Мои гуси-лебеди [рассказы о детстве]

ТУМАННЫЕ КАРТИНКИ

Зеленая лужайка и полдюжины детой на ее ковре — великое дело! Какие только разговоры не ведутся здесь! Какие только проекты не рождаются именно на этом месте, именно во время жарких споров! Особенно когда самому старшему из мальчиков не больше одиннадцати…

Однажды прекрасным июльским утром все мы были заняты очень важным делом. А заключалось оно в следующем: кто дольше вытерпит действие лупы, фокусирующей на тыльной стороне руки маленькую, яркую, жалящую, словно змея, точечку?

Лупа, если не ошибаюсь, принадлежала Жене Куценко. Размера она была среднего и не очень выпуклая. У нашего отца дома имелось более солидное увеличительное стекло, которым он пользовался при чтении очень мелких и неразборчивых текстов. Вот эта лупа жалила так жалила! После нее долго орали. Особенно если мальчик не подозревал, что ему прижигают ноги ниже коленей или руки, если они заложены за спину. Должен сказать, что не лучше было, если прижигали тебе затылок. Тоже, доложу вам, порядочная пытка!

Лично я долго не выдерживал. При первом же солнечном укольчике взвизгивал и убирал руку. Володя — тот молча выносил пытку, точно Муций Сцевола. Однажды даже паленым мясом запахло.

Володя был не одинок. Дружки у него тоже были терпеливые. Один из них даже щеку прокалывал себе французской или английской булавкой — и ничего! Это у него получалось вроде фокуса…

И полагаю, что вовсе не надо быть догадливым, чтобы и без моих объяснений понять, что мы в тот день не занимались изучением свойств увеличительного стекла, что мы были далеки от Галилея и Левенгука и проблем, обусловленных изучением макрокосма и микрокосма. (Мне и до сих пор нравятся эти слова, которые впервые услышал в детстве.)

На ту пору проходил мимо нас некий молодой человек, на наш ребячий взгляд достаточно великовозрастный. Звали его Гриша. Ходил он в длинных брюках. (Верный старческий признак.) Работал механиком в биографе «Ренессанс». Раз или два он позвал меня с Володей к себе в будку и даже дал нам покрутить ручку проекционного аппарата…

Он остановился возле нас, полюбовался на наши шалости. У него были серые глаза и гладко причесанные русые волосы.

— Покажите мне ваше стекло, — сказал он, улыбаясь.

Мы передали ему лупу. Гриша подержал ее в руках, повертел, посмотрел на небо через стекло. Потом подставил ладонь под луну и сказал:

— Фокусное расстояние небольшое…

Хорошо это или плохо — мы этого не знали.

— У меня было точно такое же, — продолжал Гриша. — Тоже выпуклое. Только с одной стороны. Я достал двояковыпуклое и построил волшебный фонарь.

Мы мигом повскакали со своих мест… Как? Волшебный фонарь? А зачем он?..

Гриша тут же объяснил:

— Чтобы показывать туманные картинки.

— Как в биографе?

— Нет, в биографе картины движутся, а здесь будут как бы нарисованные. Туманные, но как живые.

Я до сих пор не знаю, зачем Гриша объяснял нам устройство волшебного фонаря, зачем ему надо было связываться с нами. Разве недоставало работы в биографе? Видно, просто хороший был парень…

Он повел нас на середину улицы, где было много пыли, добыл палочку и присел на корточки. Гриша стал рисовать той палочкой чертежи на дороге. И при этом обстоятельно объяснял:

— Берется коробка. Лучше — железная. Побольше чтобы. Можно из-под конфет. А можно бидон керосиновый, только помыть как следует надо и высушить… Здесь делается такая дырка. Для объектива. А на другой стенке, против этой дырки, — из консервной коробки отражатель… Ваше стекло надо установить в дырке. А между отражателем и стеклом будет гореть свеча… Теперь нужна железная трубка, чтобы в нее входила другая трубка, поменьше. Хорошо бы самоварные трубы…

— У нас их много! — сказал Володя.

— У нас тоже! — подхватил Женя.

