Роскоши мы никакой в доме и наших общих привычках не допускали. Одевались и одевали детей очень просто; ели также очень просто, и самый большой расход был на воспитание детей. Но и тут мы долго, а я и всю жизнь -- сама многому учила, и постоянно оба что-нибудь работали, каждый в своей области. Кроме уроков, приходилось много шить. Я пишу сестре Тане 23-го марта 1879 года: "Я не разгибаюсь, шью. Надо же шестерых детей к лету одеть".
И в другом письме пишу: "Я шью, шью, до дурноты, до отчаяния; спазмы в горле, голова болит, тоска... а все шью, шью. Хочется иногда стены растолкать и вырваться на волю".
Захотелось мне этой весной устроить в Ясной Поляне получше цветник. И вот я выписала семян, заказала длинные деревянные ящики, которые расставили по всем окнам, и насеяла множество цветов: левкой, вербены, флокс, астры и другие цветы. Все это у меня прекрасно взошло, и я с любовью пересаживала маленькие двулиственные растеньица рядышком, в другие ящики.
18-го апреля я пишу Варе Нагорновой:
"Еще у меня явилась страсть к цветникам... Мы все заняты устройством цветников, копаемся в земле лопатами, всякий устраивает свою клумбу. Mr. Nief38 также усердно работает".
И то, что и мать, и гувернер заняты были цветами, делало это занятие и для детей интересным, и как будто и важным. Они очень все сочувствовали и помогали перекапывать грядки. Клумба mr. Nief была в углу, перед подъездом, совсем на новом месте и очень удалась впоследствии, когда зацвели посаженные на ней цветы.