Моя Лоботомия

На этот раз, Я был более зрелым, менее испуганным. В первый раз это было похоже на “Пролетая над гнездом кукушки”. Теперь это больше напоминало “Флот Макхейла”.

Теперь у меня были привилегии на территории. Здесь были деревья, газоны и скамейки. Если вы не совершали неприятностей, не пытались навредить кому-то или навредить себе, вы могли свободно перемещаться. Это было похоже на то, как в детстве, когда я ходил вдоль железнодорожных путей или катался на велосипеде в горы.

Здесь даже был автобус, который можно было взять с западного кампуса, где я находился, на восточный кампус. Там находились действительно сумасшедшие люди. Поездка на автобусе занимала, наверное, больше одной мили, и это было похоже на нахождение в другом мире. Вы могли ездить на этом автобусе и гулять по восточному кампусу, чувствуя себя в другом городе.

Я проводил много времени, бродя по территории Агньюс в одиночестве. Возможно, я бы никогда не попадал в неприятности, если бы не всегда было одно но…

Но вы встречали ребят во время еды. Вы встречали ребят в дневных комнатах. Большинство из них были людьми, которых вы не хотели знать. Но я завел пару друзей. Я познакомился с парнем по имени Стив Алпер.

Стив был отправлен в Агньюс из-за проблем с поведением. Он был худым и на фут ниже меня, и он был готов идти на мои уловки, что было очень круто. Как всегда, мне нужен был партнер. Мне нужен был фронтмен. Как и в случае с великим ограблением вокзала, я всегда хотел, чтобы рядом был кто-то, кто, если что-то пойдет не так, попадет в ловушку, а затем не станет меня сдавать. Во время моего второго пребывания в Агньюс, это был Стив.

Мы начали замышлять несколько афер.

Люди в Агньюс раздавали табак и бумажки для самокруток тем, кто их хотел. Но большинство парней ненавидели самокрутки. Они бы заплатили много за настоящие сигареты. Если у них не было привилегий по доступу в кантину и никто не навещал их, принося им вещи, у них не было возможности достать настоящие сигареты. У Стива и меня был доступ в кантину, но у нас не было реальных денег.

Так что мы придумали аферу, чтобы получить деньги и настоящие сигареты.

Сначала мы шли в кантину и покупали пачку сигарет. Мы аккуратно открывали ее и вынимали все сигареты. Мы наполняли пачку двадцатью самокрутками и запечатывали ее так, чтобы она выглядела совершенно новой. Затем мы продавали эту пачку, как новую, другому пациенту.

Если покупатель сигарет был достаточно сумасшедшим, он мог не заметить разницы. Если он был просто немного сумасшедшим, он мог подумать: “Эй, что за бардак с этими сигаретами?“. Если он был нормальным, он мог понять, что что-то не так. Так что он, вероятно, отнес бы сигареты в кантину и сказал: “Эй! Это же самокрутки!” Обычно работник кантины просто давал ему другую пачку — настоящих сигарет.

Иногда мы сами делали это вместо того, чтобы продавать сигареты. Это работало так хорошо, что через некоторое время мы просто наполняли пачку бумагой и табаком. Мы говорили парню в кантине, что на заводе, возможно, произошла ошибка.

Мне казалось это смешным. Было такое ощущение, что эти люди не думали, что мы достаточно умны или хитры, чтобы придумать какие-то аферы. Мы были в психушке. Насколько умными мы могли быть? Так что у них не было никакой защиты от этих маленьких схем.

На палате были алкоголики, и у некоторых из них были способы ускользнуть, купить спиртное и пронести его обратно. Некоторые парни пили. Некоторые парни продавали алкоголь. Но поскольку это были 1960-е годы, многие люди интересовались наркотиками тоже. Некоторые парни продавали наркотики. Некоторые просто раздавали их. Один раз мне подарили кислоту. У меня был плохой трип. Позже я принял “оранжевое солнце”, которое мне дали, и это было нормально.

