ГЛАВА 24
Глава двадцать четвёртая
Журчат ручьи,
Кричат грачи,
И тает снег, и сердце тает.
И даже пень
В апрельский день
Березкой снова стать мечтает.
Чудесная песня и фильм отличный. «Веселый шмель гудит весеннюю тревогу, кричат задорные весёлые скворцы, кричат скворцы во все концы: “Весна идёт — весне дорогу!”», — промурлыкала я себе под нос и, борясь со скукой, пнула подвернувшуюся под ноги ледышку. Она упала в ручей, берущий начало в огромном сугробе у забора. Зима в этом году была очень снежная; как бы ни пришлось обзаводиться лодками, когда окончательно потеплеет.
Держа воображаемый меч, я сделала несколько выпадов. Когда весна на дворе и ярко светит солнце, то организм выпадает из зимней спячки и требует движения. Впрочем, с той поры, как близнецы научились ходить, я круглый год пребываю в непрерывном движении, вдобавок постоянно приходится быть начеку.
Вот поганцы! Я метнулась к ближайшему гномику, вознамерившемуся искупаться в стылой луже, и ухватила его за оранжевый комбинезон; затем бросилась ко второму, который собрался прыгнуть с двухметровой верхушки сугроба.
Чадо, пойманное в полёте, подняло дикий рев, и второй тут же составил компанию брату, хотя до этого помалкивал и, сидя у меня под мышкой, мирно таращил глаза. У Ильюшки с Егоркой солидарность в крови, они даже болеют за компанию, причём не всегда заразными болезнями. Однажды Егорка расцарапал ранку на левой ручке, и она воспалилась; в тот же день точно такое же покраснение появилось у Ильюшки, на том же самом месте, что у брата. Затем Ильюшка, большой любитель полётов, вывихнул ногу, прыгнув с крыши павильона, так у Егорки тоже опухла лодыжка и появилась температура. Вот такая между ними тесная связь, что даже страшно. Конечно, я стараюсь не думать о плохом, но иной раз так накроет, что я не нахожу себе места от беспокойства.
Дело в том, что мои сыновья — это живые ракеты, у которых начисто отсутствует инстинкт самосохранения. В детстве я тоже была активным ребёнком и часто лезла туда, куда не надо, но всё познаётся в сравнении. Ильюшка с Егоркой это какой-то родительский кошмар: стоит отвлечься хоть на мгновение и всё — получай фашист гранату. Конечно, можно снова завести речь о психологе, тогда Алекс гарантированно разорётся, мол, у мужчин риск в крови, так что нечего кудахтать, как наседка. По его мнению, разодранные в кровь коленки, разбитые носы и вывихи, а также несчётное количество ушибов, ссадин и царапин — это нормально для мальчишек. Ну, а я так не считаю; вот только папочке близнецов плевать на моё мнение. Оно и понятно; не он же с ними сидит, а я — во всяком случае, большую часть времени.
Ничего! Скоро конец моей каторге. У нас с Алексом уговор, как только близнецам исполнится полтора года, я выхожу на работу. Естественно, дракон был против, и спел мне любимую песню всех обеспеченных мужиков, мол, место женщины у домашнего очага; так что пришлось закатить полномасштабный скандал.
В общем, после ожесточённой словесной баталии Алекс капитулировал и пообещал найти няньку, которая вместо меня будет присматривать за близнецами. Заранее сочувствую бедной женщине: чтобы угнаться за нашими мальчишками, нужно быть олимпийской чемпионкой по спринтерскому забегу. Надеюсь, Алекс не рассчитывает нанять Мэри Поппинс и положит няньке хорошее жалованье, иначе она у нас долго не задержится и сбежит, как только поймёт, что ей светит двенадцатичасовой рабский труд.
Сквозь рёв близнецов я услышала гул самолёта. Очень обнадёживающий гул, судя по нарастающему шуму…
Слава богу! самолёт пошёл на снижение, значит, это наш отец семейства. Отлично, он вовремя!
Я подхватила на руки близнецов — примечательно, что они тут же замолчали — и направилась к приземлившейся «Сесне». Алекс тем временем выбрался из самолёта, и побежал нам навстречу. Правильно, любимый, моё терпение на исходе, тебе лучше поспешить!
