Миша-Мишутка Романов

Глава 28

Территория Российской Империи.

Земля. Соловки.

08.05.1884-20.05.1884

Я пишу эти строки, сидя в тесной каюте пароходика. Последнее убежище законного наследника.

Сегодня 8 мая 1884 года. Будущее предопределенно. Завтра к утру я явлюсь в Соловецкий монастырь и надеюсь, что получу убежище.

Я, конечно, уверен, что агенты младшего брата достанут меня и там. Смешно, на "Апапа" покушались семь раз, отцу хватило одного, а мне удалось пережить уже два.

В Петербурге я потерял глаз, в Гатчине ухо. Нынешние "Каракозовы" под предводительством братца всё ближе ко мне, куда там дилетантам из народной воли.

Ни Половцев, ни дяди, ни кого из них, кроме двух охранников я с собой не взял. Сейчас главная мишень я.

Я слаб. Я ещё ребенок. Недавно Англия, напуганная новой войной с непонятной для меня армией, отказала матушке и мне в убежище.

Я мечтаю вернуться в дни беспечного детства до того рокового марта 81-го, где я был беспечен и счастлив. Любим матерью и отцом.

И казалось, что ничего не даёт мне оснований для страхов. Но не зря молва последние годы повторяет, что я родился с днём памяти Иова Многострадального.

Моя судьба предопределена, от меня ничего не зависит. Это как видно на моём примере — судьба.

Тот роковой день. Младшенький устроил со своими игрушечными солдатиками, как называли их мы с Георгием, интересное представление.

Мы на карете с небольшой свитой решили посмотреть на этот спектакль. Затем был громкий звук, дикое ржание лошадей, боль.

Очнулся я через неделю. Мир для меня стал другим. Плоским. Страшным. Мне не сразу рассказали, что случилось с братом и дедом. Берегли. И чем помогла мне сейчас их тогдашняя бережливость?

Народовольцы разбудили монстра дремавшего в младшеньком. С ним и до этого не могли сладить няньки — теперь это не удавалось взрослым дядькам.

В тот год в Гатчине я о нём не слишком то и задумывался. Я трясся, ожидая нового нападения, от резких звуков часто вздрагивал, втягивал голову в плечи — как африканская птица-страус.

Лишь к концу года я оторвался от учебников, в которые погрузился с головой, и стал интересоваться миром за стенами замка. Ключом к этой перемене стал случайно подслушанный мной разговор отца с Победоносцевым.

Когда они начали говорить, выходить к ним было уже поздно — а разговор был интересным. За стенами падал снег, их же разговоры отчётливо слышались сквозь потрескивание поленьев в камине. В голосах обоих излучали тревогу.

Из их разговора я узнал, что на задержание брата были отправлены гвардейские части. И что сегодня по телеграфу из Красноярска пришло известие об их разгроме.

Почти десять тысяч. Выжили единицы. Победоносцев настаивал на немедленной мобилизации армии. Стянуть все имеющиеся силы и кинуть в бой. Отец не хотел этого.

Он утверждал, что во всём виновато окружение малыша, что как только его изъять из него — он одумается. Отца не удалось убедить. И вот не прошло и трёх лет — а войска брата закончили своё неспешное шествие к западным рубежам империи.

Напуганы Англия, Франция, Америка. Китай перестал существовать как единое государство. Перед моим бегством верные люди передали, а некоторые до сих пор верны мне, что иностранные послы в Петербурге получили предписания просить у Михаила мира почти на любых условиях.

Это не удивительно. Англия и Франция лишилась нескольких владений, Америка — Аляски. После странного пожара уничтожившего их копию договора аренды Михаил объявил о возврате законному хозяину данной территории ввиду её бесхозности.

В ходе войны были присоединены Гаваи. Так, что великим державам нужен мир, нужен как воздух. Чтобы догнать Михаила технически.

Дураки. Победоносцев, царство ему небесное, был прав. Надо наплевать на всё остальное, бросать все свои силы и ресурсы — давить Михаила сейчас, хотя, возможно уже поздно.

Ведь пока они понастроят кораблей с турбинами и подводные лодки, наделают копии катюш, начнут производство своих пулемётов — брат уже придумает новые средства разрушения, что сведёт на нет всё ими понастроенное.

Мне казалось, мои доводы убедили английского посла в недавней беседе, но нет. Меня сдали. Николай-Одноглазый больше не царь. Он никто. Фигляр. Шут. Ему можно приветливо улыбаться, всаживая нож в спину.

Даже без извинений положенных в таких случаях по неофициальному протоколу.

Еще в Январе, когда стало ясно, что Михаил начал четвёртую неспешную волну наступления, сплетники говорили, что если бы брат хотел, всё давно бы решилось одним броском — брат просто долго и основательно переваривает съеденное.

Его Армия всегда побеждала — организованное сопротивление в последний раз развалилось через три недели после начала. В большинстве городов ещё до прихода войск нового императора местные подпольные комитеты РСС с помощью рабочих и распропагандированных солдат организованно брали власть в свои руки.

Половину своих земель местные помещики, наученные горьким опытом, отдавали сразу, кто не успел или был в чёрных списках и не убеждал — исчезали.

Всё так же как было на прежде захваченных территориях. Чернь ликует. Заодно вешают всех недобитых народовольцев, демократов и прочих несимпатичных брату личностей.

Что касается гвардии и армии — повальное дезертирство младших чинов. Из старших, семьи которых не в чёрных списках, в открытую восхищаются младшим и его победами.

В прошлую кампанию доходило до смешного — многие офицеры ложат в карман золотые десятки с изображением Михаила, надеясь, что пули их минуют. Многие мечтают поучаствовать в золотой лихорадке охватившей как Магаданский округ, так и вновь присоединённую Аляску.

Мне оставались полностью верны те, которым нечего терять — чёрные списки. Но в эти списки панически боятся попасть те, кого в них ещё нет.

Бояться совершить один из тех поступков, который по разъяснению Михаила, приведёт их туда. Это в лучшем случае приводит к саботажу с их стороны.

Кто в списках панически распродают за гроши имения и с ручной кладью бегут за границу. На такие ходячие денежные мешки ведётся настоящая охота, как бандитами, так и шпионами брата. Хоть часто сложно понять кто из них кто. Польша почти полностью перестала подчиняться. Глупцы. Скоро он дойдёт и до вас.

Молиться будет поздно. А со мной всё решиться завтра. Кем же интересно я стану.

Если монахом — то приму имя Иов, а если быть мне мертвым, то не всё ли равно как меня звали.

Я представляю то место, где, возможно, настигнет меня смерть. И думаю о деде, скончавшемся после ранения в своей кровати. Об отце, спешащем в Москву захваченную войсками его младшего сына в тщетной надежде его остановить, его поезд пошёл под откос — Имперская правда обвинила народовольцев.

Но всем и так понятно кто стоял за крушением на самом деле. Завтра, завтра всё решится.

P.S.

Эти бумаги переданы мной моему куратору в канцелярию десятого отдела РСС.

Они найдены мной 9 мая сего года в кармане одного из трёх трупов найденных близ монастыря. В каждом теле было по две огнестрельных раны — одна в живот, одна в голову. Более никаких документов необноруженно. Двое из найденных, были вооружены.

О бумагах никому кроме меня неизвестно. Похороненны все трое на монастырском кладбище.

Всегда верен Государю и Отечеству иеромонах Ипатий.