…И я трушу!
Не могу. Мама взращивала во мне эти зерна страха всю мою сознательную жизнь. Красивый мужчина — опасность. Красивый и богатый мужчина — смертельная опасность. Они ненадежны, с ними будут проблемы.
С Матвеем точно будут, тут даже без мамы ясно.
Дело не в поцелуе. Дело в поцелуе с Матвеем.
Сейчас все по-настоящему. Это не разыгрывание сцены из книги, за этим не спрячешься. Без последствий не получится. Без последствий — только в книгах, мне ли не знать. Поэтому не надо меня целовать. Не надо меня обнимать.
— Просто от воды тянет прохладой. Пойдем, будет теплее, — говорю я и спускаюсь с моста.
«Пойдем». Я не сразу заметила, как перешла на «ты». Мы не поцеловались, но мои мысли об этом нас сблизили.
— По крайней мере, мы перешли на «ты», — доносится сзади.
До Стеллы мы доходим глубоко за полночь. Уже нет людей в парке, даже машин мало, только скейтбордисты еще катаются по наклонным дорожкам.
— А я умею кататься на скейте, — говорю без задней мысли. — Еще в школе друзья научили.
— Покажи, — тотчас же отвечает Матвей.
— Как? — улыбаюсь я. — У меня нет скейта.
Матвея это не останавливает. Он оглядывается, выбирает себе жертву из катающихся парней и прямиком направляется к нему. Не могу разобрать, о чем они говорят, но сцена разыгрывается необычная. Парень сначала старается держаться от Матвея подальше, разговаривает с ним с опаской, потом его интонация становится более дружелюбной, и под конец Матвей получает в руки скейт, а парень — несколько купюр.
— Я арендовал для нас доску, — говорит Матвей, победоносно ставя ее передо мной. — Экскурсовод в платье, показывающая мне город на скейтборде — это точно сделает нашу прогулку незабываемой, — нежно шантажирует меня босс.
Хорошо, что я в босоножках, а не туфлях.
Становлюсь на скейт, отталкиваюсь. Еду сначала неуверенно, но постепенно вспоминаю и чувство баланса, и легкую пружинистость в коленях, и шуршание полиуретановых колес, и ветер, ласкающий шею.
Я проезжаю до конца дорожки и возвращаюсь к Матвею. Останавливаюсь и, резко ударив ногой по хвосту доски, ловко перехватываю ее рукой.
Кто-то позади меня одобрительно присвистывает.
Матвей смотрит с любопытством и, кажется, чуточку с восхищением.
— Теперь ты, — говорю я.
Он скрещивает руки на груди.
— Никогда не катался на досках.
— По ощущениям, ты и в метро никогда не катался, но ведь справился. Давай! Это точно сделает нашу прогулку незабываемой.
Матвей хмыкает. Смотрит на доску свысока, будто приценивается.
— И как это делается?
— Сейчас все расскажу.
Я показываю, как правильно отталкиваться: Матвей пробует сделать это сначала правой ногой, потом левой — выясняет, как удобнее. У него хорошо получается, и баланс он чувствует отлично. Пара минут, и мне уже за ним не угнаться. Возвращается довольный, на кураже.
— А как на доске подпрыгнуть?
— Не рановато ли? — улыбаюсь я.
— Ну так как? Вот так? — спрашивает он, разгоняется, резко надавливает на тэйл… и доска выскальзывает у него из-под ног! Матвей всем весом тела обрушивается на асфальт, подминая под себя плечо.
Я бросаюсь к нему.
Он бледный, морщится от боли.
— Все в порядке, — говорит Матвей, но я-то вижу, что врет!
— Поедем в больницу!
— С ума сошла? Никакой больницы, сейчас пройдет.
— А если перелом?!
— Ну я же могу двигать рукой. — В подтверждении этого он ведет плечом, оно действительно шевелится, но Матвей при этом выглядит так, будто вот-вот потеряет сознание.
— Предлагаю компромисс! — пищу я и уже вызываю в приложении такси. — Поедем в поликлинику к дежурному хирургу — это недалеко от моего дома — сделаем снимок. Если все ок, тебя просто отпустят.
У Матвея нет выбора, и, похоже, он это понимает.
В поликлинике тишина. Ни одного человека в очереди. Я отправляю Матвея в кабинет и сижу у двери, держа кулачки. Только бы не перелом! Только бы не перелом!
Врач отправляет Матвея на снимок, и я держу кулачки, сидя возле рентген-кабинета. Потом возле рентген-кабинета мы сидим оба, ждем результаты.
— Ну… прогулка точно получилась незабываемой, — говорит Матвей, и теперь его голос не замирает от боли.
— Да, — бурчу я, — нужно точнее формулировать желания.
Матвей пробует шевелить рукой. Морщится, но все же плечо двигается куда лучше, чем сразу после падения. Может, и пронесет.
Мы молча сидим на кушетке. Смотрим на стену, окрашенную в светло-зеленый. Так тихо… И, как бы странно это ни звучало, хорошо.