После приветственного поцелуя я передала мальчишек Алексу и, чувствуя, как за спиной разворачиваются крылья свободы, со всех ног рванула к гаражу.
— Ирка, стой!
Ага, сейчас! Я плюхнулась на сиденье мерседеса и, стараясь не обращать внимания на возобновившийся рёв близнецов, повернула ключ зажигания.
— Хоть скажи, где тебя искать! — выкрикнул Алекс.
— Я в город! Хочу пройтись по магазинам, затем напьюсь в баре у Рудика и, может, схожу в кино, — изложила я благоверному свою программу и быстро добавила: — Не беспокойся! Ты же знаешь, пьяной я за руль не сажусь; так что сегодня не жди: я заночую в нашей городской квартире.
— Будь осторожна, на дороге очень скользко, — сказал Алекс ровным тоном, после чего улыбнулся притихшим мальчишкам и, больше не обращая на меня внимания, зашагал к дому.
Вот гадство! Вроде бы всё нормально, а настроение испорчено. Совесть — страшная штука. Я вздохнула и нажала на газ. Хотя желание куда-либо ехать пропало начисто, назад пути нет: сказала еду в город, значит, еду. Могу я хоть на вечер забыть о домашней рутине? В конце концов, Алекс ездит, куда хочет, я тоже хочу почувствовать себя свободным человеком и пропади всё пропадом!
На полпути я спохватилась, что у меня нет ключей от городской квартиры. Печально, но факт. Что ж, тогда пьянка отменяется. Впрочем, можно переночевать в гостинице. Как бы то ни было, но нужно позвонить Алексу и сообщить, что у меня изменения в программе, чтобы в случае чего он не заподозрил меня в измене. Я порылась по карманам. Увы, мне! мобильника тоже не было; кажется, я оставила его в зимней куртке. Ладно, тогда бар и ночёвка отменяются; просто пройдусь по магазинам и домой.
Но если не везёт, то уже во всём. На подъезде к городу, когда я решила заправить машину, выяснилось, что у меня нет ни карточек, ни наличных и виновата в этом всё та же зимняя куртка, которую я так не вовремя поменяла на демисезонную. В общем, деньги на бензин пришлось просить у знакомых, которые тоже остановились заправиться. Спасибо, хоть с этим повезло.
Когда я притормозила у ворот, Алекс вышел мне навстречу и постучал по стеклу. «Держи, Маша-растеряша!» — на его ладони лежали ключи, мобильник и портмоне. Видя, что он изо всех сил старается не показывать, что обижен моим поспешным бегством, я ухватила его за воротник лётной куртки и, притянув к себе, поцеловала, а затем выбралась из машины и обняла.
— Так ты едешь в город? — осведомился зловредный дракон, стоя в позе оловянного солдатика.
— К чёрту поездку! — я заглянула Алексу в лицо. — Но если ты сейчас не обнимешь меня, то я уеду.
— Хочешь — езжай, я тебя не держу.
— Ах, так! Тогда давай!
Алекс сунул руку в карман, куда он сложил всё, что я забыла, но затем передумал.
— Фиг тебе!
Сдавшись, он с такой силой стиснул меня в объятиях, что у меня заныли рёбра, но я не стала жаловаться и с готовностью подставила ему губы. Господи, как же я соскучилась по своему дракону!
Окончательному примирению поспособствовал бурный секс и разговор по душам. Как только наметилось охлаждение чувств, последнее стало необходимой частью нашей супружеской жизни — не хочу однажды проснуться и понять, что у нас нет ничего общего, кроме наших детей. Поначалу Алекс артачился, но постепенно привык и теперь уже без моих понуканий рассказывает о делах и впечатлениях. Конечно же, больше всего рассказов о поездках. Особенно хорошо ему удаются характеристики новых знакомых; они настолько хлёсткие и меткие, что во время визитов некоторых из них я сразу же узнаю, кто есть кто ещё до того, как Алекс представит их мне. Примечательно, что в последнее время он требует взаимности и мне приходится рассказывать о всяких домашних глупостях. Я попыталась уклониться от повинности — под предлогом, что сижу дома и мне нечего рассказывать, но он настаивал и с таким интересом слушал о моей ежедневной рутине, что я сдалась. Думаю, дело в том, что Алекс заметил, что я стала замыкаться в себе, и тоже начал наводить мосты. Значит, ему не всё равно, и он тоже не хочет, чтобы любовь забыла дорогу к нашим сердцам.
