Территория Российской Империи.
Земля. Санкт-Петербург.
20.11.1880.
Миша… Мишутка!!!
Звали явно не меня. Какого-то мальца, наверное, мать потеряла. А вот я…
Где я собственно. И голова болит как с бодуна. Больно. Тело не двигается.
И что-то с ним не так. Не могу точно понять. Спать хочется.
Так, еще раз. Кто я?
Имя — Василий. Фамилия — Котов. Отчество, светлая ему память, Витальевич.
Где я — не помню.
Так, а вчера что было. Не помню. Позавчера…
Вот, зацепил. Сегодня — воскресение. А две недели назад я сидел в баре, кстати, за какие бабки? С кем-то.
Так, а на что я мог пить? Вспомнил!!!
Занавеска сбоку от меня приподнялась, и чьи то огромные руки просто выдернули меня к свету.
Великанша, хотя и не дурна собой. И приговаривает.
— Миша… Мишенька, а я то дура под кровать сразу не заглянула.
Простите, Матушка, на секунду отвернулась. Кто ж мог знать, что он туда.
Так, две большие женщины в странных длинных платьях.
Одна держит меня на руках. Положила на что-то мягкое. Проверяет всё ли в порядке.
В сознании всплыло имя женщин — Няня и Мама. Странно.
Няня проверила на месте ли ножки и ручки. Что!!!
Я поднёс к лицу левую руку, отстреленную у меня ещё 6 лет назад. И заорал! Противным детским писком!!!
Вокруг поднялась суета. Что-то щебетали обе женщины.
Но ко мне полностью вернулась память. Две штуки. Вторую я отстранил и сосредоточился на первой.
Я — безрукий. Бывший телохранитель. Попал я в охрану случайно. В 1990.
В армии охранял дачу Мишки генсека. Ну и после дембеля со старыми дружками отметили.
Один из них мне после позвонил. Его отцу на склад был нужен сторож.
Валера Габуния дружка звали, светлая ему память. Грузин по отцу.
К 1999, когда я был его начбезом, его и грохнули. Валили грамотно, на внутренней территории Югбанка, расслабился я, в общем.
Из троих охраны в живых остался только я. Д а и в таком виде, что что ко мне даже у родни Валеры претензий особых не было. Одного из автоматчиков я всё же положил. Бабок подкинули — много. А потом бабки кончились.
Ушли вместе с женой и двумя детьми. И вот я в моей старой однокомнатной клетушке, пытался на хлеб зарабатывать. К родичам Валеры не пошёл.
Наглых штрафников там не любят. А я всё же проштрафился. Не сохранил.
И вот мыкался. То там, то здесь деньгу сшибал.
И вот месяц назад появилась Люська, сволочь. Детей в Ростове у матери оставила.
Явилась из меня квартиру выбивать. Я, оказывается, ей не только нашу трёхкомнатную переписал, когда при смерти был. Запасливая. Она мне много бумажек совала. Мол, на детей, на детей, я и не читал. Трехкомнатную продала и к матери… такой-то.
Я собственно тогда и не брыкался.
Но делать из меня бомжа — это перебор. Люська мне дала два дня на сборы — и на дачу за город. Не дача одно название. Другое название она прикарманила и продала. Явилась с двумя амбалами. Знает меня.
Прежде я бы их за секунду положил. С двух рук. А теперь…
Как ушли — потянулся за бутылкой и вдруг такая злость взяла.
Взял трубку и позвонил Сереге. Серега — риэлтер. Или Серёга кидала. Это, смотря с какой стороны вы его знали.
Это у него моя жена тогда документы подбирала.
Но я не в обиде — не он так другой. Хоть в живых посоветовал меня оставить.
Сама она девка простая — проще акулы. Могла и съесть.
Серега, мол, за тот фингал обид не держит. Вник в ситуацию. и сказал, что сразу продать не сможет — сам составлял бумаги.
Но кинуть — вполне. Сейчас наплыв абитуриентов. Деньги пополам.
Вот мы и сдали квартиру 45 молодым парням и девчатам на два месяца каждому с возможностью продления на год если поступят. Серега не светился, только консультировал по мобиле. И всё прошло гладко. Квартира за три квартала от политеха всё же. Получилось 4500-2-45/2.
Короче поехал я в Обнинск к другому моему корешу. От греха подальше с Двухсоткой в кармане.
Вот там, в Обнинске я собственно спьяну и согласился на бредни бывшего сослуживца.
Что, мол, если всё пойдёт гладко, то и рука может отрасти.
Потом лаборатория, чей то череп на подставке напротив.
Потом свет. Много света!
И вот я сейчас с рукой, но в плену у великанши.
Так, а о чём говорят эти дамы, надо прислушаться.
— Всё Татьяна. Отвлекаться на мужчин в окне я тебе боле не позволю — Но Матушка-Государыня, простите, христа ради, больше ни сном ни…
— Да не будешь. Теперь Прасковья главной будет, а тебя видеть не желаю.
Точно государыня. Мой кореш бывший узколобый. Он со мной дачи охранял. Месяц.
А потом его за полярный круг загнали за то, что он спросонья машине. Самого не отсалютовал.
Про государя он говорил, не помню какого. Мол, череп у гробокопателей конфисковали государя-монаха или монаха-государя. Старца, какого то, в общем.
И, мол, хотят данные из него получить из черепной коробки.
И вот теперь рука есть. К ней прилагается государыня. Матушка.
Которая носит меня на руках и колыбельную поёт.
А вокруг спальня — Великанская. Вот к окну подошли, солнце.
Вот к двери. И В большом зеркале я увидел Матушку. И себя.
И опять завопил.