Моя Лоботомия

Больница Докторов — это небольшое частное учреждение в Сан-Хосе. Она больше напоминает набор врачебных кабинетов, чем больницу. Это длинное, низкое здание, окрашенное в белый цвет, с местом, возможно, на пятьдесят или шестьдесят пациентов.

Я был принят туда в четверг, 15 декабря 1960 года.

Мой отец отвез меня туда. Лу осталась дома. Я не помню, как я попрощался с ней или с Джорджем и Брайаном. Я помню только ощущение приключения, ощущение прогула. Я мог пойти в больницу, а они нет. Им нужно было идти в школу.

Был солнечный день, и все мои впечатления от больницы были солнечными. После оформления документов о приеме меня поместили в яркую желтую комнату. Мой отец попрощался со мной, не делая из этого большого дела, и я остался один.

Я разделся и надел халат с отверстием на задней стороне, что казалось мне довольно смешным. Как и ожидалось, медсестры суетились вокруг меня.

Это была частная комната, поэтому я мог смотреть на телевизоре все, что хотел. Но через некоторое время меня прервали медсестры, которые сказали, что врачи должны провести некоторые тесты. Они взяли немного крови. Они прослушали мое сердце. Затем я отправился в другую комнату, где сделали рентген грудной клетки, а затем моей головы. Радиолог отметил, что моя черепная коробка нормальная, моя шишковидная железа не видна — что бы это ни значило — но что передние синусы «очень маленькие и плохо развитые». Они дали мне одобрение и отправили меня обратно в мою комнату.

Это все? Это все тесты? Хорошо. Я ни о чем не беспокоился. Я знал, что я не болен. Ничто не болело. К тому же, когда подали ужин, мне дали желе. Оно не оправдало моих ожиданий, и порция была небольшой, но никто не кричал на меня. Никто не заставлял меня идти кушать в отдельной комнате. Я мог смотреть телевизор и кушать одновременно. Я лег спать в тот вечер, чувствуя себя веселым.

Я не помню, давали ли мне медсестры что-то, чтобы уснуть. Была ли это таблетка? Был ли это укол? Казалось бы, должно было быть, но я не помню об этом. Я не помню ничего, что произошло дальше.

Приказы Фримена о приеме, написанные на бланке с его адресом 15 Мэйн-стрит в Лос-Альтосе, гласили следующее: «Пожалуйста, примите в четверг, 15 декабря, в 3 часа после полудня в больницу Докторов для трансорбитальной лоботомии 16 декабря в 13:30». Его предоперационные указания требовали проведения полного анализа крови, измерения «времени кровотечения и свертывания», мочевого анализа, рентгена моего черепа и электрокардиограммы.

Пока все идет хорошо. Затем говорится: «Может передвигаться до времени операции. Обычная диета. Если беспокоится ночью, дайте ему содиум амитал в 10:30». Содиум амитал — это барбитурат, который, безусловно, мог меня успокоить. Это тоже имеет смысл.

Но Фримен предупредил медсестер: «Избегайте побега. Пациент полон уловок. Медсестра никогда не должна оставлять его одного. Она не должна знать, зачем он находится в больнице, кроме обследований». Побег? Почему бы мне пытаться сбежать? Куда бы я мог пойти? Я был двенадцатилетним ребенком в больничном халате. Мой отец, моя мачеха и мой врач говорили мне, что я нахожусь в больнице на обследованиях. Я не имел причин не верить им. Они относились ко мне, как к птицам в клетке, но я был всего лишь ребенком, который с нетерпением ждал желе.

Я не помню, как проснулся на следующее утро. Я не помню, как готовился к операции. Я не помню, как видел Фримена. Я не помню ничего этого утра. Весь пятницей я ничего не помню.

Затем все закончилось.

Я помню, как проснулся на следующий день, который, должно быть, был суббота. Мне было плохо. Голова болела. У меня была лихорадка. Они продолжали брать кровь и делать уколы. Я думал, что что-то пошло не так. Что произошло с обследованиями?

Записи Фримена рассказывают историю: «Говард попал в больницу 15-го, а вчера я выполнил трансорбитальную лоботомию. Единственное, что беспокоило Говарда, это иглы, которые ему вкололи несколько раз».

Фримену в операционной помогал доктор Роберт Лихтенштейн.

