После обильного завтрака Нейто выдал мне обещанные майю и сайпос. Майю по вкусу походил на апельсиновый сок с пряностями, а вот сайпос, похожий на крохотные бледные розочки, сравнить было не с чем. Нейто был прав, такого я не пробовала, хотя Чантико основательно избаловала меня деликатесами. Скажу без преувеличения, сайпос это гениальная симфония, предназначенная для вкусовых рецепторов, и я, позабыв обо всём, с наслаждением ждала, когда на языке растает очередной шарик волшебного лакомства.
Сытость способствовала довольству собой, а оно, в свою очередь, влекло к философским сентенциям и мне подумалось, что любовь, музыка, танцы — всё это прекрасно, но самое безоблачное наслаждение дарит нам еда. Нейто одобрительно посмотрел на меня, и я догадалась, что снова выбалтываю мысли вслух.
— Согласен, — проговорил он и протянул мне бокал, наполненный чем-то ярко-синим, с золотыми вкраплениями.
Меня насторожил цвет напитка: слишком уж он походил на раскраску юджисов.
— Что это? — спросила я, чувствуя, как уходит эйфория, вызванная сайпосом.
— Настойка из юджисов, — подтвердил Нейто мои опасения.
— Извини, чего-то не хочется, — попыталась я отвертеться от его угощения, но не тут-то было.
Взяв поставленный мной бокал, Нейто вновь протянул его мне.
— Сирин, хочешь ты или нет, но тебе придётся это выпить, — настойчиво произнёс он и в качестве весомого аргумента добавил: — Это привязка. Иначе ты не сможешь удержаться в данном временном потоке, и тебя вынесет туда, откуда ты явилась.
— Так бы сразу и сказал, — вздохнула я и, преодолевая отвращение, поднесла бокал к губам.
Напиток сильно отдавал сайпосом, тем не менее не вызвал у меня ни малейшего удовольствия. Его убило чувство вины перед прекрасными созданиями.
— Давай ближе к делу! — потребовала я. — Я так понимаю, нам снова нужно куда-то тащиться.
Не отвечая, Нейто допил свою порцию вина из несчастных юджисов.
— Совсем не обязательно, — буркнул он и со стуком поставил бокал, после чего выскользнул из-за стола и вышел наружу через французское окно.
Такое чувство, что мальчишка рассердился. Когда я выскочила следом за ним, он уже был под деревом, которое росло довольно далеко от дома.
Лёжа на животе, Нейто с меланхоличным видом грыз травинку. Подойдя, я села рядом и хотела вытащить застрявший лист в его волосах, но он уклонился от моей руки.
— Нейто, — позвала я, охваченная жалостью. — Пожалуйста, не злись!
Если раньше я ещё сомневалась относительно того, кто он, то теперь уже нет. Всё же я протянула руку и провела по его волосам. Они были упругими и шелковистыми, на ощупь почти такие же, как у моих близнецов.
— Жалость… — задумчиво проговорил Нейто. — Это было так давно, что я уже забыл, что это такое.
— Тогда вспоминай!
Нейто повернул голову и пристально посмотрел на меня.
— Зачем?
— Потому что мне нечего тебе дать, — призналась я. — Всё, на что я могу рассчитывать, это на твою жалость.
— Нечего дать? — отстранённо проговорил он. — То есть услуга за услугу?
— Да.
— Почему именно обмен?
Я пожала плечами.
— Так уж сложилось. Не понимаю, что тебя смущает.
— Раньше, когда смертные обращались к помощи высших сил, они использовали принцип жертвенности.
Ну да, насколько я помню библейские сказки. Бог велел, и Авраам без раздумий связал своего единственного сына и поволок мальчишку на гору, собираясь прирезать его для жертвоприношения, а затем сжечь. Натуральный псих или в данном случае религиозный фанатик, что, в принципе, одно и то же.
— Ты прав, на заре своего существования мы были простодушны и искренне верили в вас, своих богов, пока Каин не схитрил и не убил своего брата Авеля. С той поры у него множество последователей, готовых всеми правдами и неправдами присвоить то, что им не принадлежит. Сильные по-прежнему убивали, слабые придумали торговлю. Поскольку слабых куда больше, чем сильных, то священная мантра торговли: «ты — мне, я — тебе», позволяющая безнаказанно обирать ближних, перекочевала во все сферы нашей жизни, в том числе в религию. Люди молятся и соблюдают ритуалы, указанные в священных книгах, в твёрдой уверенности, что этим покупают себе место в раю.
На лице Нейто появилось заинтересованное выражение.
— А ты? Веришь ли ты в загробный мир? — спросил он, и я вспомнила своё пребывание в Тартаре.
— Мне нет нужды верить или не верить. Не знаю, каково в раю, а вот в аду я уже побывала.
— Ты ошибаешься. В истинной вселенной нет ничего потустороннего; она предельно материальна и от начала до конца подчиняется заложенным в неё законам, — сказал Нейто, чем сильно меня озадачил.
— Тогда как ты объяснишь существование богов Фандоры и Эквилибриума? Да и законы истинной вселенной, я так понимаю, не свалились с потолка.
— Миры, о которых ты говоришь, возникли благодаря мыслящей материи.
— Не понимаю.
— Таким образом истинная вселенная познаёт самоё себя.
Я попыталась осознать сказанное Нейто.
— Истинная вселенная разумна?
— В определённой степени.
— Выходит, боги — это её выдумки, а не смертных?
— Не совсем.
— Совместное творчество?
— Нет!.. Впрочем, в какой-то мере, да, — последовал очередной уклончивый ответ и это меня отрезвило. Если уж богов невозможно понять, тем более бесполезно пытаться понять Нейто.
— Давай вернёмся к жалости, — попыталась я повернуть разговор в нужную сторону.
— Нет.
— Нет? — не поверила я своим ушам. — Ведь ты можешь повернуть время вспять! Так почему нет?
— Потому что нет, — последовал безапелляционный ответ.
Нейто встал и пошёл к дому.
— Стой!.. Нейто! Я умоляю, дай Фандоре ещё один шанс! — выкрикнула я, но он даже не замедлил шаг.
На смену отчаянию пришло ледяное спокойствие. Если надежды нет, тогда мне больше незачем жить. В руке возник нож, и я без раздумий полоснула лезвием по горлу.