— Подберите, чтобы не толще руки. Понятно?.. Вот здесь ставится двояковыпуклое стекло. Хорошо бы от морского бинокля или подзорной трубы. Сюда еще одно стекло. А вот здесь — рамочка для кадров. — Гриша полез к себе в карман и вытащил кинокадры. — Это из «Кровавого герцога». Хорошая картина! Я еще вам достану. У меня дома есть и Вера Холодная.

Потом он встал, отряхнул пыль с рук и пошел своей дорогой.

Мы были чрезвычайно взволнованы: шутка ли — волшебный фонарь.

Я призвал своих друзей от слов перейти к делу. Для нашего предприятия годилось все: бинокли театральные и морские, а также полевые, подзорные трубы, телескопы и микроскопы. Словом, все состоящее из двояковыпуклых стекол. Саша сказал, что церковь совсем рядом с ним и чтобы о свечах не беспокоились.

Мы еще и еще раз изучили чертеж.

— Это несложно, — сказал я.

Сеня обещал притащить жестяные трубы и бидон керосиновый.

Сказано — сделано: к вечеру у нас во дворе выросла свалка из труб различного фасона и размера. Бидонов набралось на дюжину волшебных фонарей. Окуляры были добыты из полдюжины биноклей. Перламутровые и черные бинокли оказались без стекол. Ничего страшного — наше предприятие стоило того!

Саша притащил свечей разного калибра. Их хватило бы нам надолго.

На сегодня дела были закончены, и, глядя на молодую, только что народившуюся луну, мы принялись болтать о том о сем…

Володя сказал, что мама не скоро хватится своего перламутрового театрального бинокля. Это замечание никому не понравилось.

Я сказал строго:

— О чем это ты?

Володя резонно ответил, что о бинокле, который принес из дому, а разобрал его я.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Ничего.

— Ну и заткнись!

Тем не менее камень был брошен — и в нашем пруду пошли широкие круги.

Сеня сказал, что если мать его или тетя начнут искать самоварные трубы, то вряд ли найдут их.

— Не найдут… Ну так что же?

— Ничего.

— Ну и держи язык за зубами! — посоветовали ему.

— Послушайте! — сказал один из Жор. — Что дороже: волшебный фонарь или какое-то барахло?

— Фонарь! Фонарь! — закричали все хором.

Я предложил более практическую тему для беседы: кто живет на луне? И живет ли вообще кто-нибудь?

Вот тут мы дали волю своей фантазии. Сеня сказала, что про луну прочел рассказ — или как его там — писателя Жюля Верна, но ничего про людей на луне не сказано.

Это было весьма примечательное заявление. Оно создало благоприятную почву, выражаясь по-современному, для научного симпозиума. Были высказаны различные точки зрения, которые сегодня уже потеряли всякое значение и поэтому не приводятся здесь. Но должен подчеркнуть, что мнения были весьма и весьма определенные, очень четко сформулированные и, я бы сказал, веские. Каждое даже мимоходом брошенное слово облекалось в окончательную форму. Вот это был симпозиум! Похлеще, чем в Академии наук!..

Наши ученые беседы были прерваны поздно вечером, и мы разошлись, с тем чтобы встретиться пораньше утром на этом же самом месте.

Я спал в ту ночь великолепно. Видел во сне разные туманные картинки — одну лучше другой. И кровавый герцог являлся в подземелье. И я наблюдал за ним из безопасного закоулка. И Володя дрожал, прижавшись ко мне…

Мастерская по изготовлению волшебного фонаря была организована у нас в сарае, где хранились дрова.

Мама сказала бабушке:

— Как бы чего не натворили — шныряют туда-сюда.

Да, мы шныряли, но не кидались камнями, не дрались, не орали, не били стекла. Мы были озабочены — только и всего. Не так ли вели себя братья Люмьеры, изобретая свой киноаппарат? Техника дело такое — требует максимума сил и внимания. И даже очень!

Дело в том, что киномеханик Гриша в общих чертах изобразил будущий волшебный фонарь. Нам самостоятельно пришлось конструировать многие детали. Например: горит свеча, коптит, разумеется, при этом. А куда выводить дым? Ведь об этом Гриша ничего не сказал. Словом, умельцы меня поймут, а прочим трудно все объяснить за недостатком времени и места.

Мы слышали еще, как мама говорила:

— Лишь бы не подожгли сарай… Жора-Володя, с чем вы там возитесь?

