Глава 14

ГЛАВА 29

Глава двадцать девятая


Ученики поспешно расступались, давая дорогу наставнику, и после поклона провожали его изумлёнными взглядами.

Как и положено мудрецу и чиновнику высокого ранга, советник Гуань Чжун был ярым апологетом дворцовых условностей и наказывал учеников за малейшие ошибки в этикете. И вот, вопреки собственным поучениям, Гуань Чжун бежал — что было предосудительно уже само по себе — но он бежал не просто так, а с неприлично высоко задранными полами чаофу. Вдобавок степенный и церемонный до ханжества советник сверкал голыми пятками, как какой-нибудь ничтожный смертный мальчишка, что уже грозило потерей доброй репутации.

Юные шалопаи не преминули бы посмеяться над уважаемым наставником, позабывшем о всяком достоинстве и приличиях, кабы не выражение его лица. Оно отражало такую степень отчаяния, что они тревожно переглянулись, а затем, не сговариваясь, гурьбой устремились за учителем, который мчался во всю прыть в направлении хозяйственных построек Золотого дворца.

Когда Небесная Жуцзя прибыла на место, Гуань Чжун уже оседлал волшебного коня и тот со скоростью стрелы вылетел из ворот конюшни.

«Эй! Вам не кажется, что это Пламя[1], конь Ареса?» — раздался звонкий голос. Он принадлежал зеленоглазому вертлявому живчику, тому самому, что отказался кланяться Кецалькоатлю. В отмытом виде ему было лет четырнадцать.

Высокий стройный юноша, облачённый в чёрный шеньи[2], а не в светло-синий ханьфу, как остальные ученики, сразу же развернулся в его сторону и скривил губы. «А! Всё ясно. Только в уме демонского отродья могла зародиться такая чушь», — процедил он с надменным выражением на лице.

«Это не чушь! Я знаю, что это Пламя!» — воскликнул мальчишка и тут же получил зуботычину за непочтительное обращение к старшему по возрасту. Не вытирая разбитый рот, он склонился в низком поклоне, а затем поблагодарил юношу в чёрном одеянии за преподанную науку; вот только его глаза противоречили показному смирению и, прячась за длинными ресницами, сверкали как два раскалённых уголька.

Худенький как тростинка мальчик, которого отличали тонкие девичьи черты лица, подбежал к пострадавшему товарищу и участливо коснулся его руки.

— Тебе очень больно?

— Получи по зубам и узнаешь, — усмехнулся зеленоглазый живчик и сплюнул на землю выбитый зуб. — Не переживай, Лей![3] — смягчился он, видя, что глаза друга заблестели слезами. — Попомни моё слово, я обязательно отомщу этому зазнайке Фа[4] Юну.[5]

— Ксиабо,[6]не глупи! — Лей опасливо покосился на юношу, окружённого льстивыми приспешниками. — Вдруг Фа Юн тебя услышит, он превратит твою жизнь в настоящий ад.

Мальчик хотел напомнить другу, что Фа Юн спас ему жизнь, когда войска приветствовали узурпатора, но знал, что это бесполезно: тот видел в поступке юноши не благодеяние, а ещё одно унижение.

— Как будто я сейчас в раю, — буркнул Ксиабо, но довольно тихо, чтобы его не услышали другие ученики и не донесли его недругу.

Глаза Лея заискрились весельем.

— Позволь тебе напомнить, место, где мы находимся, смертные называют раем, — с улыбкой заметил мальчик и, склонившись к уху Ксиабо, чуть слышно выдохнул: — Хочешь узнать, куда направляется наставник?

— Ну-ка, идём отсюда!

Ксиабо ухватил друга за тонкое запястье и потянул его за собой.

Мальчики не обратили внимания на кружащегося поблизости крошечного мотылька и, как оказалось, зря. Маленький шпион последовал за ними, а затем, подслушав их разговор, вернулся к хозяину.

Когда юные маги создали портал, рядом с ними материализовался Фа Юн и преградил им путь.

— Куда это вы собрались? — поинтересовался он зловещим тоном.

— Не твоё дело! — буркнул Ксиабо.

— Ах ты, демонское отродье! Ты снова смеешь мне дерзить? — прошипел Фа Юн и на его ладони загорелся магический огонь. Он уже давно горел желанием проучить юного зазнайку, который, по его мнению, слишком высоко задирал свой безродный нос.

