Миша-Мишутка Романов

Глава 9

Территория Российской Империи.

Земля. Тула, Москва.

03.04.1881-06.04.1881

Третий день пути после Кубани. Находится там, было приятно. Природа. Птички.

Всё испортили эти семеро. Ну, первая пятёрка это ясно, но следующие могли бы понять. Обидно.

С другой стороны все теперь как шелковые. Ну, а новички наслушались рассказов старожилов обо мне.

Я не против, пусть бояться, лишь бы дело делали. Вот и Тула. Ехал сюда без конкретного плана.

Просто всплыло в памяти, что мосин вроде здесь свою винтовку ваял. На тульском оружейном.

Составы я оставил на запасных путях. С собой захватил десятерых — среди них одного из жандармов, Лаврентия и Усача на хозяйстве оставил.

Язык довёл нас до Киева — в данном случае до мастерских. Ошибся я — тульский оружейный оказался куцим. Я, правда, был здесь только раз в 1992 — для подконтрольного ЧОПа доставал 20 Макаровых в смазке.

Не левых не паленых. Канал наладил — дальше я сам туда и не совался.

Ладно — дело прошлое. А передо мной стоит сейчас дело нынешнее — импозантный и недоумевающий Сергей Иванович. Я ему говорю — срочно вы надобны и бланк РСС ему протягиваю. Печать там красивая и подпись — Михаил романов.

Он в меня глазами влип — а ситуацию недопонимает. Рисую ему всё подробней.

Мол, мой отец дал соизволение на организацию подальше от посторонних глаз — в восточной Сибири — будут собираться винтовки новой конструкции возможно и пулемёты.

Спрашиваю, имеет ли он желание возглавить их производство. Если да то выезжать нужно немедленно.

С собой взять только негромоздкие инструменты чертежи и специалистов, все остальное, включая семьи, будет доставлено потом.

Если же нет, не смею задерживать. На это место будет найден заграничный специалист, а вы я думаю прекрасно здесь справитесь с доводкой до ума берданки.

Ибо все новые разработки будут вестись только в Иркутске.

Он своими бровями хлопает, но ситуацию просёк быстро — очень видно ему захотелось поучаствовать.

Так как на мой вопрос — кого брать будете с собой и сколько — он сразу спросил — а сколько можно?

Я в ответ — сколько нужно? Подумал он минут пять и говорит десять инженеров и столько же лучших мастеровых.

Вот так этот немедленный выезд растянулся на два дня. Пару станков сдёрнули все чертежи и гору инструмента.

Семьям, — которые сразу выехать не могли — раздали по 100р. Они бы ещё месяц грузились, но я сказал, вечером уезжаем с вами или без вас.

А так как они заключили контракты и послушали старожилов, дезертировать никто не захотел.

Ну, вот снова Москва — придётся расстаться с ещё одной группой и с парой тысяч рублей. В беседе с Мосиным всплыло имя Хайрама Максима.

Мне его пулемёт до лампочки тем более он ещё только на бумаге, но и плодить конкурентов не следует.

Прощай сэр Максим, пусть земля будет тебе пухом. Приказал ребятам сделать несчастный случай, но не отрабатывать до верного.

Пусть шею при падении подвернёт и ладно.

Что-то мне в последнюю неделю не по себе. Молчит Питер. У меня даже на железке всё хорошо — согласования маршрутов — без проблем.

А вот точит червячок — ну не может любая власть, даже нынешняя смотреть на мои художества сквозь пальцы. И как в воду заглянул — в Москве на перроне нас ждали первые неприятности.

Но слава тебе господи — решаемые. Один фельдъегерь в сопровождении четырёх гвардейцев. Взяли их по-тихому — проводили их в пыточный вагон — сказали, что я там — они сами и пошли.

Сказали, мол, сейчас проснется, а самих в гостевом купе чаем напоили со снотворным. Пусть поспят.

Дела ещё в Москве были. Потрясти немного купцов-акционеров на предмет наличности. Берданок у нас была всего сотня, а патронов набрали много. В Тульских мастерских был один Гатлинг — взяли и его, но патроны на него дешевле было брать в Москве. На 20000 набрал, непоскупился, скупой платит жизнью. Фельдъегеря мне уже не забудут. Это не игра. Фельдъегеря — это правительственная связь — можно сказать голос императоров.

Его смерть — плохой пример для подданных. Они и при восшествии большевиков почти не пострадали, так пару другую генералов им вырезали и вывеску поменяли.

И работали на совесть, на новую власть, ибо силу свою доказала. Их даже КГБ своими агентами не баловало — потому, как в связь ЦК внедрять запрещено.

А может его живым оставить. Нет нельзя, морда лица мне его нравится, но за одним исключением моего отца он не предаст. Сие есть нехорошо. Непедавать надо меня. Ну ладно — идём на восток — как в песне поется. И пошли.

Решил не откладывать неприятностей. Сначала в П-вагон. Пленники очухались, крутятся голубчики.

С собой оставил Лаврентия и четверых старых его помошников, двоих новых. Один из них уникум подковы без усилий гнёт, исполнительный, но интеллектуальная печать на нём просматривается слабо.