Поскольку люди интересовались наркотиками, были способы заработать на них. Я и мой друг придумали, как мы можем продавать марихуану некоторым молодым девушкам в Агньюс. Только это не была марихуана. Где парням вроде нас достать марихуану? Это были просто травяные срезы с газона. Мы брали немного этого, сушили его, сворачивали в сигаретную бумагу и продавали. Мы брали один доллар за косяк. Эти девушки возвращались и рассказывали нам о своем замечательном опыте. Они хотели больше. Итак, я и Стив поддерживали их интерес. Мы говорили: “Ну, мы можем достать еще, но это займет пару дней. И это будет стоить вам столько-то”. Затем мы сушили еще немного травы.

Намного больше, чем наркотиками или алкоголем, я интересовался сексом. Как и в Ранчо Линда, в Агньюс было много секса.

Общежития были разделены на мальчиков и девочек, мужчин и женщин. Время приема пищи также было разделено. Но классы были смешанными, как и территория. Так что вы могли встретить девушек. Вы видели их в классе и разговаривали с ними после. Или вы видели их в кантине, или сидя на скамейке, и могли завести разговор.

Заставить их остаться наедине было немного сложнее. Но это было не невозможно. Когда я проявлял интерес к девушке и знал, что она тоже интересуется мной, я спускался в кантину. Там был платный телефон. Я звонил в приемную и говорил: “Такой-то ждет посетителя”. Затем я клал трубку, прежде чем они могли спросить, кто такой посетитель, и отправлялся в коридор, чтобы перехватить девушку, прежде чем она добралась до приемной. И у нее действительно был посетитель — я!

Чтобы быть наедине, можно было прогуляться по территории. Вы могли сесть на автобус и переехать на Восточную сторону. Там пациенты были настолько сумасшедшими, что вы могли делать почти все, и никто не обращал внимания.

Спустя некоторое время я выяснил, какие ванные комнаты никогда не использовались. Были такие, в которые никто никогда не заходил. Вот туда я и водил своих девушек. Обычно, потому что времени было мало и не было места для лежания, мы не занимались сексом. Мы просто резвились.

Иногда, однако, у меня случался настоящий секс, как это было с женщиной по имени Эллен. Она была старше меня, вероятно, ей было около тридцати, и она была так же увлечена сексом, как и я. Мы вместе садились на автобус в Агньюс и ехали на Восточную сторону, где нас не узнавали в лицо. Мы бродили вокруг зданий, пока не находили место, которое казалось заброшенным. Мы занимались сексом на лестничных пролетах. Нам, конечно, требовалась приватность, но также нам нужно было время, потому что у нее было очень сложное нижнее белье — корсет и бюстгальтер, застегивающийся миллионом металлических крючков — и это занимало много времени, чтобы снять их.

Меня интересовали все, кто интересовался мной. Это было не то, что с Аннет. Я мог быть с кем угодно, кто был доступен и готов. Я встречался с девушками моего возраста и с теми, кто были старше меня. Однажды я встретился с одной дамой — я даже не хочу думать о том, насколько она была старая. Очень старая, я стыжусь даже вспоминать об этом.

Жизнь в Агньюсе была несложной. Нас хорошо кормили, хотя ходили слухи о том, что в еду что-то добавляли, чтобы лишить нас сесуального желания. Видимо, мне не добавляли достаточно. По вечерам мы смотрели телевизор и пили кофе. Поднимались в 5 часов утра и ложились спать в 9 часов вечера. В промежутке между этим мы много играли в карты. Иногда рядом никого не было, с кем можно было поиграть. Тогда я много играл в пасьянс и в войнушки — сам с собой.

Через некоторое время они доверили мне работу. В Агньюсе было правило: если вы хотите ходить по территории, вам нужно работать. Сначала я стриг волосы, но мне это не очень удавалось. Когда я заканчивал, у всех была одинаковая прическа. Так что я не задержался на этой работе надолго. Позже я работал в пекарне, на свиной ферме, в прачечной и в складах. Большинство работы было скучной и глупой. Ничего нового я не узнавал. Этого было недостаточно для того, чтобы найти работу на свободе. Работа была всего лишь способом оплаты содержания. Если тебе не нравилось работать, ты мог остаться в своей комнате, что было бы ужасно.

