Мой летний эротический роман

Глава 31

Мэтт принимает заказ у доставщика суши, и мы располагаемся в гостиной на пушистом ковре. Мимолетно отмечаю, что он чистый, хотя вчера я опрокинула здесь два бокала вина. Домработница, какая-то чужая женщина, чистила ковер, вытирала отпечатки моих ладоней на оконном стекле, заправляла постель со скомканными простынями, на которой мы занимались любовью…

— Держи. — Мэтт протягивает мне палочки.

Между нами на подносе стоит сет суши, баночки с васаби и соевым соусом. Мэтт легко подхватывает суши палочками. Я же с задумчивым видом верчу их в руках. И потому, что толком не умею ими пользоваться. И потому, что не решаюсь перейти к разговору, который давно бы состоялся, если бы Мэтт этого хотел.

Я до сих пор злюсь на Илону, но все же признаю, что в чем-то она была права. Я почти ничего не знаю о Мэтте, и теперь это тревожит, мешает моему пронзительному счастью. Вдруг в этом незнании есть какая-то опасность для наших отношений?

— Расскажи что-нибудь о себе, — словно между делом прошу я, тыкая палочками в суши.

Мне кажется, или этот вопрос его напрягает? Мэтт опускает взгляд, но, возможно, только для того, чтобы помакать суши в соевый соус.

— Что бы ты хотела узнать?

Все… Какое было твое первое слово, мечтал ли ты в детстве о собаке, как звали твою первую девушку, какую слушаешь музыку на беговой дорожке, любишь ли ns дождь так, как люблю его я? Останешься ли ты в Минске? Останешься со мной?..

— Когда у тебя день рождения?

— Одиннадцатого ноября.

— Скорпион. Страстный знак, — машинально выдаю я.

— Веришь в гороскопы? — Мэтт подпирает щеку рукой, жует суши и при этом улыбается. Его забавляет моя реплика, а я млею от хитрых огоньков в его глазах.

— Верю. Если они подтверждают мои ощущения. Как сейчас, например.

— А когда у тебя день рождения?

— Шестнадцатого мая.

— И что мне нужно знать про этот знак?

— Что Тельцы верные. — Я пытаюсь поймать палочками суши. Ела их всего пару раз в жизни. Наверняка, выгляжу сейчас совсем не так сексуально, как нафантазировал Мэтт, делая заказ. — У тебя есть брат или сестра?

— Нет, я единственный ребенок в семье… Брось ты эти палочки. У тебя красивые пальцы. Я с удовольствием посмотрю, как ты ими пользуешься.

С радостью беру суши руками. Макаю в соевый соус и отправляю в рот. Жмурюсь от удовольствия. Совсем другое дело! Так они даже вкуснее!

— Почему ты выбрал иждательское дело? — жуя, спрашиваю я.

— Это не мой выбор. Я хотел стать музыкантом. После школы создал с парочкой балбесов — ты с ними уже знакома — группу. Мы выступали по барам, колесили по стране… Целых два года. Потом отец поставил ультиматум: или я продолжаю жить как живу, но без его финансовой поддержки, или возвращаюсь во взрослую жизнь: завязываю с музыкой, поступаю в универ и помогаю ему вести бизнес. Когда я поступил на издательское дело, отец на радостях подарил мне Теслу.

— И ты никогда не жалел о своем выборе?

— Не то, чтобы жалел… Скорее, скучал по тому чувству свободы и вседозволенности. Но дело в том, что беззаботная жизнь прекрасна, когда у тебя много денег. Мы кутили напропалую на средства моего отца. А если бы жили только на заработок с выступлений, не было бы ни крутых байков, ни шикарных отелей, даже качественной выпивки не было бы. Это уже совсем другая жизнь. В общем, я повзрослел.

— А как ты оказался в Минске?

Вместо ответа Мэтт отодвигает поднос — теперь нас ничто не разъединяет — ловит мою ладонь. Затем обхватывает губами указательный палец, на который стек соус, и, не сводя с меня взгляда, медленно втягивает палец в себя.

Наверное, это самый эротичный способ сказать, что разговор окончен…

— Хочу, чтобы ты завязала себе глаза, — слышу я голос Мэтта и отвлекаюсь от мучительно-сладких ощущений в теле.

— Ммм?

Мэтт встает, уходит в спальню и возвращается оттуда с плоской глянцевой коробкой. Открывает ее… и черная шелковая лента оказывается едва ли не единственным элементом, который мне в этом наборе знаком.

— Откуда все это? — в замешательстве спрашиваю я.

— Сексшоп находится прямо на первом этажа этого дома, только вход с обратной стороны. Грех было таким не воспользоваться.