— Знаешь, я тут подумал… — Не глядя на меня, Матвей накрывает мою ладонь своей. И от этого я вдруг испытываю пронзительный приступ счастья, до слез. Это все нервы, конечно…
Матвей поворачивает ко мне голову. Я чувствую, как он перетекает взглядом по моему лицу: ресницы, кончик носа, губы.
— …Я подумал, что даже поликлиника, может стать романтическим местом, если ты рядом с человеком, который тебе очень нравится.
— Да, возможно, стоит включить в мой путеводитель поликлинику, — говорю я серьезным тоном. Не подаю вида, что от его слов у меня на душе будто сыплется разноцветный серпантин.
Диагноз: ушиб ключицы. Никакого перелома!
Мы выходим на улицу. После поликлиники это словно другая планета: рассвет, нежное розово-голубое небо, еще свежий воздух, пахнущий влажной пылью — недавно прошел дождь.
Мой дом в паре кварталов, мы идем туда по пустым улицам, под куполами кленов. Молчим. Но это приятная тишина, объединяющая. Когда подходим к пешеходному переходу, из-за угла выныривает машина. Матвей останавливает меня за руку, а потом не отпускает, держит мою ладонь в своей ладони.
— Что ты нашел во мне, Матвей? — спрашиваю я так смело, будто до сих пор нахожусь под воздействием шампанского, хотя, конечно, это не так.
— На твой вопрос нет простого ответа, Вероника. — Он не смотрит на меня, но еще сильнее сжимает мою ладонь, и я вся превращаюсь в слух. — Все началось с того момента, когда ты вышла из автобуса на остановке возле офиса. Я заметил тебя, мельком. Подумал: «Красивые в Минске девушки». А через пару минут, еще до тренажерки не дошел, увидел, как ты елозишь бедрами по капоту моей машины. Это было очень… очень сексуально. Я предложил тебе тест-драйв — стандартная схема, а ты сбежала. И вот этим ты сильно меня зацепила. Девушка в простой одежде, наверняка еще не обласканная мужским вниманием, — ты должна была согласиться. А потом выяснилось, ты моя подчиненная. Ну как этим было не воспользоваться? Только у тебя оказалось секретное оружие: ты так облизываешь кончиком языка верхнююю губу, что мой мозг на какое-то время просто отключается. А потом сюрприз за сюрпризом: ты пишешь эротику, выдаешь себя за свою подругу, соблазняешь меня у себя в ванной…
— Вообще-то…
— А когда, казалось, все, у меня получилось, ты заявляешь: «Я решила, что могу дописать роман без вашей помощи». Обычно к этому времени я уже расстаюсь с девушками, а с тобой дошел только до уровня подержать за руку.
Мы не смотрим друг на друга, но улыбаемся оба, я знаю.
— Так что я не знаю толком, как ответить на твой вопрос, Вероника. Ты меня постоянно удивляешь. Мне с тобой интересно. Меня к тебе влечет. Как-то так, если коротко.
От этих слов у меня в груди будто разгорается солнышко. Господи, какой же я себя чувствую счастливой!.. И как сложно просто спокойно идти рядом с Матвеем, держа его за руку, когда хочется подпрыгивать, как ребенок, выделывать разные па и кричать на весь город о том, что я чувствую.
Так мы идем до самого пруда. Здесь останавливаемся. Я опираюсь о парапет, Матвей бережно обнимает от меня сзади, и от этого меня захлестывает волна нежности. Я прикрываю глаза, чтобы впитать это ощущение, запомнить его в мельчайших подробностях: и теплый кокон рук, и волнительный холодок в груди, и приятные мурашки по коже. Я не вижу, но чувствую, как из-за деревьев выползает солнце, оно мягко давит светом на веки. Где-то с другой стороны пруда кричат утки.
Матвей склоняются к моему уху.
— Я хочу тебя поцеловать, — говорит он вполголоса, и по моему телу проносится легкая сладкая судорога.
Я медленно оборачиваюсь, оставаясь в его объятиях.
Мне по-прежнему страшно, но теперь это не самое сильное чувство. Оно словно где-то позади, напоминает о себе, но не влияет на мои решения. Страх больше не управляет мной.
Я сама тянусь к Матвею, он мягко обхватывает ладонями мое лицо, и мы сливаемся в поцелуе.
Я не могу это описать… Я всю жизнь работаю со словами, но мне их не хватает. Я бы сыграла на музыкальном инструменте, если бы умела. Потому что сейчас сама словно струна, из которой пальцами и губами Матвей извлекает музыку. Она смешивается с музыкой нашего влечения, рассвета, щебета птиц, упоительного запаха волос, зефирной корочки облаков, быстрого биения его сердца под моими ладонями.
А что из этого можно описать в книге? Мы долго и упоительно целовались.
Мы долго и упоительно целовались… Впрочем, даже от этой фразы у меня подкашиваются колени. А что подумают читатели — мне сейчас совершенно все равно.