Много времени мы проводили просто зависая, ни о чем не думая, болтая. С некоторыми парнями это было в порядке вещей, а с некоторыми — нет. Один парень часто дразнил меня насчет секса. Он говорил, что я никогда не занимался сексом с девушкой. Я говорил, что это не так, что он ошибается. Тогда он начинал задавать мне вопросы об этом — а как я делал это или это? Это заставляло меня чувствовать себя неуютно, поэтому я держался от него подальше. Я держался подальше от тех, кто говорил о сексе. Некоторые парни просто вызывали у меня отвращение.

Но Стив и я стали друзьями и партнерами. Мы продавали марихуану вместе. Мы также давали взятки.

Как-то мы смогли украсть некоторые бумаги из бухгалтерского отдела, который занимался банковскими операциями и распределением денег пациентов. Я заполнил бумаги, Стив получил доступ к официальной печати. Затем он отнес бумаги в бухгалтерский отдел. Когда он вернулся, с опущенной головой и руками за спиной, я подумал, что его поймали. Но потом он улыбнулся и показал мне руки. Триста долларов!

Однажды я придумал план, как сбежать из Агньюса. Я подделал документы, в которых просил разрешения посетить свою бабушку по матери — Дейзи — в Окленде. Я сделал так, чтобы выглядело, что она звонила и просила разрешения. Я предоставил документы на утверждение. Моя бабушка на самом деле ничего не знала об этом, но я хотел уйти на несколько дней и совершить экскурсию за пределами Сан-Хосе. Я заполнил такие же документы для Стива. Нас выпустили из палат, и мы пошли к автобусной остановке. Автобус Greyhound приезжал раз в день к зданию с часовой башней. Мы сели на него и отправились в Окленд.

Когда я был ребенком, посещение моей бабушки Дейзи было большим событием. Она все еще жила в огромном семейном доме на Ньютон Авеню. Это был темный и величественный дом, будто сделанный из денег. Иногда на семейных посещениях там бывали мой дядя Хью и дядя Гордон, и я рад был видеть их. Но после того, как мой отец женился на Лу, мы видели мою материнскую сторону семьи все реже и реже. Мой отец говорил плохие вещи о Гордоне, и он всегда чувствовал, что Дейзи смотрит на него свысока, как на недостаточно хорошего для моей матери. Возможно, видя их, ему напоминало, как сильно он скучает по моей матери тоже. С годами мы с Брайаном все реже и реже ездили к нашей бабушке.

Поэтому, когда я сбежал из Агньюса, моя бабушка была рада меня видеть. Она продолжала свою кампанию писем, пытаясь узнать, что со мной происходит, но не получала удовлетворительных ответов. Она была облегчена, узнав, что со мной все в порядке. Но она была удивлена, что я смог добраться до Окленда сам, когда должен был находиться под замком.

Мы с Стивом повторили это достаточно много раз, так что это стало нашей внутренней шуткой. Когда мы с Стивом и еще двумя парнями собрали небольшую рок-группу, мы назвали ее “Домик бабушки”. Я играл на гитаре, Стив на клавишных, другой парень на барабанах, а еще один на бас-гитаре. Мы сочинили несколько песен, таких как “Луи Луи”, “Wipeout“, “Walk, Don’t Run” и “Дом восходящего солнца”. Мы были достаточно хороши, чтобы выступить на одном из музыкальных мероприятий в Агньюсе. Там была настоящая группа, но, когда они сделали перерыв, мы поднялись на сцену и исполнили свои песни. Это было наше единственное выступление.

Если бы я хотел, я мог бы заполнить те документы и уйти из Агньюса насовсем. Но я всегда возвращался. Почему нет? Мне было некуда деваться.

Большую часть времени я избегал проблем с персоналом, но иногда мне прилетало за мелочи — прогулы или пропуск работы. Я никогда не попадался на продаже травы или на свидании с девушками. Я никогда не был пойман за взяточничество или за что-то другое серьезное.

