Моя жизнь

1881. ПОСЛЕДНИЕ ДНИ В ЯСНОЙ ПОЛЯНЕ. ПЕРЕЕЗД

С грустью доживали мы свои последние дни в Ясной Поляне. Дети ходили прощаться и с любимыми местами, и с дворовыми, и крестьянскими людьми, и детьми. Понемногу начали укладываться: сколько нужно было соображений, какие везти в Москву вещи, книги, игрушки, платья и т. д.

Дети уже почти не учились, были в большом волнении и меняли настроение: то пленяла их новизна городской жизни, то огорчала разлука с старой привычной обстановкой.

Поступила новая англичанка miss Carrie, рыжая и добродушная особа. Дети привыкали к ней плохо, и это осложняло мне заботы о них.

Наконец, 15-го сентября, назначен был наш отъезд. Об этом отъезде я пишу сестре своей, Татьяне Андреевне Кузминской, следующее:

"Уложились мы, собрались, встали в восьмом часу и, напившись чаю, двинулись в Тулу на курьерский. Мне нездоровилось, было уныло, грустно, многие плакали, провожая и уезжая.

Сели мы в коляску и карету и двинулись; Левочка верхом, а Сережа, Илья и Иван Михайлович накануне вечером уехали с людьми. В Туле нас провожали Урусов, Кислинские и супруги Бестужевы".

Ехали мы во втором классе, было жарко, суетливо с разогреванием бульона и едой для детей. Помню какой-то туман был в голове от утомления, а чувств не осталось никаких.

Въезжаем в Москву, в город, и первое впечатление -- громадное зарево пожара на Никольской. Сгорело много в ту ночь; убытки считались миллионами, и тяжелое чувство вызвала тогда в нас эта огненная картина пожара, с огненным небом, бегущей и кричащей толпой, летящими во весь дух пожарными.

Приехали в Денежный переулок, в дом Волконского39. Встретили нас там брат Петя с женой Ольгой. Все было приготовлено: и чай, и холодный ростбиф, и постели всем; все было освещено, все обдумано.

Дом похвалили, но несмотря ни на что, все сразу поверглись в уныние и все легли спать с какой-то непобедимой тоской в душе.

И вот совершился этот большой, значительный перелом всей нашей жизни, и началась новая, непривычная и более тяжелая во всех отношениях, городская жизнь.