Мои гуси-лебеди [рассказы о детстве]

ТОПОЛЯ

Я запомнил их на всю жизнь. Они стояли напротив нашего дома, через улицу, чуть наискосок. Ростом вымахали с пятиэтажный дом — ровные, высокие, словно гигантские свечи. Четыре близнеца, четыре зеленых богатыря. Впрочем, зимою они оголялись, и тогда на фоне серого неба явственно прочерчивались устремленные ввысь ветви: толстые, тонкие, совсем нежные — с карандашик толщиной.

Но в память врезались не эти, оголенные, а те, с густою листвой тополя. В зеленую пору они бывали страшны. Иногда начинали они изгибаться вправо и влево, порождая шумный ветер, чуть ли не бурю. Они веяли грозно в течение нескольких часов кряду. И у нас под крышей все гудело, обрывались порою электрические провода, хлопали створки окон, звенели разбитые стекла. И все это — тополя!

Если бы вовремя срубили их, всегда бы стояла тихая погода и не приходилось бы прятаться дома. Из-за этих самых тополей очень часто набегали тучи. Подгоняли их именно наши тополя. Из туч били молнии, и гром грохотал над всем городом.

Когда тополя уставали, снова принимали смиренный вид, исчезал ветер, начинало светить солнце, и мы вылезали на улицу. Мы точно знали: как только начинают шевелиться листья на тополях — жди ветра. Если деревья вдруг согнулись в три погибели и резко выпрямились, значит, быть страшному ветру-урагану. А от того ветра дыбилось море, и вся округа превращалась в грохочущий ад. Люди торопились домой, ахали, охали, звали детей, игравших во дворе. А не проще ли было вовремя срубить тополя, если так уж опасна буря и от нее трясутся поджилки?

Мы с братом, в общем-то, ничего особенного против тополей не имели: пусть себе веют, пусть сносят крыши порывами ветра — это даже весело! Ведь сплошная благодать тоже надоедает…

Кто и когда посадил эти тополя?

Неизвестно кто, но одно определенно было: в прошлом веке! Со временем они раздобрели, сделались толстыми — в три обхвата, высокими очень и гибкими. Корни деревьев глубоко проникли в землю. Они разошлись и вширь — шагов на десять вокруг ствола. Это, доложу вам, были какие-то особенные тополя. Таких я в жизни не видывал!

Один наш сосед, глубокий старик, как-то сказал:

— Еще десяток таких тополей — и они сметут с лица земли все живое.

Я эти слова сам собственными ушами слышал. Не знаю, шутил он или говорил всерьез. Тогда я воспринимал всерьез, верил каждому слову: не будет же старик говорить неправду!

Рядом с тополями кто-то посадил виноград — «изабеллу». С каждым годом виноград взбирался все выше, обвивая тополя наподобие змей Лаокоона. В конце лета гроздья чернели высоко-высоко. Чтобы полакомиться ими, приходилось лазать на тополя. А это было не так-то просто. Один наш соседский мальчик свалился с дерева и несколько месяцев пролежал в гипсе. Но это ничего — ведь бывают же несчастные случаи, и не всем же падать. Большинству ребят везло: они набивали пазухи гроздьями и благополучно спускались на землю.

Однажды неразумные тополя так рассердились, что подняли целый ураган. Тот ураган нагнал несметное количество туч, а из туч посыпались молнии. Гром грохотал на весь мир.

Мы с братом стояли на застекленной веранде и любовались бурей. И вдруг сверкнула молния. Она прочертила небо наискосок и ударила — как бы вы думали, куда? Ну конечно, в самую макушку тополя, который стоял поближе к нам.

Тополь, как видно, не ждал этого. Он странно качнулся в сторону, отчего еще сильнее подул ветер. Потом что-то треснуло, и мы с братом грохнулись на пол — так было страшно! Мы дождались, пока затих гром, после чего поднялись и осторожно выглянули на улицу. Ничего — тополя продолжали бесноваться и нагонять бурю. Эта молния, казалось, не произвела на них никакого впечатления. Черт возьми, о чем думали эти гиганты?! Или они злы на кого-нибудь?..