Несмотря на все нападки и издевательства из-за примеси демонской крови, Ксиабо держался независимо и не перед кем не склонял голову. Вдобавок он был одним из лучших учеников и открыто гордился этим.

— Старший соученик! Это моя вина! Прошу вас, не наказывайте Ксиабо, он всего лишь последовал за мной! — в отчаянии закричал Лей и, чтобы упредить удар, схватил юношу за руку.

Фа Юн не желал Лею зла, но он был зол и не сумел вовремя остановиться. Магический кулак с такой силой ударил хрупкого мальчика, что он как подрубленное деревце рухнул на землю.

Из горла Ксиабо вырвалось нечто среднее между рычанием и воплем отчаяния, и он набросился на своего давнего обидчика.

Видя такое дело, тут же набежали любопытные, но их ждало разочарование. Фа Юн не столько дрался, сколько сдерживал напор взбесившегося подростка, и этому была своя причина.

Как только юноша почувствовал приближение императорской стражи, он сразу же схватил обоих мальчиков и вместе с ними шагнул в портал, созданный Леем. Вопреки обыкновению, он почему-то не закрылся, хотя обычные порталы держались не более трёх-пяти минут.

***

Кецалькоатль, занявший трон после исчезновения Золотого императора, старался показать себя мягким и мудрым правителем. При нём Императорский Совет перестал быть декорацией и главы вассальных домов воспользовались случаем; они подали прошение о расширении списка, по которому они имели право пользоваться магией в Золотом городе. Ходатайство было удовлетворено, что, естественно, усилило позиции Кецалькоатля.

Крупные сановники по-прежнему осторожничали, тем не менее кое-кто начал поговаривать, что регент ничем не хуже Золотого императора, а в чём-то даже лучше его, — мол, он не настолько подвержен настроениям и, в отличие от прежнего правителя, прислушивается к словам не только Гуань Джуна. Впрочем, последний редко появлялся на заседаниях Императорского Совета и почти всё время проводил с учениками в Жуцзя.

Правда, придворные быстро подметили, что регент не переносит любых упоминаний о брате — ни хвалебных, ни ругательных. Табу было негласным, но лишь последний глупец не сделал бы нужных выводов, когда неосторожные болтуны стали исчезать один за другим.

***

Между тем война продолжалась. Зевс признал своё поражение, но не оставил попыток захватить Золотой город, причём довольно успешных. Виной тому был тот, кого знали как великого полководца Гуань Чжуна.

Несмотря на китайскую личину Арес оставался самим собой, то есть сыном Зевса и греческим богом войны. Раздираемый сыновним долгом и присягой, данной Золотому императору, тем не менее он добросовестно делал своё дело, и всё же проигрыши следовали один за другим. В действиях Ареса не было явного предательства. Беда была в том, что он в своих планах невольно учитывал потери греческих войск и строил их таким образом, чтобы они были минимальными. Рано или поздно такая тактика привело бы его к полному разгрому и Арес, понимая это, с облегчением сложил с себя обязанности главнокомандующего, стоило Кецалькоатлю лишь заикнуться об этом. Полководец из того был средний, тем не менее защитники Золотого города с большими или меньшими потерями продолжали отбивать нападения греческих войск.

Так было, пока Олимп не сговорился с Асгардом.

Буйные обитатели Вальхаллы, соскучившиеся по битве, устроили китайцам такую кровавую баню, что те не выдержали и побежали.

Наметившийся передел сфер влияния не понравился Тримурти. Впервые за всю историю существования Фандоры они отказались от нейтралитета и выступили на стороне китайских богов.

Войско индийского пантеона оказалось настолько огромным, а многорукие божества, крушащие всё на своём пути, настолько грозными, что олимпийцы не выдержали и запросили пощады.

После долгих и унизительных переговоров Олимп согласился на все условия Тримурти и заплатил громадную контрибуцию в золоте, которая почти полностью исчерпала казну Зевса. Но самой большой потерей греческого пантеона была уступка части земель, богатых потоками природной магии.