— Ни с чем!

— А что делаете?

— Ничего!

— Тогда выходите во двор, на солнышко…

Мы продолжали свое и к вечеру соорудили нечто. Сеня приволок из дому баночку каретного лака, и мы покрасили фонарь в черный цвет.

А отражатель надраили, словно медные поручни на корабле. Здорово все получилось!

Фонарь мы перенесли из сарая под нашу лестницу. Он был недоделан, все в нем было, что называется, на живую нитку. Но так или иначе он существовал, и вплотную встал вопрос о кинозале. Где показывать картинки? Мы ломали голову, но так ничего и не придумали. Всюду, как нарочно, было светло.

Володя внес дельное предложение:

— Подождем вечера и устроим биограф на лестнице.

Он явно имел в виду лестничную площадку, где экраном могли служить побеленные известью стены. Эта идея понравилась всем. Оставалось дождаться вечера.

Неужели никогда не кончится этот день?

Неужели не наступит нынче вечер?

Так хотелось, чтобы поскорее можно было направить объектив волшебного фонаря на белую стенку!

Мы не могли скрыть своей суетливости. Она проглядывала во всем, к чему бы мы ни прикасались.

— Лишь бы не зажигали пороха, — ворчала бабушка. Мамино настроение, как видно, передалось и ей. Она внимательно присматривалась к нам, но ничего страшного не обнаружила.

Но всему свой черед.

Вечер в тот день все-таки наступил и наступил в положенное время. Солнце закатилось за море, луна поднялась над горою, сумерки пали на землю. А за сумерками явилась настоящая ночная тьма. И вместе с темнотою пришел наш праздник.

Володя притащил на площадку заветный фонарь. Его мы поставили примерно на середину. Чтобы «экран» был повыше, пришлось под переднюю часть фонаря подложить том Гоголя в издании Вольфа. Таким образом, объектив задрался кверху.

Нам было очень тесно — зрителей набралось не меньше дюжины. Всем хотелось, чтобы старания были не напрасны и фонарь послужил бы кому только можно.

Володя предупредил:

— Не шумите — пахан дома.

У фонаря возились я и Женя. Ради истины скажу без хвастовства, что на последнем этапе я был главным. И на площадке сделался настоящим механиком, как Гриша.

— А я завтра иду в биограф, — сказал кто-то.

Соня заметил:

— Волшебный фонарь лучше.

— Как? — удивился один из Жор.

— А вот так! — сказал я.

Наступила наиторжественнейшая минута: «кадр» был заложен в рамку объектива, оставалось зажечь свечу в фонаре.

— У кого спички? — спросил я нетерпеливо.

Спичек ни у кого не оказалось.

— За спичками я не пойду, — сказал Володя.

Черт возьми, все было на мази, вот-вот волшебство станет явью, а тут из-за каких-то спичек идиотская проволочка!

В темноте кто-то вызвался сходить за спичками к соседям.

— Только я боюсь, — сказал он жалобно. — Кто пойдет со мною?

— Я, — согласился Володя.

Они спустились вниз и вскоре явились с коробком спичек.

— Храбрецы! — едко заметил я.

Потом чиркнул спичкой раз, другой, третий… Ну, слава богу, загорелась-таки! Поднес спичку к свече, зажег ее и стал «искать фокус», медленно вытягивая трубку объектива. Вдруг «зал» громко вздохнул как по команде и разом оцепенел: на стене появилась четырехугольная рамка «экрана». Картинка в самом деле была туманная.

Вдруг Володя крикнул:

— Вижу!

Он, кажется, один-то и видел.

— Где? Что? — спросил я.

Володя тронул объектив, и на стене отчетливо прорисовался герцог вниз головой.

— Стоп! — на радостях воскликнул я. И повернул «кадр» как полагается.

И вот тут-то все увидели кровавого герцога. Он злорадно улыбался.

Картинка хотя и называлась «туманной», но нам показалась она совершенно живою.

Потом я менял «кадры», а Женя их громко комментировал.

Свершилось, волшебный фонарь вроде бы зажил: работала свеча, работал отражатель, исправно работали все линзы. Чего же еще?

Дело давнишнее, хорошо проверенное во времени и пространстве, и смело могу заявить: мы были тогда на седьмом небе!