После рассказа об успешной поездке за новым сортом винограда и возмущения очередным неудачным кандидатом на место агронома, Алекс взбил подушку и, улегшись повыше, бросил на меня испытующий взгляд.
— Слушай, если тебе невмоготу сидеть дома, то давай куда-нибудь съездим, — предложил он.
— Давай, — согласилась я, угнездившись у него под мышкой.
— Куда ты хочешь?
— Мне всё равно.
Действительно мне было всё равно. Единственно, куда рвалась моя душа, это Фандора, но Алексу знать об этом не обязательно.
— Можем снова съездим в Аббатство на Сардинии? Там шикарно.
Шикарно! Господи, когда он только избавится от жаргона уличной шпаны!
— Давай, — снова согласилась я.
— Ирка, ты давай прекращай это дело! — рассердился Алекс, и я поспешно заткнула ему рот ладонью, упреждая поток нецензурной брани.
Он отпихнул меня от себя, да только фиг ему! Так просто меня не прогонишь.
— Ну, чего ты разошёлся? — миролюбиво вопросила я и, вернувшись на прежнее место, положила голову ему на грудь.
— Не мужское это дело — молоть языком!
— А! — понимающе протянула я. — Так никто тебя не заставляет.
— Хочешь сказать, что это я лезу в бочку? — рявкнул раздражённый дракон.
— Ну не я же, — я бросила на Алекса выразительный взгляд. — Между прочим, у тебя не жена, а сама покладистость. Другие мужья обычно это ценят.
— Хочешь сказать, что мне на тебя наплевать? — рыкнул он, и я вздохнула, видя, как раздуваются крылья его носа.
Кажется, мне ещё не простили попытку сегодняшнего бегства и не только. Судя по всему, я попала под подозрение.
— Слушай, вот только давай без сцен ревности. Я действительно хотела прогуляться и больше ничего.
— Поклянись! — потребовал Алекс.
Вспомнив о судьбе злосчастной Дездемоны, я вздохнула и кротко процитировала:
— Что миновало, то забыть пора и с сердца сразу свалится гора.
Увы, совет Шекспира не проканал, только окончательно разозлил дракона.
— Твою ж мать!.. Я больше не ревную, но я тебя хочу, и сам себя несу я, как жертву палачу, — неожиданно выдал он.
Господи, что творится! Неужели мне не послышалось? Донельзя изумлённая я повернулась так, чтобы видеть лицо Савенкова.
— Ну-ка скажи, чьи это стихи! — потребовала я.
Алекс фыркнул.
— Оськи Мандельштама, — процедил он с угрюмой миной на физиономии. — А что, это такое диво, что я знаю стихи?
Перед глазами промелькнул томик в тёмно-зелёной обложке и то, как Алекс поспешно кинул его в ящик письменного стола, когда я вошла к нему в кабинет. Грешным делом, я тогда подумала, что это подарок какой-то стервы, что сохнет по нему.
Если уж на то пошло, то у меня не меньше оснований для ревности, чем у Савенкова. Алекс красив до безобразия, к тому же он богат; неудивительно, что женщины вешаются ему на шею.
Не знаю, донесли ему или нет, но тут уже побывало несколько ушлых дамочек, которые пытались убедить меня, что лучше ему подходят, чем я.
Причём совсем недавно ко мне заявилась тонконогая девица неопределённого возраста — судя по прыщам и гнусной розовой куртке вроде бы молодая, но слишком уж потрёпанная на личико. И вот, сия трепетная лань, заикаясь и краснея, полчаса объяснялась в любви к моему мужу. В конце своей тирады она пообещала покончить с собой и, ломая руки, разразилась бурными рыданиями. Нелепые жесты и неестественные позы заставили меня заподозрить, что мамзель не чужда театру, но я ошиблась. Как бы то ни было, мне же пришлось её успокаивать.
