Когда Сирин сбежала, Вифания, как стоглазый Аргус, следила за второй дочерью. Тем не менее, несмотря на боязнь, что Алконост тоже сбежит, она не давала ей никаких поблажек. Стоило избалованной принцессе провиниться — что происходило по нескольку раз на дню — и наказание следовало незамедлительно. Как правило, Вифания ограничивалась нотацией о том, как должны вести себя воспитанные девушки, но иногда она выходила из себя и тогда Алконост запирали в комнате, а в особо злостных случаях оставляли без питья и еды.
Около года мать и дочь испытывали друг друга на прочность. И вот однажды, когда за один лишь косой взгляд Алконост избила девушку-служанку, а затем в одном платье выгнала её на мороз, Вифания залепила дочери пощёчину, и приказала слугам запереть её в сарае, чтобы она на собственной шкуре прочувствовала, что такое холод.
Наутро Алконост, по-прежнему находящаяся в смертном теле, окоченела настолько, что не на шутку испугалась. Но когда Вифания потребовала, чтобы она попросила прощения у служанки, она снова взбеленилась. Обуреваемая обидой и гордостью (мать не хотела слушать, что она всего лишь выгнала служанку, а не убила) Алконост в порыве ярости обрушила на голову Вифании страшнейшее проклятие и сама до смерти испугалась, когда та исчезла. Спасаясь от гнева отца, она наобум переместилась.
Стража Золотого императора обыскала Небеса и Фандору, но поиски ничего не дали: Алконост будто в воду канула.
Спустя четыре месяца, когда Вифания уже потеряла надежду увидеть дочь, та вернулась сама, целая и невредимая. Когда Алконост появилась на пороге гостиной, она скользнула по ней отсутствующим взглядом и снова опустила глаза к вышивке, лежащей у неё на коленях, но тут же вскинула голову и замерла. «Алконост! Хвала Небесам ты вернулась!» — наконец вымолвила она дрожащим голосом и её пальцы судорожно стиснули пяльцы.
При виде лица матери злость своенравной девчонки вдруг бесследно испарилась. Алконост бросилась к женщине, которая перестала быть для неё чужой и, упав на колени, уткнулась лбом в её колени. «Мама!» — всхлипнула она, чувствуя, как её душит и рвётся наружу нечто, чему у неё нет названия.
«Слава Небесам, ты жива!» — произнесла Вифания окрепшим голосом и, протянув руку, пригладила растрёпанные волосы дочери, которую уже не чаяла увидеть живой. Заметив соломинку, застрявшую в выгоревших до бела прядях, она осторожно вытащила её и спрятала в носовом платке, после чего приподняла лицо Алконост и внимательно его оглядела.
— Кажется, по наследству тебе достались только мои веснушки, — улыбнулась она, при этом отложив в памяти следы царапин разнообразной свежести на сильно загоревшей коже и заметную желтизну от синяка под правым глазом дочери.
— Неправда! Отец сказал, что мы с Сирин унаследовали твою красоту, — запротестовала Алконост.
Распираемая беспричинной радостью она вскочила на ноги и потянула мать за собой.
— Идём в столовую! Я умираю от голода!
— Идём, дорогая! — обрадовалась Вифания её аппетиту.
Поднявшись с кушетки, она не выдержала и порывисто обняла дочь. «Слава Создателю!.. Девочка моя, ты даже не представляешь, сколько я пролила слёз, думая, что потеряла тебя навсегда», — подумала она, одновременно испытывая радость и раскаяние.
Не зная что делать, смущённая Алконост старалась не шевелиться. Порыв иссяк, и она никак не могла заставить себя обнять мать; для неё она вновь превратилась в строгую элегантную незнакомку, окружённую ароматом изысканных духов. И всё же, в глубине её души по-прежнему горел тёплый огонёк. Вспомнив Немезиду, свою бессменную гувернантку, Алконост презрительно фыркнула: «Эта стерва может сколько угодно пыжиться, строя из себя невесть что, но ей никогда не сравниться с настоящей матерью!»
— Прости, дорогая! — спохватилась Вифания. — Ты голодна, а я лезу к тебе со своими нежностями…
— Мама, я люблю тебя! — вырвалось у Алконост и она, испугавшись собственных слов, поспешно зажмурилась.