Правда, вчера дети особенно резвились возле них. Один мальчик даже что-то вырезал на коре одного из тополей. Но разве можно обращать внимание на глупый поступок какого-то шалунишки? Мы с братом не без основания решили, что именно на этого шалуна и рассердились тополя.

Я не раз пытался залезать на деревья. Брат мой тоже. Не обязательно за виноградом, а просто так. Но нам мешали или мама, или бабушка. Они видели все, тополя были у них перед глазами, и нам не везло. Так и слышишь:

— Жора, куда полез?

— Володя, спускайся!

Старик сосед, о котором я уже говорил, как-то сказал нам:

— Дети, вы думаете, эти деревья глупые?

Мы молчали.

— Они не глупые. Они смышленые. Только дураки полагают, что они неразумные. А ну-ка, рассердите их — и увидите, что станет с вами.

— А что, дедушка?

— Что? Вы спрашиваете — что? Да они поднимут такой ветер, что всех вышвырнут в море. И даже запросто!

От этих слов дух у нас захватило.

— За что же вышвырнут, дедушка?

— А за все! Люди же дурные! Вот и получат по заслугам! А вы еще дурнее. Зачем ломаете ветки? Зачем кидаете камни в птичьи гнезда? Вы думаете, что деревья ничего не смыслят? Вон какие они высокие! Они все видят, все понимают…

И старик, сердито ворча, ушел к себе.

Потом он не раз заговаривал с нами об этом же. Не раз предвещал всякие напасти. Он был очень старый и очень мудрый. Однажды даже сказал, что он и тополя ровесники. Он якобы видел тоненькие плети, из которых выросли эти гиганты.

Стоило задуматься над его словами. Но где там! В одно ухо влетало, а в другое вылетало. У нас в голове был ветер сплошной.

Как-то брат сказал мне перед сном:

— Эти тополя будут жить миллион лет.

— Откуда ты это взял?

— Один дядя сказал.

— А почему не два?

Мне казалось, что миллион лет не так уж много для четырех зеленых красавцев. Если они способны подымать ураганный ветер, если им под силу мести пыль на улицах с неимоверной яростью, если ничего не стоит подымать волны на море, то прожить миллионы лет, наверное, не так уж трудно. А может, они будут вечно-вечно-вечно?

— Скорее всего!

К такому выводу пришли мы с братом.

Однажды нас поразил некий молодой человек, проходивший по улице и услышавший наш разговор про миллионы лет тополиного века.

— Пацаны, — сказал молодой человек, — вы, случайно, не с ума спятили?

— А в чем дело? — Мы немножко оробели.

— Вы знаете, что будет с этими деревьями через миллион лет?

— Нет, не знаем.

— Я в седьмом классе и все знаю.

Этот молодой человек был одет щеголевато: длинные брюки, начищенные до блеска полуботинки, белоснежная косоворотка.

— Пацаны, — продолжал он, — из этих деревьев через миллион лет получится антрацит. Вы знаете, что такое антрацит?

Нет, мы не знали, что за штука такая антрацит.

— Это каменный уголь, — пояснил семиклассник. И пошел дальше своей дорогой.

Нас было несколько мальчишек, и все мы словно языки проглотили.

О чем говорил этот щеголь? Какой каменный уголь? Это же невероятно! Это ужасно! В конце концов, это жутко!

Мы молча разошлись. Я и брат поднялись к себе домой и долго смотрели на тополя. Нет, это невероятно: никогда не превратятся в уголь эти стройные, сильные красавцы!

С тем мы улеглись и уснули…

Ночью тополя вдруг рассердились. Они, словно сговорившись, так раскачались, что подняли бурю. Такую сильную, что на чердаке стоял сплошной вой. Об этом бабушка утром рассказала, потому что мы с братом спали крепким сном и на этот раз ничего не слышали.

Ночью бушевала буря, а к утру тополя, как видно, устали, и стало тихо. Засветило солнце. Как ни в чем не бывало.

Но тополя ночью, наверное, переборщили: один из них так низко пригнулся к земле, что больше не смог выпрямиться и рухнул. А рухнув, перегородил улицу, и все фаэтоны вынуждены были ездить по другим улицам.

