Дорога из Парижа в С. Дени в ноябрьское утро 1645 г. Сколько народа, сколько шума! Вдоль большой дороги движется шествие: блестящий и странный кортеж. Молодой король, королева-регентша, весь двор, полк гвардейцев, отряд швейцарцев, мушкетеры, легкая кавалерия, жандармы, вся королевская гвардия, представители разных профессий, ткачи, лавочники, разносчики; представители города, под предводительством герцога Мон-Базона, губернатора Иль-де Франса и Парижа. Но все взоры обращены на чужеземных всадников в широких, ярких плащах, с бритыми головами и длинными усами, едущих на конях, покрытых золотыми попонами, усеянными ценными камнями. Крестцы и гривы коней выкрашены в красную краску. Масса любопытных, даже на крышах, двенадцать рядов зрителей, два ряда экипажей, пушечная пальба и крики: "Да здравствует королева! Счастливый путь".
-- Кто едет? Кого сопровождают радостные возгласы всего Парижа того времени?
-- Знаменитую и всемогущую Марию де Гонзага, герцогиню Неверскую, принцессу Мантуанскую, обвенчанную накануне с королем польским, Владиславом IV.
Как видите, по дороге в Варшаву и к высшим почестям, другая француженка предшествовала той, о которой я намерен говорить. Их судьбы сплелись до того, что мне приходится начать с предшественницы. Вы о ней, вероятно, слыхали, как и о её супруге-короле. Он, -- один из последних представителей польского и шведского рода Ваза, неудачно пытавшегося овладеть двойной короной. Король-воин, слишком рано (в 48 лет) ожиревший, страдавший подагрой, но бодро боровшийся, однако, со своими недугами и питавший воинские замыслы. Она, -- женщина тридцати лет с лишком, из которых многие годы можно зачислить вдвое.
Страшная бурная семья этих Гонзага, с примесью крови всех европейских племен, частью германской, частью итальянской, испанской и греческой. Карл, отец Марии, был сыном Генриэтты Клэвской, внук Палеологов и племянник "Арденского вепря". "Быть может, ему бы и достался Византийский престол, -- говорит герцог Омальский, -- если бы он не замешкался во Франции, в войне против Ришелье". Упоминая о нем, один биограф говорить совершенно серьезно: (История Авэнского аббатства). "Огненный вихрь выступает на его коже при малейшем трении".
Это была порода людей предприимчивых, как немцы, страстных, романтичных и ловких, как итальянцы, коварных, как греки, задорных, как французы семнадцатого века, до Людовика XIV-гo. Пробыв в Италии до второй половины XVI века, довольствуясь маркизатом Мантуанским, семья де Гонзага в это время рассеялась: Людовик де Гонзага перешел Альпы и женился на Генриетте Неверской. В своем новом отечестве, Гонзаги тотчас расширили свои владения. Им достались герцогства Клэвское, Неверское и Рэтельское. Одно время, в эпоху Фронды, казалось как будто правление Францией было в их руках.
Новая королева до этого времени оправдывала свое происхождение. "Никто не имел так много скоро преходящих успехов, ведущих к падению", заметил про нее Таллеман. Восемнадцати лет она свела с ума несчастного Гастона Орлеанского, имевшего, впрочем, и другие увлечения, менее понятные, и задумавшего её похитить. Она бы, конечно, согласилась, если бы не Ришелье, заключивший её на время в Венсенскую башню. Туда, быть может, ей и были адресованы стихи, найденные мною в архивах Шантильи:
Je jure tos beaux yeux de vous garder ma foi,
Beaux yeux, mes clairs soleils, qui pour l'amour de moi
Furent longtemps couverts d'un si triste nuage.
Si toujours votre amour n'est mon sonverain biеn,
Le ciеl qui me promet plus d'un sceptre eu partage
Revoque sa promesse et ne me donne riеn.[*]
[*] -- "Клянусь вашими чудными очами в моей верности вам навсегда... Чудные очи, ясное солнце, омраченные ради меня. Если я не получу вашей любви, моего высшего блага, то небо, обещающее мне не один скипетр, не исполнит своего обещания и не даст мне ничего"...
Стихи без имени, но с подписью в тексте.
Затем, в 1640 году, трагическое похождение Сен-Марса. Тайная любовь и заговор, переписка, перехваченная накануне казни, и апология Тадлемана: "Г. Легран её несколько раз навещал ночью, но об этом никто не говорил"... Все ли этим кончилось? Нет еще. Два года позднее на сцену является д'Аниен (Великий Кондэ будущего), и репутация Марии пострадала даже во мнении Тадлемана. На этот раз это её вовсе не смутило. Из угнетенной сироты она превратилась в опасную силу. По смерти своего отца, в 1637 г., присвоив себе львиную часть наследства, герцогство Невер, она предложила своим сестрам на выбор монастырь или нищету. Младшая, Бенедикта, избрала первый и умерла монахиней. Старшая, Анна, воспротивилась и обвенчалась с архиепископом, с этим сумасбродным де Гизом, как его называл один знаменитый историк. Она же принцесса Палатината, о которой Боссюэ упоминает в своей надгробной речи. До этого, однако, устроившись в своем великолепном отеле Невер, принцесса Мария занялась приготовлением Фронды, задобрив кардинала.
Она держала двор напротив другого двора, в это время мало интересного. Салон m-me де Рамбулье приходил в упадок. M-me де Лонгвиль оплакивала прекрасного Колиньи, убитого Гизом на дуэли, удалясь до будущего торжества в Мюнстер. Это второе наследство досталось "кабинету" принцессы Mapии. Там собирались "умники", и "главари" устраивали у нее свои совещания. Мазарини был этим очень озабочен.
Вдруг еще счастье! Польский король овдовел. По смерти его жены, Цецилии Австрийской, он вздумал её заменить королевой шведской Христиной, хотя ей было всего восемнадцать лет. Он обратился за советом к кардиналу. Сватовство было связано с разными политическими соображениями. Вступив в такой брак и обезопасившись со стороны Швеции, король мог воевать с турками, угрожавшими целостности его государства. Все это было прекрасно, но кардинал неодобрительно качал головой: "Зачем его величеству, королю польскому, искать себе жену так далеко? Разве мало принцесс во Франции?
-- Не имеете ли вы в виду сестру короля? -- робко спросил посланный короля, итальянец Ронкали.
-- Что вы говорите!
Речь зашла о принцессах де Гиз и де Лонгвиль. Мазарини нашел решение: закрыть отель Невер, выпроводить принцессу Марию. Какое счастье! Промолчав о выборе невесты не первой свежести и немного зрелой, он позволил упомянуть о сестре короля, согласился отправить королю портрет принцесс Гиз и Лонгвиль, но поручил это дело маркизу де Брежи. Маркиза, знаменитая племянница Сомеза, "bel-esprit, жеманная и рано состарившаяся, но умевшая наряжаться", была одной из усердных посетительниц отеля герцогини Неверской. Маркиз был человек находчивый; он прежде всего повидался с королевскими астрологами. Всем было известно, что принцессе Марии было заранее предсказано по звездам обладание короной. Для неё это предсказание лучше оправдалось, чем для Гастона Орлеанского.
Да здравствует новая королева!
Счастливый путь!