«Святые Небеса! Что за глупости я болтаю! — обескураженно подумала девушка. — Если она сейчас засмеётся, я её возненавижу!»
— Дорогая, мне сообщили, что стол уже накрыт, так что давай поторопимся. Ничего не делай, я сама перенесу нас в столовую, — донёсся до неё спокойный голос, после чего мелькнула вспышка переносного портала и хватка пальцев, сомкнутых на её запястье, ослабела. — Хватит уже жмуриться, глупышка! Я тоже люблю тебя.
— Это правда? — Алконост живо открыла глаза и повернулась к матери.
— Конечно, — усмехнулась Вифания. Подхватив подол утреннего светло-зелёного платья, расшитого серебром, она с достоинством королевы опустилась на стул, услужливо отодвинутый лакеем. — Я же твоя мать. Разве может быть иначе? Всё, дорогая, больше никаких разговоров! Садись и поешь, а после служанки приведут тебя в порядок. Не знаю, где ты взяла эти скверные обноски, но в них ты похожа на нищенку.
Алконост глянула на обтрёпанные рукава и подол ветхого грязного платья, которое было на ней, затем посмотрела на свои руки с траурной каймой под ногтями, обгрызенными в кровь, и на её лице отразилось растерянность.
— Ничего не понимаю! — пробормотала она и подняла глаза на мать. — В чём на этот раз я провинилась, что ты выгнала меня из дома?
— Не говори глупостей! — Вифания внимательно посмотрела на дочь, проверяя не обман ли это, и покачала головой. — Я так понимаю, ты ничего не помнишь?
— Нет, — наморщила лоб Алконост. — А что я должна помнить?
— Потом поговорим, садись ешь, — ответила Вифания и Алконост, позабыв обо всём, схватила булочку со стола и тут же отправила её в рот.
Глядя на то, как она жадно ест, Вифания всё больше расстраивалась, но внешне не показывала виду и вообще вела себя так, будто ничего не случилось. Впоследствии сколько они ни расспрашивала, Алконост твёрдо стояла на том, что не помнит ни своих похитителей, ни того, что отсутствовала целых четыре месяца.
О злосчастном побеге можно было бы забыть, если бы не одно обстоятельство. Спустя шесть месяцев после появления в родительском доме Алконост родила мальчика. Первое что она спросила после его появления на свет это смертный он или бог. Узнав, что смертный, она встала и, не оглядываясь на плачущего малыша, вышла из родильной.
Чантико, которая служила ей повивальной бабкой, лишь покачала головой, видя такое равнодушие; она была готова пожертвовать своим бессмертием лишь бы у них с Лиландом родился ребёнок.
К сыну Алконост даже близко не подходила и, вообще, делала вид, что не знает о его существовании. Поскольку после рождения она отказалась взять мальчика на руки, то формально у него не было ни отца, ни матери; так что имя ему пришлось дать Вифании, и она по подсказке мужа назвала его Кемом[1].
Спустя три месяца малыш исчез, причём среди бела дня и прямо на глазах у тех, кто был рядом с ним. Кормилица зашлась в истошном крике — сначала по причине исчезновения ребёнка, а затем от испуга, когда рядом с ней материализовались жуткие существа в огненно-красных доспехах. Когда они с рычанием стали требовать ответа, кто похититель, бедная женщина не выдержала и упала в обморок. Правда, это не помешало допросу, который, к разочарованию Огненной стражи, показал её непричастность к похищению.
Советник Гуань Чжун бросил лучшие силы на поиски внука Золотого императора, но мальчик будто канул в воду. Если верить донесениям шпионов, то его не было ни у олимпийцев, ни у индийского пантеона.
Спустя какое-то время от Тримурти пришло сообщение, в котором говорилось, что они ничего не знали о похищении Алконост (они действительно не знали, пока не зашевелилась шпионская сеть). Вдобавок могущественная троица ручалась, что никто из индийских богов не замешан в похищении принцессы. В конце послания говорилось, что мальчика нет ни на Фандоре, ни на Небесах, мол, от их всевидящего ока невозможно укрыться. Это утверждение вызвало ироничную улыбку у Золотого императора, но он вежливо поблагодарил Тримурти за искреннее беспокойство о его семействе.