Помимо прочего Тримурти потребовали освободить Золотого императора, но Зевс заявил, что не знает где он. Тогда пчёлы, птицы, рыбы и прочие крошечные шпионы, посланные Вишну, исследовали каждую пядь земель Олимпа — в реальности и на Небесах, но тщетно: Золотого императора нигде не было. После этого Вишну в витиеватых выражениях извинился перед хозяином Олимпа и выразил надежду, что тот не держит на него зла.

Конечно же, Зевс был зол, да только ничего не мог поделать. Проигрыш в войне отрезал обитателей Олимпа от основных источников магической энергии, чем низвёл их до состояния малозначительных божков, и это обстоятельство, как ничто другое, выводило из себя самолюбивого громовержца. Поэтому ярость и неспособность что-либо изменить он вымещал на том, кого считал причиной всех своих бед. Некоторое время это давало иллюзию собственной значимости, а затем, по мере осознания, на кого он поднял руку, в его сердце закрался страх.

Мысль об ожидающем возмездии не покидала Зевса ни днём ни ночью, и он начал искать способ, как уничтожить могущественного пленника, причём так, чтобы никто по-прежнему не знал о его местонахождении. До него дошли слухи о том, как Золотой император обошёлся с богиней ночи Ньюктой, и он понял, что его желание осуществимо. Над мойрами[7] никто не имел власти, но они были дочерями богини ночи, а ещё они были теми единственными, кто мог не только уничтожить Золотого императора, но и стереть саму память о нём.

Тем временем Огненная стража, несмотря на запрет Кецалькоатля, продолжала поиски своего создателя.

Арес тоже не переставал искать Золотого императора и тщательно изучал донесения обширной сети шпионов. Круг постепенно сужался, но это не принесло ему радости: след вёл на Олимп. Как только до него дошло известие, что Зевс послал богатые подарки богиням судьбы, Арес понял, что дни Золотого императора сочтены. Он больше не колебался. Презрев привитую ему азиатскую осторожность, он бросился на выручку тому единственному, кого он уважал и чью власть признавал без всяких оговорок.

***

Поскольку Фа Юн был тем самым шпионом, который принёс греческому богу, прячущемуся под личиной Гуань Чжуна, недобрую весть, то юноша счёл за благо скрыться от императорской стражи. Мальчишек он прихватил с собой ради осторожности; ему не понравилось, что Ксиабо узнал коня Ареса, а Лей способен найти их наставника. По длительному сроку существования портала он понял, что мальчик интуитив, то есть тот, кто умеет привязывать переход не к определённому месту, а к предметам и живым существам, что было большой редкостью даже среди богов.

«Где это мы?» — боязливо спросил Лей, когда они оказались в кромешной тьме, и, найдя руку товарища, сжал его ладонь. «Тебе видней!» — отозвался Ксиабо, озадаченный тем, что создатель портала не знает, куда они попали.

«Тише, вы!» — шикнул на них Фа Юн. «Настройтесь на ночное зрение, — распорядился юноша и крохотный огонёк, видимый лишь им, троим, осветил его ладонь. — Идите за мной, и чтобы ни звука!» — предупредил он грозным шёпотом.

Мальчики согласно кивнули и, хотя в темноте их лиц было не разглядеть, юноша без труда считал их эмоции. Его спутники порядочно трусили, что вызвало у него невольную улыбку, но он тут же озабоченно нахмурился. Тем не менее, сколько он ни прислушивался, до него доносилось только безобидное шуршание камешков под ногами мальчишек и стук редких капель воды, падающих с влажных стен.

То и дело спотыкаясь о неровности каменистой почвы, мальчики брели за Фа Юном, который был у них за предводителя.

— Кажется, это пещера, — шепнул Лей, прижавшись к плечу товарища.

— Скорей тоннель в горе, — отозвался Ксиабо и, принюхавшись, добавил: — Пахнет мочой и коровьим навозом.

— Да, пахнет, как в коровнике, — подтвердил Лей и боязливо огляделся по сторонам, — а ещё пахнет страхом, тленом и кровью. Очень много крови и ужаса, — добавил он дрожащим голоском.

Ксиабо сжал хрупкие пальчики друга.

— Не бойся! Ты здесь не один, — постарался он приободрить трусишку. — Скажи, ты действительно не знаешь, где мы?

— Не-а…

— Это лабиринт Минотавра, — вмешался Фа Юн в разговор мальчиков. — И если он сожрёт нас, то вам будет некого в этом винить, кроме самих себя.

