Моя Лоботомия

Когда я стал старше, дома стало еще хуже. Возможно, это было моя вина, потому что я ревновал к тому, как хорошо относились к Джорджу, но мы перестали ладить. Казалось, мы стали противоположностями друг друга. Он любил Лос-Анджелес Доджерс, а я — Сан-Франциско Джайантс. Он любил Элвиса Пресли, а я — Рики Нельсона. Он любил “Отец знает лучше”, а я — “Холостяк-отец”. Мы уже не так много играли вместе, и когда это делали, спорили.

Однажды в школе я сказал что-то, что ему не понравилось, и он на меня напал. Мы упали на землю и начали бороться, как пара диких кошек.

Лу странно разбиралась со ссорами. Вместо того, чтобы позволить нам разобраться, она заставляла нас надевать боксерские перчатки и выходить на передний двор. Она выступала в роли судьи, и мы проводили несколько раундов до тех пор, пока кто-то не сдался.

Мы делали это не раз. Это было глупо. Я был намного выше Джорджа. У меня была большая длина рук и я весил больше. Не то чтобы он был несильным — он был довольно сильным и крепким. Но я имел преимущество в длине рук. Мне нужно было просто удерживать его подальше от себя до тех пор, пока у меня не будет четкой возможности для удара.

Я был довольно хорош в драках, но не любил сражаться. Некоторые дети любили это делать. Я знал парней, которые искали драки. Я не был одним из них. Мне не нравилось получать травмы и причинять боль другим людям.

Однажды, когда мне было около десяти лет, я был с некоторыми своими двоюродными братьями и их друзьями в доме моего дяди Джина. Мы были во дворе и занимались борьбой, как это делали на телевизоре. Я поднял одного мальчика и бросил его точно так же, как это делали на телевизоре. Он получил травму, и я попал в беду. Он зашел в дом, плача. Мне запретили заниматься борьбой.

Даже сейчас это меня пугает. Я мог сильно повредить этому мальчику. Я мог сломать ему шею. Это было опасно, и я, в какой-то мере, это знал в то время. Но мне было все равно. Я не остановился. Я поднял его и бросил на землю.

До сих пор я чувствую вину по этому поводу. Я мог бы подружиться с тем мальчиком. Вместо этого я причинил ему боль и испугал, а также был исключен из остальных игр в тот день.

Я чувствовал, что я всегда попадаю в неприятности. Иногда даже за то, что не делал, а порой за что-то, что сделал Джордж. Однажды Лу убирала игрушки Кирка, и некоторые из них были мокрыми, как будто на них поплевали. Она обвинила меня в этом, хотя я говорил, что не я это сделал. Затем она наказала меня и отправила в мою комнату. Позже Джордж вернулся домой, и она рассказала ему, что произошло. Он признался, что плевал на игрушки сам. Тогда Лу перестала быть зла на него, ведь она уже отработала свой гнев на мне. Она ничего не сделала Джорджу и не извинилась передо мной.

Я давно подозревал, что я получаю меньше, чем заслуживаю. Когда что-то шло не так, меня винили и наказывали. А когда Джордж попадался на месте преступления, ничего не происходило. Теперь я имел доказательства. Я не схожу с ума, я не выдумываю. Это правда. Я не мог найти выхода.

Иногда я думал, что делаю что-то хорошее, но на самом деле делал что-то плохое. Например, я и Джордж играли в малой лиге бейсбола. Мы оба были одержимы бейсболом. Я восхищался такими игроками, как Хуан Марихал, Уоррен Спан и Уилли Мэйс. Позже Джордж мне сказал, что я был лучшим спортсменом из нас двоих, хотя он был популярнее и обычно выбирали его первым, когда составляли команду.

Один раз наша команда сыграла против команды Джорджа. Была хорошая игра, и наша команда выиграла. Но меня не поздравили за хорошую игру и победу. Вместо этого меня критиковали за то, что я недостаточно громко болел за Джорджа, когда он был на битах. Какой это вид спортивного поведения? Даже если это твой брат, во время игры ты не болеешь за другую команду.

Когда речь идет об моем детстве, я не могу полагаться только на свою память. Джордж, много лет спустя, рассказал мне, что все было так плохо, как я помню.

Он помнит, как Лу говорила со мной, перед всей семьей, перед моим отцом, вещи типа: «Меня от тебя тошнит. Ты ешь как свинья. Позволь мне принести тебе корыто». Она говорила: «Ты ешь, как животное. Я принесу тебе лопату».

Когда я просил еще порцию еды, она сердилась на меня. Джордж рассказывал мне, что я жаловался на то, что ложусь голодным, но если я что-то делал, чтобы это исправить, меня за это наказывали. В кухне стоял большой банк с печеньем, плотно закрытый винтовой крышкой. Джордж брал печенье, если хотел, и никто не обращал на это внимания. Но если я входил на кухню и Лу слышала звук открывающейся крышки, она сразу начинала кричать, чтобы я не трогал печенье.

Я не помню, чтобы Лу делала что-то веселое. Ей нечем было наслаждаться. У нее была аккордеон, большой старомодный, который она держала запертым в ящике. Иногда она доставала его и играла наедине, и я думал, что она играет очень хорошо, мне нравилось слушать. Но она почти никогда не играла. Она почти никогда не получала удовольствия.

В основном, казалось, что она волнуется и сердится. Моя кузина Линда помнит, как они с Лу и ее сыновьями ездили на пляж в Санта-Круз. Они расстилали покрывало на песке. Линда бежала к воде, но как только Клеон или Джордж покидали покрывало, Лу начинала кричать на них, чтобы они были осторожны, не подходили к воде, не грязнели.

Джордж помнит, что мать была невротичной по поводу чистоты, и также помнит, как она проверяла мои трусы. Если она обнаруживала что-то там, любые пятна, то я получал побои. Джордж помнит, как мать кричала на меня, тащила меня за одно руку вверх по лестнице, чтобы наказать меня.

Я получал много побоев.

“Мама начинала, а когда папа приходил домой, он заканчивал”, - сказал Джордж. “Почти каждый день у тебя были синяки на теле. У тебя были отметки повсюду”.

Джордж чувствовал себя виноватым в этом. Также чувствовал себя виноватым Брайан. Он сказал: “Я никому не угрожал и не был конкурентом для кого-то, и меня обожали. Никто не должен был наказывать меня”. Он и Джордж никогда не получали побои. Особенно Джордж. Мой отец не мог его трогать, критиковать или наказывать в любом случае. Брайан никогда ничего плохого не делал, и Лу отказывалась наказывать Джорджа, несмотря на то что он делал. Поэтому ему было плохо, когда он видел, что меня бьют за то, что он, вероятно, тоже делал.

Он сказал мне позже: “Я знал, что они тебе вредят, и я знал, что это неправильно. И я знаю, что, если бы это произошло сегодня, кто-то бы пошел в тюрьму”.