Алконост было всё равно, что с сыном. Вифиния не успела привязаться к внуку, поэтому испытывала лишь сожаление по поводу его исчезновения. Ну а чувства Золотого императора вообще лежали за семью печатями. После безуспешных поисков он больше ни разу не вспомнил о мальчике, во всяком случае, в кругу семьи.
Единственно, кто по-настоящему расстроился из-за пропажи Кэма это была Чантико, которая, по сути, заменила ему мать. Правда, она целыми днями пропадала у бывших хозяев, поэтому её не покидало чувство вины перед мужем, которому, естественно, не нравились её частые отлучки. Так что мудрая богиня не стала выговаривать Лиланду, когда тот откровенно обрадовался, узнав, что вновь безраздельно завладел её вниманием.
Тем не менее поиски мальчика продолжались до тех пор, пока Золотой император не приказал их прекратить. На тот момент его куда больше волновала судьба дочери, чем внука.
Сирин пожертвовала собой ради матери, но этого было мало. Чтобы завершить процесс превращения Вифании в богиню, она должна была умереть — таков был обет, данный Золотым императором. Все его попытки сохранить жизнь дочери привели к тому, что он начал терять власть над созданным миром — тот начал терять стабильность, что могло привести к исчезновению Фандоры.
***
Советник Гуань Чжун ждал его в зале заседаний, причём с очень важным сообщением, но Золотой император всё расхаживал по тайной комнате и его взгляд будто магнитом притягивало трёхметровое овальное зеркало. Заключённое в чудесную золотую оправу, оно свободно парило в воздухе. Стоило Золотому императору обратить к нему свой взор, и оно услужливо поворачивалось к нему.
Настроенное исключительно на Сирин, магическое зеркало показывало, что она по-прежнему стоит у загона с лошадьми и, облокотившись на изгородь, с отстранённым видом смотрит на величественный закат.
Золотой император тоже глянул на пылающее багровое око, которое погружалось в грозовую синеву на горизонте, и в его душе проснулась застарелая боль. Он любил новый мир, в создание которого вложил всю душу, но ещё больше он любил землю своих предков, которая медленно умирала, и остатки веры смертных лишь продлевали её мучительную агонию.
«О мудрая Тонанцин! — Золотой император опустился на колени. — Мать, ты знаешь, я не хотел причинить тебе зло, но боги судьбы не оставили мне иного выхода. Так прими мою искупительную жертву. Я отдаю тебе лучшее, что есть у меня, свою прекрасную дочь», — воскликнул он в порыве раскаяния.
Багровое око мигнуло и, будто слеза на щеке, на прояснившемся небе заблестела ранняя звезда; затем тучи снова сгустились и поверхность магического зеркала пронзила гигантская молния. С шипением она ударила в сердце Золотого императора, и он зарычал от нестерпимой боли. Сожалеть о содеянном было уже поздно: Тонанцин подловила его на слове и приняла его жертву. Теперь Сирин была во власти древней богини и к чему это приведёт не знал даже он, самый могущественный из богов Фандоры.
***
Обстановка на Небесах осложнилась. Виной тому был Зевс, почуявший, что настал благоприятный момент. Громовержец перестал осторожничать и, подзуживаемый олимпийцами, объявил открытую войну азиатскому пантеону богов.
Хотя советники Золотого императора рассматривали такой сценарий развития событий, Зевс преподнёс им несколько неприятных сюрпризов. Во-первых, он сумел договориться с братом, и Аид выступил на его стороне. Во-вторых, он помирился с титанами, своими закоренелыми врагами, и привлёк на свою сторону большинство узников Тартара. Поскольку там находились далеко не последние из богов, то это была более чем серьёзная сила. В-третьих, громовержец не забыл о своих бывших союзниках, могущественных великанах гекатонхейрах; Котт и Гиес перешли на его сторону; лишь Эгеон остался верен Золотому императору. В общем, Лотико, сидя в Тартаре, не терял времени даром и провёл там успешную вербовку. К тому же в распоряжении олимпийцев находились полчища душ прославленных воинов, которые горели желанием вырваться из небытия и вновь ступить на земли реального мира.