Вторая — девка. У меня на неё планы. Все зависит от того, как она сейчас себя поведет. Имя я ей дал — Белоснежка. Похожа.

Привязали мы посыльного, — который дурные вести принёс — к станку.

И пока он булькал — дыхание востанавливал, я пакеты, что при нём были, распечатал и прочитал.

Так я и думал — крупные неприятности. Первый адресован Усачу, второй, что хуже, главе казачьего войска. Везли видать оба пакета на Кубань.

Ай — вовремя я оттуда смылся. И грамотно составлены. Велено держать Усача и меня на месте до приказа.

А Усачу веленно оставаться в распоряжении. Ай, ай, ай. Кто же у нас такой умный. Подпись отца — это ясно, но кто посоветовал?

Ведь задержи меня на месте, до приезда отца, и ту бумагу о РСС можно было сдавать в Утиль.

Я о ней всем встречным поперечным не зря трепался — только ожидал, что бить меня будут с этой стороны не так быстро.

Посмотрел я на пленника, зря говорю, мой касатик ты без прикрытия ко мне сунулся, ох зря.

Теперь расскажи, что ты об этом всём знаешь. Тот отвечает — у меня, мол, приказ, его и исполняю. Более ничего не знаю.

Врёшь, говорю, касатик — на такое важное дело без инструкций не посылают. Молчит. Ну ладно, не хочешь, — поговори с другим.

Лаврентия кликнул, ну давай касатик, делай, что запомнил. Девку подозвал, посадил записывать, что клиент запоёт.

Девка крепенькой оказалась. Блеванула только через десять минут после начала. Я её за другой стол пересадил, ничего говорю, в первый раз всегда трудно. Ты пиши, пиши. А запел товарищ фельдъегерь интересные пнсни. Инициаторами оказались оберпрокурор синода и военный министр.

Ну, с первым я уже знаком — ретроград, но кто сказал, что все они идиоты.

А вот вояка сука. Мне про него Мосин рассказывал — этот гад оказывается не хотел в России автоматических винтовок, потому что, мол, солдаты мазать начнут и патроны зря тратить.

Да если бы англичане с Гатлингом не на зулусов поперли, а сразу на Россию, хрен от неё бы что осталось. Ну ладно — подошёл я к бывшему человеку на станке.

Ну, говорю — терпел ты долго — говори последнее желание — будет в моих силах, постараюсь выполнить.

Тот помолчал и спросил — кто ты? Подумал я и выгнал всех из вагона. И рассказал этому обрубку все, что со мной произошло. Что с Россией будет. Про войны проигранные.

Брат против брата. Людоедство тридцать третьего. На ухо ему я это тихо шептал.

И понял он. И вроде поверил. Перед смертью это вообще у многих сильно обостряется — чувство на правду.

Спросил я его — семья есть — может нужно ей что? Всё у них есть говоит. Сыновей у меня двое и дочь.

У жены отец с деньгами немалыми. Не пропадут. Сыну старшему помоги офицером мечтает стать. Продиктовал он письмо для сына.

Я его с одним из наших на первой же станции отправил.

Попросил он у меня потом об одолжении. Пристрели, говорит, меня лично. Ему, мол, цыганка нагадала, что он от пули погибнет.

Как скажешь, говорю. Сбегал в вагон, у охранника отобрал револьвер.

— Молится, будешь, спрашиваю, али кается.

— Перед тобой, что ли?

— А больше не перед кем.

Ну, покаялся он, поговорили мы с ним за жизнь минут двадцать — но вижу, слабеет, речь путается.

Прострелил я его буйную головушку — и муторномне стало, потом с остальными четырьмя покончил.

Напомнил он мне пастуха-бомжа одного. Мы тогда за отморозками шли, что одну из наших групп вырезали, и товар весь забрали.

Со мной шли профи — сработали быстро. В 97 это было.

И притаскивают мне ребята мужика спившегося. Я говорю — не понял.

Это что такие доходяги братьев Кабаньян завалили? Нет, говорят — свидетель это. Пастух — коз пас. И что говорю в чём проблема.

А ребята наёмники мне отвечают — нам бабки платят за чёткое исполнение приказов.

А зачистку свидетелей я не приказывал. Ну ладно подошёл я к бомжу ситуацию объяснил извинился.

Спросил, что хочешь с обрыва или пулю. Тот вдруг улыбнулся и говорит — пулю.

Поговорили мы с ним — бывший офицер-ракетчик оказался. Два высших образования.

Часть его в средней полосе расформировали, с жилищными сертификатами надули, жена с детьми ушла.

Вот он и докатился до жизни такой, а потом на юг подался. А уже здесь печень отказывать начала — вот он в горы и пошёл — думал воздух поможет.

Слушай, говорю, а иди ко мне. Ракет не обещаю, но из Мухи пострелять дам.

Заколебался он вроде. А потом говорит, нет, помру, чую, скоро, да и привык я на отчизну работать, а не на отдельных её представителей.

Так что извини, от тебя мне только пуля в лоб нужна. И тоже глаза не закрыл. Ну, пусть будет земля вам пухом — верные войны.

А мой детский организм опять устал — спать хочет.