Однажды меня подозревали в серьезном преступлении, к которому я не имел никакого отношения. Кто-то угнал грузовик, проехал к зданию администрации, ворвался в комнату, где хранили деньги пациентов, украл сейф, где находилась вся сумма денег, поместил его в грузовик и увез восвояси. Они взломали сейф и увезли с собой кучу денег.

Администраторы подозревали, что я был в этом замешан. Они вызвали меня и допрашивали. Мне это показалось классным делом, но я? Как я мог все это сделать? Я не знал ничего об угоне автомобилей, взломе замков или взломе сейфов. И как я мог это все сделать, находясь в своей кровати, на закрытом отделении, и все еще спящим, когда они пришли со мной говорить об этом? Это не имело смысла. Может быть, у них не было других подозреваемых.

Во время всего этого у меня была одна очень веская причина, чтобы не попадать в беду. В Агньюсе работал врач, который верил в использование электрошоковой терапии как наказания. Все об этом знали. Я думаю, что техники хотели, чтобы мы об этом знали. Они хотели, чтобы мы знали, что нас ожидает, если мы начнем учинять неприятности.

Стив был одним из тех, кто провинился. Он был дружелюбным со мной, но с другими людьми он мог быть настоящим агрессором. Он был бойцом. Однажды они забрали Стива и удерживали его некоторое время. Через неделю я услышал, что он был выпущен, но его переместили на новое отделение. Ему сделали электрошок.

Когда я увидел его снова, он был не в своем уме. Я не думаю, что он когда-либо стал нормальным после этого. Лечение должно было “успокоить” пациентов. В случае Стива, спокойствие было только временным. Годы спустя, Стив был отправлен в тюрьму за то, что он выстрелил из рогатки в бомжа в глаз после того, как тот передал ему бутылку вина, в которую кто-то пописал.

Я боялся электрошока. Я боялся и лекарств тоже. Я не имел опыта в этом деле, и я боялся, что они начнут давать мне что-то, что сделает меня сумасшедшим — как других парней, которых я видел на лекарствах. Я не знал, что врачи решили не давать мне электрошок из-за того, что у меня была лоботомия. Поэтому мой страх был очень реальным.

Мой отец все еще приезжал ко мне почти каждые выходные. Я думаю, он пытался все исправить. Он пытался сделать все правильно.

Кроме моего отца, моя другая бабушка, Бабушка Бу, была моим единственным посетителем в Агньюсе. Она иногда приходила. По какой-то причине она всегда приходила очень рано утром и спала в своей машине до начала часов посещений.

Я никогда не видел Лу. Я никогда не видел моих братьев. Когда мой отец приезжал, он, казалось, не хотел говорить об этом. Он не хотел говорить о том, чтобы я вернулся домой. Я отказался от любых мыслей об этом. Я знал, что они не хотят меня там видеть. Я знал, что я не могу уйти из Агньюса. Я перестал фантазировать об этом тоже.

Человек, который имел ключ к моему выходу из Агньюса, был доктор Шон. Шон был этим лысеющим психиатром, похожим на ботаника, с черными оправами очков. Он был хорошим парнем. Он общался со мной, как будто все это была большая шутка. Он называл меня “мистер Далли”, как будто я был взрослым, но это было скорее, как он насмехался надо мной. Он спрашивал меня: “Ну, мистер Далли, как вам жизнь здесь в Агньюсе?” как будто он был владельцем отеля и спрашивал меня, наслаждаюсь ли я пребыванием здесь.

Я видел его раз в месяц. Он задавал мне вопросы. Часы и часы вопросов. Он показывал мне чернильные пятна и спрашивал, что я думаю о них или что я в них вижу. Он никогда не говорил, что он думает о моих ответах. Он просто кивал головой и задавал еще один вопрос.

Через некоторое время он сказал мне, что знает, что я не предназначен для содержания в Агньюсе. Но он также сказал мне, что я не могу уйти.

Я говорил: “Как ты можешь это говорить? Как ты можешь сказать мне, что я не предназначен, но я все равно должен оставаться здесь?”

Он улыбнулся и сказал: “Такие дела.”