Вдобавок к прочим неприятностям в небесных владениях Золотого императора обреталась обширная «пятая колонна», которая лишь на словах признавала его власть. И первой, кто пострадал от перебежчиков, оказалась Алконост. Перед тем как покинуть дворец, Немезида вознамерилась её убить. Момент был благоприятен ещё и тем, что у принцессы было всего лишь двое паладинов, и она не могла воспользоваться всей мощью кэма, чтобы дать ей достойный отпор.
С той поры как дезертировали Лижен Крид из дома Синего дракона и Артур Крид из дома Белого тигра, прошло три с лишним года, но Алконост никак не могла найти им достойную замену; да и претендентов на престижную службу было не так уж много, как можно было бы ожидать. Виной тому была дурная слава принцессы. Раньше, отбирая себе паладинов, она, в зависимости от настроения, либо убивала проигравших ей бой, либо сильно калечила, да и потом обращалась со своими защитниками не лучше, чем со слугами. Правда, пожив с матерью и сестрой, Алконост всё же изменилась; особо мягче она не стала, но теперь она искала не просто паладинов, а нечто большее. Не признаваясь в том самой себе, она хотела, чтобы они были такими же, как у Сирин, чтобы защищали её не из-за чувства долга, а по велению души, как это делали смертные мальчик и девочка, преданные её сестре до последнего вздоха.
Завидев богиню возмездия, горящую праведным гневом, Алконост закричала, зовя паладинов, но предатели из слуг сделали так, что никто из них её не услышал. Во всяком случае, Лиу[2] Лун из дома Красного феникса и Кат Чен из дома Чёрной черепахи утверждали впоследствии, что не слышали зова принцессы.
Без помощи паладинов Алконост продержалась недолго, хотя сражалась не на жизнь, а на смерть; вот только бой без поблажек (которые она воспринимала, как сами собой разумеющееся) был для неё в новинку; к тому же противница была слишком могущественна и опытна для неё, ведь Немезида справлялась даже с изначальными богами. Дело кончилось тем, что плеть древнегреческой богини вырвала кэм из её рук.
Лишившись оружия, Алконост попыталась сбежать, но и здесь её поджидало предательство. Тьма, выступившая из стен, как упругий матрас, отбросила её внутрь комнаты. Несмотря на магические ухищрения, ей было не вырваться из чёрных полос, прижимающих её к полу. Поняв, что все усилия тщетны, Алконост яростно завопила, а затем приподняла голову и с ненавистью посмотрела на богиню, которая с холодным безразличием взирала на неё.
В душе Немезиды по-прежнему клокотала ярость, но, как истинный судия, она не показывала свои эмоции. И хотя у неё чесались ладони, так ей хотелось выпороть заносчивую девчонку, которая всю свою сознательную жизнь попирала её гордость, тем не менее она не давала гневу взять верх над собой.
Древнегреческая богиня монотонным голосом зачитала список прегрешений подсудимой и вынесла приговор. Он был суров. «Смерть через отсечение головы», — гласила кроваво-красная надпись на почерневшем свитке.
Когда в руках Немезиды появился карающий меч, лишь тогда Алконост испугалась по-настоящему; до этого ей не верилось, что та способна её убить, — ведь сколько она себя помнила, Немезида всегда была рядом с ней. Конечно, до матери ей было далеко, и всё же худо-бедно, но она заботилась о её благополучии.
— Мерзавка! Ты ещё пожалеешь о том, что посмела поднять на меня руку!
Пылающая обидой Алконост с такой силой рванулась из пут, что содрала кожу, и щупальца тьмы жадно присосались к выступившей крови.
— Клянусь, я устрою тебе такое, что ты позавидуешь участи Прометея!
— Сила и Власть[3] всегда идут рука об руку. В своей гордыне они считают, что им всё дозволено, пока их не настигает заслуженное наказание, — последовал спокойный ответ.
Немезида опустила меч; она явно медлила с казнью. Несмотря на сильнейший гнев и чувство оскорблённого достоинства, она была справедливой богиней и знала, что далека от беспристрастности в отношении подсудимой. Ведь она была её воспитанницей и в том, что она стала такой, была немалая доля её вины.
