Моя жизнь

1861. ЭКЗАМЕН

Зато на экзамене русского языка, который так же, как французский, был мною взят главным предметом,-- я прямо отличилась. Приготовлена я была очень хорошо. На все вопросы были полные ответы. Но экзамен русского языка охватывал и всемирную литературу. И профессор русского языка Тихонравов, шепелявя и глядя на меня с насмешкой, начал со мной спор о существовании или несуществовании Гомера. Как только я говорила о данных за существование Гомера, он тотчас же доказывал противное. Когда же я ему называла те аргументы, которые существовали против, он оспаривал меня. Я наконец чуть не заплакала и говорю ему: "Вы профессор, я не могу с вами спорить". Он тут совсем рассмеялся.

Сочинений надо было написать три: первое было "Ломоносов и его сочинения", второе -- "Словосочинение существительного, сравнительно с церковнославянским языком" и третье -- музыка. Я дома еще говорила всем своим, что я ужасно желала бы написать сочинение о музыке, и когда я стояла за Тихонравовым с этим желанием, а он точно нарочно медлил и держал во рту кончик пера,-- то я точно воздействовала духовно на него и чуть не вскрикнула от удивления, когда он на большом листе бумаги написал: "Музыка".

Я была в восторге; помню, что я начала словами: "Музыка существовала во все времена и составляла потребность не только отдельных людей, но целых народов". Потом я разделяла музыку на дикую, на народную, на итальянскую, возникшую у трубадуров, и довела эти ступени до Бетховена и новейших времен.

Когда Тихонравов прочел мое сочинение, он нагнул на бок голову, улыбнулся и, поговорив через стол с Иловайским, профессором истории, и Сергеевским, он передал им мое сочинение. Оба просмотрели его и возвратили Тихонравову. Я была ни жива, ни мертва, мне казалось, что все надо мной смеются, что Тихонравов, осуждая мое сочинение, показывает его другим. Но он медленно подписал внизу страницы: "Отлично" -- и, глядя мне в упор в глаза, молча передал мне лист.

Когда я уже была замужем, мой отец в письме своем ко мне и к Льву Николаевичу пишет об этом: "И Соня сделается когда-нибудь автором; недаром она привела в восторг Тихонравова своим сочинением. Ну-ка, отличись, моя красавица, напиши нам повесть. Стоит только захотеть, если ты удачно и верно опишешь твоего мужа и всю твою эпизоду со всей предшествующей твоей жизнью, то интереса в этом много найдется".

Я была в восторге от высокой отметки; а позднее, когда я вышла замуж за Льва Николаевича, Тихонравов сказал, что Льву Николаевичу и следовало жениться на такой жене, у которой было верное литературное чутье, и что сочинение мое было лучшее в году из всех сочинений экзаменующихся девиц. Зато грамматическое сочинение я совсем не могла написать, сколько ни думала, и сколько ни вертела пером, чувствую, что те два часа срока, которые даются для писанья сочинения тут же, в стенах университета, проходят очень быстро. Тогда я обратилась за помощью к соседке своей, девице Даль, племяннице того, кто собрал пословицы. Она охотно мне продиктовала кое-что, и после ее помощи я и от себя что-то вспомнила и кое-как скомкала свое "Словосочинение существительного, сравнительно с церковнославянским языком".

Уже почти все экзамены были кончены: французский экзамен я держала у своего же учителя, старичка m-r Pascault, и получила тоже "отлично", хотя плохо написала сочинение о Siècle dé Louis XIV {О веке Луи XIV (франц.).}; оставался только экзамен истории у молодого, румяного и доброго профессора Иловайского, как вдруг, я заболела сильнейшим коклюшем.

Я была в отчаянии, что все пропало даром, но отец, который сначала боялся пускать меня на экзамен, даже не давал лошадей, чтобы ездить на экзамены, а ходила я в университет пешком, увидев мои успехи, выхлопотал мне позволение постом держать экзамен истории. Коклюш продолжался долго, и постом мне было еще не совсем хорошо, но я все-таки отправилась на свой последний экзамен истории. В то время, как я старательно излагала историю восстания Малороссии и Богдана Хмельницкого, страшный приступ кашля меня остановил, и я совсем задохнулась. Иловайский испугался и стал быстро повторять: "Довольно-с, хорошо-с". Он написал мне: "Очень хорошо", и тем и кончились мои экзамены.

Диплом на пергаменте на звание домашней учительницы мне выдали только в июле, и я с гордостью и восторгом читала на нем напечатанное имя мое с отметками за экзамены:

За русский и французский предметы: "Отлично".

За математику: "Хорошо", за историю и закон божий: "Очень хорошо" и т. д.11.

Кроме своих личных занятий, мы, две старшие сестры, учили кое-чему меньших братьев: так, например, я учила музыке брата Володю, но помнится мне, мы оба нередко плакали, не могу вспомнить, по какой причине.