Мы с братом бросились со двора: неужели зеленый гигант валяется на земле?

Да, совершилось немыслимое: тополь лежал поперек улицы. И на его стволе, как на огромном мосту, перекинутом через реку, пританцовывали мальчишки. Им, казалось, было очень весело оттого, что немыслимый гигант лежит «во прахе и пыли», как лермонтовский гладиатор. Мы с братом даже обомлели. Как, тополь на земле? Тополь повержен? Кем? Какая сила одолела его? Ведь сама небесная молния ничего не могла поделать с ним…

И тут как раз появился наш старик сосед. Он глядел на дерево, на мальчишек, плясавших на теле его, на ветки, раскинувшиеся в стороны…

Глядел и улыбался.

— Свалился-таки? — сказал он, обращаясь к нам.

— Мы не видели этого, — сказал я.

— Ты, наверное, дрыхнул?

— Да, спал.

— А я видел, — сказал старик. — Человек не должен много спать, а то проглядит многое. Когда у этого молодца подкосились ноги, вдруг что-то хрустнуло. Я подумал, что это земля раскалывается. А потом над головой что-то ухнуло. Я решил, что это пушка стрельнула над самой головой. Я приподнялся, глянул в окно — и вижу, как на меня валится этот великан. Ну, думаю, пропал мой дом. Однако не достал, только веточками прошелся по стенке. Пыль обмел. Всего-то навсего…

Старик говорил об упавшем дереве уважительно, как о живом соседе. Мы очень пожалели, что в эту ночь спали как убитые.

— Послушайте, — продолжал старик, — представьте на минутку, что этот тополь был бы человеком-великаном. Кто бы для него смастерил гроб, чтобы похоронить его? Как вы думаете — кто?

Мы этого не знали. Да и кто это мог знать?! Просто такие мысли нам в голову и не приходили. Черт знает что — гроб для дерева!

Пока старик беседовал с нами, пришли какие-то люди с пилами и топорами. Они целый день распиливали ствол в нескольких местах; обрезали суки и ветви и оттаскивали расчлененное дерево в стороны, расчищая улицу. А к вечеру появились аробщики, они погрузили — с огромным трудом! — части ствола на арбы и увезли куда-то.

Мы долго не могли привыкнуть к тому, что тополиная семья вдруг уменьшилась. Казалось, вырвали гигантский зеленый клык в ряду крепчайших гигантских клыков.

Весьма возможно, что это был первый в нашей жизни шок: значит, гигант, которому сулили миллион лет жизни, может погибнуть запросто, за здорово живешь?!

— Дедушка, — спросил я нашего старика соседа, — что случилось с тополем? Отчего это он?.. А?

— Очень просто, — сказал старик.

— Да, наверно, просто, — согласился я.

— Просто-то оно просто, да не совсем. Этот тополь пал жертвой собственной гордыни. Не надо было злиться, сынок. Не надо было дуть с такой силой. Захотелось ему себя показать — вот и надорвался. Всегда надо быть добрее… Понял?

— Может, его разозлили? — спросил я.

— Может, это дети? — сказал мой брат.

— Все может быть. — Старик набил свой чубук табаком, зажег его от солнца с помощью увеличительного стекла. — Слушайте меня: чем ты сильнее, тем будь добрее. Это вам ясно или не ясно?

Мы сказали, что ясно, хотя было не совсем так. По правде говоря, с чего это малодушничать, если сила из тебя наружу прет?

Однако старик решил вдолбить в наши неразумные головы свою странную мысль.

— Вот если бы этот, — он указал на пустое место, где красовался тополь, — понимал, что не следует дуть так яростно, что не следует пугать людей и нагонять тучи на ясное небо, он бы здравствовал и по сей день. А то вон, наверное, печи им топят. Вот как бывает на этом свете…

Мы больше старика ни о чем не спрашивали. Но хорошо уяснили одно: первый урок не пошел на пользу тем, другим тополям: они время от времени продолжали бешено веять и нагонять страшные тучи с громами и молниями во чреве. И как-то жаль было их: такие большие и такие неразумные!