Чтобы отвлечь дурёху, я сказала, что на Савенкове свет клином не сошелся, и в мире существуют другие мужчины; например, Крис Хемсворт[1] очень даже симпатичный. Если ничего не путаю, то именно этого актёра боготворят все девицы пубертатного периода.
Увы, мой расчёт не оправдался. «Ну, так забирайте своего Хемсворта, а мне отдайте Алексея!» — воскликнула старообразная девочка и с такой надеждой посмотрела на меня, будто я прямо сейчас заверну ей Алекса в подарочную упаковку и передам его с рук на руки. Ага, держи карман шире!
Самое забавное, что придурочная девица на полном серьёзе стала уговаривать меня заняться Крисом Хемсвортом; мол, с моей внешностью мне обольстить его, как раз плюнуть; и вообще, что я забыла в их глуши (из чего я сделала вывод, что она местная), когда моё место на подиуме.
Войдя в раж, она окинула меня оценивающим взглядом и, обойдя вокруг, с энтузиазмом заявила, что, несмотря на мой преклонный возраст, у меня есть все шансы выйти на лидирующие позиции в модельном бизнесе. Я поблагодарила её за столь лестное мнение и попыталась выпроводить из дома, но не тут-то было.
Жертва чар Савенкова сделала вид, что ей резко поплохело и, рухнув на стул, сняла куртку и попросила горячего чаю, мол, у неё першит в горле, и она боится заболеть. «Пожалуйста, добавьте в чай мяту! После таких треволнений мне необходимо успокоиться!» — крикнула она мне вслед, когда я отправилась в кухню.
И ладно бы только это. Спустя некоторое время я вдруг обнаружила, что стою посреди гостиной и Василиса — так представилась моя нахальная гостья — с деловитым видом снимает с меня мерки. Как выяснилось из её непрерывной трескотни, она модельер и недавно открыла небольшое ателье по пошиву одежды. Явно забывшая о своих любовных терзаниях девица со скоростью метеора носилась вокруг меня и с радостным воодушевлением на лице строила наполеоновские планы, в которых мне отводилась роль её главной модели. В общем, еле отделалась от неё.
Припомнив, с каким восхищением Василиса посматривала на меня к концу своего визита, я насмешливо фыркнула.
— Скажи, тебе знакома Василиса Соломатина?
— Это ты к чему? — сразу же насторожился Алекс.
— Недавно она была у меня.
— И что?
— Да ничего! — я свела брови к переносице. — Это ты мне скажи, что было между вами.
— Ир, честное слово, у нас с Васькой ничего не было! Эта дура ещё в первом классе вообразила, что влюблена в меня, и всю школу не давала мне прохода…
— Можешь больше не беспокоиться о ней, — перебила я его зловещим тоном.
Алекс пытливо глянул на меня, а затем привлёк к себе и поцеловал.
— Не переживай! Если ты того… малость вышла из берегов, то ничего страшного. Я отвезу труп туда, где его никто не найдёт.
Момент был… ну, очень драматичный! Ведь речь шла об убийстве, которое в цивилизованном обществе сурово карается, и я, чтобы не выдать себя, уткнулась носом в грудь Алекса. Поначалу он гладил меня по волосам и уговаривал не плакать; затем до него дошло, что меня трясёт не от слёз, а от беззвучного смеха, и из него как из рога изобилия посыпались ругательства. Чтобы успокоить разбушевавшегося дракона, пришлось пустить в ход сексуальные фокусы, которым я научилась у Шивы. Как все нормальные мужчины, Алекс считает Камасутру извращением, но любит, когда я его ублажаю. Когда мы стояли под душем, он всё же не выдержал и спросил, что я имела в виду, говоря, что о Василисе можно больше не беспокоиться. Я ещё немного поизмывалась над ним, обещая рассказать, где именно её прикопала, а затем призналась, что увела у него верную поклонницу. Алекс мне не поверил — мол, Васька не такая, но события следующего дня подтвердили мою правоту, правда, не в том смысле, который я имела в виду.
Чтобы отделаться от новоявленной модельерши, я пообещала сшить у неё парочку платьев, и она не преминула воспользоваться моей слабиной.
________________________
[1] Крис Хемсворт, австралийский актёр.