Мой летний эротический роман

Глава 13

— Надень, — повторяет он.

Я все еще стою, не двигаясь. Если бы он сейчас подошел ко мне, или сказал какую-то пошлость, или попытался на меня надавить — видит бог, все тотчас же закончилось бы. Но он просто сидит на краю ванной и ждет моего решения.

— Еще одно удовольствие, в котором ты себе отказываешь? — спрашивает босс с сочувствием и любопытством одновременно.

Намек на пирожное «Павлова». Удовольствие, которое я бы без него не получила. Это было очень вкусно.

Очень…

В моей ванной сидит обалденный мужчина, предел моих фантазий, и предлагает испытать удовольствие, в котором, несомненно, знает толк, а я… трушу? И какая я после этого писательница?

Решительно иду в детскую, снимаю топ и надеваю бежевую майку на бретельках. Смотрю на себя в зеркало и распускаю волосы. Потом расстегиваю лифчик и вытаскиваю его из-под майки.

Что я делаю?..

Майка атласная, ткань не просвечивается, но так льнет к моему телу, выделяя каждый изгиб, что кажется прозрачной.

Я же понимаю, что дело не только в инсценировке моего отрывка. Понимаю так отчетливо, что живот сводит. «Тебе по зубам такой сюжет, Вероника»? Я не знаю…

Вот сейчас я совсем не уверена, что смогу победить. И что вообще понимаю, какую войну мы ведем. Вернуться сейчас в ванную — поражение? Или поражение — не позволить себе испытать то, что так хочется?

Выхожу в коридор и останавливаюсь перед прикрытой дверью ванной.

Там меня ждет вовсе не Мэтт, который давно поселился в моей голове. А босс — чужой мужчина, мы знакомы всего неделю. Что он подумает обо мне? Что подумает мама?.. О нет, маму из этих размышлений вычеркиваю.

Вхожу в ванную. Свет погашен, горит чайная свеча. Влажно — зеркало уже подернулось тонкой дымкой. От моего движения на стене и потолке шевелятся таинственные тени.

Как же волнительно! Кончики пальцев ледяные.

Выключаю воду, и воцаряется тишина, только слышно, как, шурша, лопается пена. Ее шапка все еще колышется.

Босс стоит позади меня. Мне не хватает силы воли, чтобы оглянуться.

— «Мы стоим в твоей ванной, — слышу я голос босса, и по интонации понимаю, что он читает мой отрывок. — Выключен свет, возле зеркала горит пара свечей, их дрожащий отблеск отражается от стен и потолка. Тепло и влажно, ванна только что наполнилась, вода еще колышется, и вместе с ней колышется облако пены». По-моему мы идеально воссоздали твою сцену, что скажешь?

Скажу, что я сейчас сознание потеряю от волнения.

Оборачиваюсь.

— Да идеально.

Босс бросает на меня короткий внимательный взгляд и снова смотрит на экран телефона.

— «Мы стоим лицом друг к другу. Я стягиваю с тебя черную футболку, ты с меня — бежевую майку. Затем помогаем друг другу избавиться от джинсов… Я предвкушаю, жажду, я хочу тебя так сильно, что замечаю, как у меня дрожат пальцы, когда я очень медленно стягиваю со своего плеча бретельку лифчика. Глядя мне в глаза, ты повторяешь это действие со второй бретелькой»… Ну что, попробуем?

Он откладывает телефон на стопку полотенец. Ко мне не приближается, ждет. Я сама должна решиться, сама сделать первый шаг.

И я его делаю.

Подхожу к боссу, смотрю на свои руки, которые осторожно берутся за край его черной тенниски.

— Вероника, нужно расстегнуть пуговицу, иначе не снимешь, — вполголоса с едва ощутимой улыбкой говорит он.

Точно, пуговица. Я отпускаю тенниску и принимаюсь за пуговицу. Пальцы не слушаются. Не получается. Тогда он сам ее расстегивает. Прикосновение наших рук обжигает.

Я повторяю попытку: тяну его тенниску вверх и в этот раз получается, только рукав чуть застревает на том месте, где бинт. Забинтованная рана, тонкая золотая цепочка с крестиком на шее — это так сексуально…

Цепляясь взглядом за ямочку у основания его шеи, я медленно стягиваю бретельку с плеча. Только бретельку, а ощущение, будто уже стою перед ним обнаженной.

Он подходит ко мне еще ближе, почти вплотную. Теперь его черед. Я прикрываю глаза. Не вижу его, но чувствую головокружительный запах и невольно делаю глубоких вдох.

Его пальцы проскальзывают под мою бретельку, он ведет по ней выше, ниже, будто играется, но не опускает, как было в моем отрывке.

— Так не пойдет, — говорит босс, и я с удивлением распахиваю глаза. — Я вижу эту сцену иначе. Сделаешь, как скажу?

Он не ждет ответа, за плечи поворачивает меня к зеркалу. Полотенцем смахивает с него влагу, и, словно в ночном озере на зыбкой и нечеткой воде, я вижу свое отражение. На мгновение замираю от этого зрелища: взволнованная, с легким румянцем и блеском в глазах. Мои губы приоткрыты, подбородок приподнят. Я чувствовала себя иначе — более робкой, стыдливой.

— Это все еще сцена из книги, помнишь? Я Мэтт. А ты — героиня твоей истории. Рядом с ним она бы стала отводить взгляд?

— Нет…

— Конечно, нет.

Он закидывает мою руку себе за шею. Нежно проводит по ней подушечками пальцев — от этого по коже разбегаются мурашки, волна за волной, снова и снова.

Мне страшно. Но сильнее страха желание узнать, как мое тело отреагирует на его откровенные ласки, если даже едва ощутимые прикосновения вызывают такие сильные эмоции. Где предел удовольствия? Есть ли он?