— Что ты хочешь сказать, старший соученик? — произнёс Ксиабо, со всей вежливостью, на какую был способен. Отчего-то у него пропало желание задирать давнего врага, и он поймал себя на том, что, как Лей жмётся к нему, ища защиты, точно так же он старается держаться поближе к Фа Юну.

— Что вы слишком много болтаете. Минотавр нас услышал, — негромко ответил юноша и в его руке появился меч. — Лей, открывай портал! — приказал он, зорко глядя перед собой.

— Куда портал? — спросил до смерти перепуганный мальчик.

— Настрой его на Золотого императора. Быстро! — выкрикнул Фа Юн.

— Хорошо!

Издалека донёсся жуткий рёв и Лей, бормотавший заклинания, испуганно замер, но быстро опомнился и снова взялся за дело.

— Готово! — чуть слышно пискнул мальчик и все трое с похвальной скоростью нырнули в жерло портала, который в слабом свете магического светильника был виден как круг непроглядной тьмы.

Выскочившее из туннеля чудовище бросилось следом за незваными гостями, но троице повезло. Наспех сооружённый портал схлопнулся до того, как оно успело переместиться вслед за ними.

Минотавр яростно взревел и с расстройства боднул шёлковую ленту, потерянную Леем, а затем взял её в руки и принюхался. Аромат корицы и молока вызвал у него обильное слюноотделение, но тут он учуял запах пота, отдающий нежным мускусом, и в бычьих глазах чудовища загорелись похотливые огоньки.

***

В сказках смертных храбрецы запросто убивали или пленили чудовище, таща его за собой, как глупую скотину. Вот только жители Небес точно знали, что никто из хвастунов даже близко не подходил к Лабиринту Минотавра, а тот, кто имел несчастье попасть в его катакомбы, уже ничего не мог рассказать.

Даже боги не рисковали связываться с чудовищем, имеющим вид человека с головой быка. Минотавр был злопамятен, свиреп и крайне кровожаден, несмотря на родство с травоядными; главное, он был бессмертен и убить его не могли даже первоначальные боги, во всяком случае, надолго. Начисто сожжённый, он снова воскресал и его Лабиринт продолжал наводить ужас на людей.

В соблюдение древнего уговора, жители окрестных земель раз в девять лет отправляли Минотавру семерых юношей и семерых девушек. Кто селился совсем близко к Лабиринту, те перестраховывались и, чтобы задобрить чудовище, ежегодно отправляли ему семерых детей; как правило, это были дети рабов. Конечно, Минотавру этого было мало, но он придерживался правил, и не трогал окрестные селения, что не мешало ему охотиться на тех, кто не платил ему дань.

Зевс был единственным, кто мог безбоязненно заходить в Лабиринт и встречаться с его хозяином. Поэтому прошёл слушок, что он и есть истинный отец Минотавра; мол, это он поимел Пасифаю под видом быка, якобы посланного Посейдоном, что очень походило на правду. Ведь Зевсу было не впервой соблазнять женщин в образе какой-нибудь скотины. Вот только отпрыск оказался настолько уродлив и бесталанен, что он его не признал и за шалости Зевса пришлось отдуваться критскому быку, который, как всякая нормальная скотина, не питал никаких нежных чувств к двуногой самке, хоть век она сиди в своей деревянной корове. Он же не дурак, чтобы не отличить поганое чучело от симпатичной рогатой подружки.

______________________________________________

[1] Для тех, кто забыл предыдущую сноску. По легенде кони в боевой колеснице Ареса носили имена: Пламя, Ужас, Шум и Блеск, они были детьми Борея и одной из эриний, богинь мести.

[2] Шеньи и ханьфу — традиционная одежда китайцев.

[3] Лей (кит. яз.) — гром.

[4] Фа (кит. яз.) — выдающийся.

[5] Юн (кит. яз.) — храбрый.

[6] Ксиаобо (кит. яз.) — маленький борец.

[7] Мойры — это древнегреческие богини судьбы, неподвластные ни людям, ни богам. В диалоге Платона «Государство» мойры изображены сидящими на высоких стульях, в белых одеждах, с венками на головах; все они прядут на веретене Ананки (необходимости), сопровождая небесную музыку сфер своим пением: Клото поёт о настоящем, Лахесис — о прошедшем, Атропос — о будущем.

Загрузка...