— И что, все это можно использовать?.. — Я вынимаю из коробки какую-то странную силиконовую штуку, похожую на маленькую грушу.

— Абсолютно все… — таким тоном произносит Мэтт, что до меня только сейчас доходит — все это он собирается использовать на мне.

Сглатываю комок в горле.

— А можно что-то более традиционное?..

— Конечно, можно! — тотчас же соглашается Мэтт. — Но не тогда, когда ты пообещала всю ночь говорить мне «да»… Эй! — Он касается моего подбородка пальцами: заставляет отвлечься от коробки и посмотреть ему в глаза. — Мы остановимся в любой момент, если тебе станет неприятно. Все будет проходить полностью под твоим контролем.

Мэтт вынимает из коробки скрученную в кольцо ленту, встряхивает ее, и она стекает шелковой змейкой по его рукам.

— Ну что, попробуем? Будет отличная матчасть для твоей истории.

Любопытно, что я решаюсь взять ленту именно после этой фразы.

То, что потом вытворял со мной Мэтт, я не видела даже в фильмах для взрослых. Это оказалась настолько прекрасно… и постыдно, что я вряд ли смогу когда-либо описать это в книге. Постоянное балансирование между острым наслаждением и ожиданием боли. Потом предвкушение боли. Но больно не было, только страшно. И в этом страхе тоже заключалось удовольствие.

Я путалась в ощущениях и желаниях, и повязка на глазах только усиливала это состояние. Мне казалось, будто у Мэтта много рук и губ, и он ласкает все мое тело целиком, касается и дразнит одновременно во всех самых интимных местах. Чувство полета сменяло ощущение свободного падения, желание остановиться — неистовая жажда испытать новый виток удовольствия. И потом все снова, только чуть иначе: сильнее, ярче, глубже. Когда все закончилась, я не могла ни шевелиться, ни думать…

Я просыпаюсь глубокой ночью то ли от плохого сна, то ли от тяжести руки Мэтта, переброшенной через мою грудь. Не сразу понимаю, где нахожусь: заснула на ковре, а оказалась на кровати. Не помню, как Мэтт меня сюда перенес.

Аккуратно убираю его руку. Лежу, глядя в темный потолок. Мне было так хорошо! Почему же сейчас гложет тревожное чувство? Откуда корни?

— У тебя такое сосредоточенное лицо, будто ты обдумываешь проблему глобального потепления, — слышу я под ухом ленивый, с хрипотцой голос Мэтта.

— Почти… — Я приподнимаюсь на локте и поворачиваюсь к нему. — Я думаю о сюжете моей книги. Мы прототипы героев, и у нас все так хорошо… А у героев должны быть проблемы.

У нас с Мэттом могут появиться проблемы — они же всегда появляются. Я хочу продумать их заранее, предотвратить…

— Ну какие у них могут быть проблемы? — мягко, полусонно спрашивает Мэтт, машинальным движением поглаживая мое плечо. И тон у него такой, мол, никаких проблем быть просто не может.

— Ну, например, конфликт с мамой уже есть…

— Так позвони ей или напиши, и не будет конфликта.

Обдумываю.

— Что написать?

— Ты знаешь. — Мэтт устраивается поудобнее, подминает меня под себя и закрывает глаза.

Изворачиваюсь и нащупываю свободной рукой на тумбочке телефон. Пыхчу, глядя в подсвеченный экран.

Пишу: «У меня все хорошо». Не отсылаю. Дописываю: «Люблю тебя». И вот тогда отсылаю.

Мэтт уже спит, его дыхание глубокое и спокойное. Жду, пока он заснет крепче, и тогда я выскользну из-под него — тяжелый! Хотя чувствовать на себе его вес спокойно и приятно.

В темноте беззвучно вспыхивает экран.

«И я тебя».

Глаза начинает резать от подступающих слез.

Господи, как же я счастлива!..

Выползаю из-под Мэтта и переворачиваюсь набок.

И все же, какой у героев может быть конфликт?.. Например, в издательстве появляются слухи об их служебном романе… Переживу. Ну… а если Мэтт что-то скрывает? А если я ему наскучу? Следующая мысль затмевает все предыдущие.

Он уезжает. Возвращается в Москву.

Я сжимаюсь калачиком, чтобы утихомирить внезапную боль под ложечкой.

Ну молодец… Дофантазировалась…

Поворачиваюсь к Мэтту и прижимаюсь к нему всем телом, даже кончиками пальцев на ногах. Не открывая глаз, он обнимает меня, подтягивает к себе еще ближе.

Я придумаю конфликты для книги, но в реальной жизни мы можем быть просто счастливы и все. Можем же?..