— Не надо себя стесняться, — шепотом на ухо говорит Мэтт. Его дыхание на моей коже распаляет еще больше. — Не надо стесняться того, что происходит. Это естественно и очень красиво. Смотри на себя. Смотри, какая ты красивая.

Он стоит за спиной, глядя в глаза моему отражению. Аккуратным движением убирает волосы с моего плеча, и мое дыхание перехватывает — насколько это чувственно. Ощущение такие сильные, что глаза прикрываются сами собой.

— Это похоже на то, что чувствовала твоя героиня?

— Это… совсем другое.

— Опиши.

— Я вся словно одна эрогенная зона… Любое, даже невесомое, прикосновение, отзывается во всем теле. — Как же сложно концентрироваться, когда испытываешь такие сильные ощущения! Необходимость их описывать возбуждает еще больше. — Маечка тонкая, но сейчас кажется, будто ее ткань на груди, как наждачная бумага. Это так приятно, что почти больно.

— Больно не будет, — говорит Мэтт мне на ухо шепотом, обжигающим нервы. — Только приятно. — И опускает мою руку с его шеи.

Я чувствую, как с плеча соскальзывает вторая бретелька. Как медленно опускается майка, обнажая сантиметр за сантиметром грудь, живот.

— Смотри на себя, — приглушенным голосом настаивает Мэтт.

Открываю глаза. Я стою перед зеркалом, обнаженная по пояс. В свете свечи я выгляжу совсем юной и очень женственной — куда более женственной, чем в одежде. Тонкая талия, плавный изгиб бедер, аккуратная грудь с розовыми сосками, от возбуждения сжатыми, словно камешки. За мной обнаженный по пояс стоит Мэтт. Его загорелая кожа темнее моей, но все равно мы здорово смотримся с ним вместе.

То, что я вижу, сплетается в один клубок с тем, что я чувствую. Мы идеально подходим друг другу. Мы идеально ощущаем друг друга. Его страсть и жажда близости обжигают меня.

Мэтт кладет горячие ладони на мою талию, скользит ими выше, разгоняя по коже волны мурашек, сжимает грудь. Колени подкашиваются, из меня вырывается стон.

— Смотри на себя, — настойчивее повторяет Мэтт и целует мою шею. Я откидываю голову ему на плечо, раскрываюсь перед ним, полностью ему доверяю. Его руки ласкают мою грудь так чувственно, что я ускользаю…

Сквозь вату ощущений где-то на уголке сознания слышу, как хлопает дверь.

Мэтт расстегивает мне пуговицу на джинсах.

…хлопает дверь?

— Мама вернулась, — хрипловатым голосом говорю я, но остановить Мэтта даже в голову не приходит.

Он замирает. Выпрямляется, но по-прежнему меня обнимает.

— Мама?

Я очень медленно возвращаюсь в реальность. Еще толком не понимаю, что происходит, просто очень не достает его ладоней на моей груди. Почему нет продолжения?

— Ты живешь с мамой?! Я думал, с подругой! — едва ли не рычит он шепотом, поспешно натягивая на себя майку.

В этот момент и до меня доходит, в какой мы оказались ситуации.

Мамочки!..

Я закрываю дверь, беззвучно задвигаю щеколду. Если мама пойдет сюда, просто скажу, что принимаю ванну. Да, без света, теперь люблю это делать при свечах.

Натягиваю майку. Мэтт за шлевки шорт резко притягивает меня к себе и застегивает на них пуговицу. Обнимает меня и очень тихо говорит на ухо:

— Как подростки! — Я слышу улыбку в его голосе. — Выручишь меня? Я еще не готов знакомиться с твоей мамой.

Я киваю — трусь о его щеку своей.

Припадаю ухом к щели в двери и вслушиваюсь в каждый звук. Слух обострился настолько, что, кажется, капля с крана упала в пену слишком громко.

Мама скидывает в коридоре туфли, неуклюже, со стуком. Коктейля три выпила, не меньше. Потом, напевая себе под нос что-то фривольное, идет в сторону спальни. Открывается и закрывается дверь. Теперь ее пение почти не слышно.

— Давай! — командую я шепотом и открываю дверь ванной.

Мэтт большим котом проскальзывает в коридор, прихватывает кроссовки и исчезает за входной дверью, будто его здесь и не было.

А был ли?..

Мое неудовлетворенное тело и растерзанная душа уверяют, что был.

Оглядываюсь. Затухающая свеча, пена в ванной, бинт, ножницы — следы моего преступления. Наскоро все убираю и сбегаю в детскую.

Переодеваюсь, запрыгиваю на кровать, а в голове так ясно, словно я только что проснулась после долгой ночи. Ворочаюсь с боку на бок. Золотая цепочка на шее… Полосы света фар на потолке… Пальцы Мэтта под бретелькой. Мамин голос в спальне — с кем-то разговаривает по телефону. Мое обнаженное отражение в зеркале. Наше отражение. Руки Мэтта на моей талии медленно двигаются вверх… Провожу подушечками пальцев по груди. Это совсем не то, но…

Стягиваю с себя пижаму, снова ложусь в кровать и натягиваю одеяло до подбородка.

Я представляю, что мои руки — это его руки, и позволяю им делать то, что не успел сделать Мэтт. Я извожу себя ласками до тех пор, пока меня не отпускает.

И только когда все заканчивается, когда сон начинает утаскивать меня в космическую глубину, где-то в уголке сознания мелькает мысль, что, испытывая все это, я совсем, совсем не думала о книге. Может, даже описать не смогу… Ну и ладно…

А следом вспыхивает еще одна мысль: как мы завтра с боссом будем смотреть друг другу в глаза?..