Записи о процедуре звучали почти как проект по столярному делу:

Я ввел орбитокласты [это название, которое Фримен дал своим персонально разработанным ножам для лоботомии] под века, на расстоянии 3 см от середины лица, направил их параллельно носу и проткнул на глубину 5 см. Я потом отвел ручки в стороны, вернул их на полпути и проткнул на глубину еще на 2 см. Здесь я коснулся ручек над носом, раздвинул их на 45 градусов, поднял их на 50 градусов и сделал снимок для фотографирования перед извлечением.

Другими словами, он воткнул эти вязальные иглы в мою черепную коробку, через глазные впадины, а затем перемешивал их, пока не почувствовал, что достаточно перемешал мозг. Затем он сделал мне снимок с иглами, и все.

Чтобы правильно меня успокоить, Фримен сделал мне несколько ударов электрошоком. Я не знаю, сколько обычно требуется, но я получил дополнительное количество.

«Говард быстро очнулся после первого удара», написал Фримен. «В конечном итоге я дал ему четыре, после чего его восстановление было довольно медленным. Я думаю, что один был лишним».

После процедуры Фримен написал, что из каждой глазной впадины вышло «небольшое количество кровавой жидкости». У меня не было много отеков, сказал он. «Однако он много брыкался ночью, и я назначил Драмин 50 мг для его контроля. У него непроизвольное мочеиспускательние, один раз ночью. Он сопротивлялся попыткам открыть глаза и жаловался на иглы, которые ему давали. Его температура, пульс и дыхание были совершенно нормальными».

Мой мозг не был в порядке. Фримен сказал, что я не знал, где я нахожусь и что происходит. “Когда я увидел его сегодня утром, он узнал меня, но думал, что находится на Оранжевой улице, а день был понедельник, а не суббота. Он не знал, что с ним произошло что-то особенное”.

Что ж, я знал, что что-то случилось, потому что я чувствовал себя ужасно. Я мог подхватить какую-то инфекцию. Следующая запись Фримена, написанная в следующую среду, гласила: “У Говарда было тяжелое состояние в выходные. Его температура поднялась до 102,4 градуса, у него была жесткая шея, сильная головная боль, и он был весьма вялый. Я сделал спинную пункцию, которая показала около 4 000 белых клеток и 90 000 красных клеток, но кровь была чистой, без какого-либо заражения. Во время ожидания результата анализов крови я дал ему примерно пять или шесть доз пенициллина, по 1 миллиону единиц каждая, и его температура быстро снизилась и оставалась стабильной”.

У Фримена была своя известность, или скорее печальная известность, из-за этого «спинного пункционирования». Годы тому назад он разработал то, что называл «быстрой спинальной пункцией». Хотя с самого начала его обвиняли в риске жизни пациентов, он любил эту процедуру по той же причине, почему любил трансорбитальную лоботомию: это было быстро, дешево и не требовало операционной или помогающего врача. С помощью своей «быстрой» процедуры Фримен просто заставлял своего пациента сидеть на стуле, повернутом задом наперед, с головой, наклоненной вперед, а подбородок опирался на спинку. Фримен затем прокалывал спинной столб иглой и входил в спинальный канал в основании черепа, между первым позвонком и самим черепом. Как писал один медицинский автор в своем исследовании лоботомии, «небольшая ошибка (в этой процедуре) может привести к угрожающим жизни повреждениям».

Спинальная пункция, инфекция и избыток электрошока оставили меня довольно слабым. Записи Фримена о моей выписке гласили: «Он был немного шаток на ногах, когда выписывался из больницы, но хорошо ел, хорошо спал и не жаловался на головную боль; его шея стала менее плотной, и казалась довольно мягкой».

Из записей Фримена я знаю, что процедура длилась не более десяти минут. Нет медицинских записей о моем пребывании в больнице Докторс Генерал, так что, помимо записей Фримена, ничего нет, что могло бы объяснить жар и головную боль, и тошноту.”

Но у меня есть чек, “Отчет о медицинских услугах”, от Blue Cross Hospital Service of California. В нем говорится, что меня приняли на лечение 15 декабря с диагнозом “шизофрения, смешанная форма”, и выписали 21 декабря. Под заголовком “Оказанные медицинские услуги” написано: “Трансорбитальная лоботомия. Острый инструмент был воткнут через орбитальный потолок с обеих сторон и двигался таким образом, чтобы разрушить мозговые пути в лобных долях”.

Стоимость пребывания в больнице составила двести долларов.