— Что, совесть проснулась? — усмехнулась Алконост, уловив её колебания. — Теперь я понимаю, ты намеренно поощряла во мне всё самое плохое. Боялась, что привяжешься ко мне и не сможешь убить, когда тебе прикажут?
— Да… я боялась полюбить тебя, — призналась Немезида и, помедлив, добавила: — Но я убила бы тебя в любом случае. Моим долгом является предотвращение грядущих преступлений.
— Ты лжёшь! Я не патологическая преступница! Если бы ты добросовестно выполняла свои обязанности, я бы стала такой, как Сирин! — запальчиво выкрикнула Алконост.
— Вы обе жестоки, но Сирин сильна духом и справедлива, а у тебя нет ни того ни другого, поэтому тебе никогда не стать такой, как твоя сестра.
К удивлению Немезиды, её слова задели Алконост, куда сильней, чем она ожидала. Богиня снова заколебалась, чувствуя, что не права в своём приговоре, а когда она превозмогла минутную слабость, у её воспитанницы появились защитники. На её пути встали Артур и Лижен Крид, в полном боевом облачении. Немезиду тоже облекли сияющие белые доспехи, и она пошла в наступление.
Бой был коротким, но жестоким. Артур остался без руки, а Лижен поплатилась ногами, но они сумели продержаться до появления стражи, привлечённой магическим всплеском во дворце принцессы.
Немезида воевала до последнего; лишь чудом ей удалось ускользнуть от Золотого императора, который не замедлил с появлением, как только узнал о нападении на дочь.
С лебединым криком древнегреческая богиня выпрыгнула в окно и её колесница, запряжённая грифонами, мгновенно растворилась в непроницаемой живой тьме, окутавшей дворец принцессы и его окрестности. На помощь Немезиде пришла богиня ночи Ньюкта; ради дочери она отринула нейтралитет, которого придерживалось большинство изначальных богов.
Пока стража прочёсывала дворец на предмет неприятных магических сюрпризов и отлавливала предателей, Алконост подошла к беглым паладинам. Глядя в бледное обескровленное лицо Артура, сидящего рядом с сестрой, она небрежно пнула отрубленные ноги Лижен.
— Вам обоим стоило бы отрубить головы, — «порадовала» она своих спасителей.
— Ваше высочество, нам арестовать предателей или сразу убить? — поинтересовался капитан стражи после её слов.
— Пошёл вон! — рыкнула Алконост.
Не обращая внимания на усердного служаку, который моментально ретировался, она бросила беглый взгляд на Лижен, которая была без сознания, а затем пытливо заглянула в глаза воина-тигра.
— Скажи, почему вы вернулись? — требовательно спросила она и предупредила: — Солжёшь, и я без промедления убью твою сестру.
— Не знаю, — честно ответил Артур. — Наверное, дело в клятве верности, что мы вам принесли.
— Вызовите лекаря, — распорядилась Алконост. — Спасибо, — неохотно уронила она, прежде чем исчезнуть.
— Святые Небеса! — окровавленные губы Лижен скривились в слабой улыбке. — Неужели это правда, она действительно нас поблагодарила?
— Сам бы не поверил, если бы ни услышал собственными ушами, — отозвался Артур и облегчённо глянул на лекаря, который материализовался рядом с ними. — Я остановил кровотечение, но ноги Лижен…
— С ними будет всё в порядке; будут бегать, как новенькие, — успокоил его мистер Тофус. — Давайте я сначала восстановлю вашу руку, — предложил он, но Артур покачал головой.
— Нет! Я справлюсь сам. Прошу вас, сначала вылечите Лижен.
— Как скажете, юноша, — пожал плечами мистер Тофус, и девушку-дракона окутало целебное магическое облако, из которого фейерверком брызнули разноцветные искры.
______________________________
[1] Кем — тайна, в переводе с индейского языка.
[2] Лиу — текущая, в переводе с китайского языка.
[3] Слуги Зевса Сила и Власть заставили Гефеста, который был другом Прометею, приковать его к скале.