитков, в которых описывается история Египта между Шестой и Двенадцатой династиями. Поскольку никаких записей об этом периоде не существует, наши историки ничего не знают об этом продолжительном периоде, хотя из надписей, найденных в Абидосе и Эдфу, мы знаем, что в этих свитках содержится подробный отчет об этом периоде, который нам почти неизвестен. Поэтому открытие этих свитков означает славу и богатство для того, кому повезет их открыть; предполагается также, что жрецы, наряду со свитками, погребли много золота и драгоценных камней, что еще больше обогатило бы открывателя.

У меня есть лицензия на исследования и раскопки, выданная хедивом на имя Джона Лавлейса, – это имя я принял, приехав Египет, – хотя, как я уже сказал, мое настоящее имя Джон Херринг. Мне было необходимо скрыть свою личность на случай, если американская таможня потребует моей экстрадиции. Хотя преступление мое было незначительным, и я считаю, что оно давно забыто.

Теперь находка сокровищ Карнака – только вопрос времени, поскольку из надписи я знаю, где искать. Но я понял, что мне нужна помощь, и нанял человека по имени Ван Дорн, который одно время был десятником в итальянских раскопках гробниц фараонов в Фивах. Ван Дорн со мной уже почти три года, он получает четыреста пиастров в месяц, что составляет примерно двадцать американских долларов. Работает он хорошо, но характер у него алчный и бесчестный, и я думаю, он способен предать меня, когда будут обнаружены сокровища. К несчастью, мне пришлось сообщить ему почти все, что знаю я сам, и опасения, которые я высказал вначале, связаны в основном с этим человеком. Я боюсь дня, когда будут открыты сокровища.

Кроме Питера Ван Дорна, который должен получить тысячу долларов дополнительно к своей зарплате, я нанял несколько членов арабского племени, возглавляемого неким Абдул Хашимом и живущего вблизи Тель-Амбры. За эти услуги шейх Абдул Хашим тоже получит тысячу долларов, когда я найду сокровища, но, если у меня не будет успеха, он ничего не получит. Точнее, у меня контракт с шейхом на двести египетских фунтов. Лицензия хедива обязывает меня продать папирусы Карскому музею за сумму, равную моим расходам во время поисков, а если будут найдены драгоценные камни или украшения, половина принадлежит хедиву, вторая половина – мне. Я пишу это, чтобы объяснить, на что имею право, если найду сокровище».

На этом рукопись прерывается, но ниже, под датой 11 января 190… года, записано:

«Наконец поиски сокровищ Карнака завершились успешно. Вчера вечером мы с Ван Дорном обнаружили гранитную плиту, в которую вделаны три бронзовых кольца – неоспоримое свидетельство, что здесь много веков назад были скрыты от алчного Камбиса сокровища. Сегодня ночью мы с помощью двух арабов из племени Абдул Хашима поднимем плиту, что одни с Ван Дорном мы не смогли сделать. Мне не терпится увидеть, что лежит под плитой. Сегодня утром Ван Дорн вел себя очень подозрительно и находился в состоянии возбуждения. Возможно, это естественно, и я не вижу у него возможности лишить меня славы и богатства, но буду внимательно наблюдать за ним.

Несколько месяцев назад я написал в Галвестон своему другу Хосе Марроу, который сейчас располагает торговым кораблем, и сообщил, что вскоре надеюсь найти большое сокровище; если найду, передам ему на образование и продвижение в жизни моего сына, которому сейчас около пятнадцати лет. Марроу ответил, что моя жена больна и ей нужно больше денег, чем я посылаю, но сейчас я уверен, что смогу щедро содержать свою семью.

Если что-нибудь помешает мне осуществить этот план, я умоляю того, кто это прочтет, из простой человечности и справедливости выполнить мое желание и послать мою долю, полученную за находку сокровищ, капитану Хосе Марроу в город Галвестон, штат Техас, Соединенные Штаты Америки, чтобы он истратил ее на благо моей жены и сына. И прошу его всемилостивейшее величество хедива, если это дойдет до его ведомости, распорядиться моим наследством так, как я написал.

Я запечатаю эту рукопись и постараюсь сохранить ее от подсматривающих глаз, и, если мои страхи окажутся вымышленными и необоснованными, я буду иметь счастье лично обнять моих дорогих. Мое имя открывателя исторических папирусов Карнака будет для меня достаточной наградой.

Джон Лавлейс»

– Уф! – сказал дядя Набоб. – Это все?

– Все, сэр, – сказал я, закрывая записную книжку. – Но это объясняет многое, чего мы не знали, и передает права на сокровище от нас Джо.

Все немного посидели задумавшись. Потом Джо сказал:

– Возможно, у меня есть право на долю отца, хотя это не совсем ясно. Но та половина того, что должна была пойти хедиву, теперь ваша.

– Точно, – сказал Арчи, чей острый ум янки оценил ситуацию быстрей, чем я. – Но обдумаем еще кое-что, мои друзья. Мы давно договорились, что сокровища древних жрецов принадлежат тому счастливчику, который их найдет. Нашел не хедив; Лавлейс – или отец Джо – мог договориться с хедивом, чтобы обеспечить себе безопасность, но Лавлейс только обнаружил место, где лежат сокровища. Он его никогда не брал в руки. Ни Абдул Хашим, ни Ван Дорн, ни Джиджи-Мерак, хотя каждый из них, имей он такую возможность, схватил бы сокровище и держал его до смерти. Сокровищем овладели мы и сделали это с большим риском, и теперь оно принадлежит нам – с учетом части отца Джо. По моему мнению, мы должны хедиву не больше, чем персидскому шаху или еще какой-нибудь голодной акуле.

– Ты прав, – сказал дядя Набот. – Мы заберем себе все сокровище и отдадим половину Джо.

– Но вначале, – сказал я, – надо благополучно уйти из Египта.

Я вышел на палубу и увидел, что мы приближаемся к Суэцу.