Прибой, бьющийся о прибрежные скалы, приятно ласкает слух. Небесное полотно плотно усыпано звёздной позолотой. Белая луна так низко свисает надо мной, что кажется до неё можно дотянуться рукой.
Красота вокруг, что дух захватывает.
С моря всё ещё дует тёплый бриз, он оставляет тонкий налёт соли на моих губах. В воздухе ощущается головокружительный аромат цветов, растущих под моим балконом. Тишина вокруг, по идее, должна сулить спокойствие и умиротворение.
Наверное, я хотела бы так жить. Хотела бы каждое утро просыпаться в залитой солнцем комнате, на столе меня уже поджидала бы чашечка крепкого ароматного кофе, а за окном очаровывала пронзительная синева безоблачного неба, манили цветущие луга и море, раскинувшееся на многие километры вперёд. От всего этого я не отказалась, если бы не одно "но".
Ведь именно сейчас я стою на балконе не потому, что мне вдруг захотелось поглазеть на живописные виды бухты после того, как меня едва ли не лишили жизни. Здесь я для того, чтобы иметь представление, как отсюда можно выбраться. Говоря отсюда, я имею в виду не комнату, в которой меня заточили мордовороты, сразу же как только чуть ли не прострелили мне мозги, а саму бухту. Я мечтаю убраться из этого места, из страны. Любыми способами.
Вот только нужно для начала попытаться выбраться хотя бы из комнаты.
Переодеваюсь в толстовку с капюшоном и лосины чёрного цвета, чтобы слиться с темнотой.
Меня даже не останавливает тот факт, что при себе у меня нет никаких документов. У меня всё отняли. Но это только сильнее злит меня. Ещё больше призывает меня к побегу.
Как такового плана у меня нет, я ведь нахожусь в чужой стране. Но если мне посчастливится подобраться к побережью, я брошусь вплавь. Я переплыву чёртово море. Да я сделаю всё, что угодно, лишь бы поскорее убраться из этого проклятого места.
Как только надеваю удобные кроссовки, я подбегаю к двери. Прислушиваюсь к звукам, доносящимся с этажа. Убеждаюсь, что особняк окутала гробовая тишина. Если верить настенным часам, то все в это время уже спят.
Оказываюсь на краю балкона, перекидываю ногу через ограждение, затем вторую. Высоковато, но иначе никак.
Без раздумий отталкиваюсь от ограждения и лечу вниз, пытаясь руками ухватиться за воздух. Страшно всё-таки. Приземление смягчает пушистый газон. Больно, но терпеть можно.
Озираюсь по сторонам, вокруг ни единой души. Смотрю вверх, на крыше тоже никого нет.
Перебежками вдоль дома я оказываюсь по другую его сторону. Здесь меньше искусственного освещения, но, присмотревшись, я могу различить впереди теннисный корт, огороженный сеткой. Слева от него стоит небольшая постройка, какие обычно отводятся прислуге. Значит, туда мне соваться нельзя. Они с ними заодно. А вот справа… справа виднеется тропинка, ведущая в никуда.
Пригнувшись, бегу туда. Оборачиваюсь, когда позади себя слышу шуршание травы, что нарушает чутко дремлющий покой. Сердце уходит в пятки, но вроде бы слежки за мной нет.
Адреналин в крови бурлит, пульс подскочил до небывалой отметки, руки трясутся, но если я буду мешкать, то меня найдут. Найдут и прикончат без сожалений.
Возможно, уже сейчас они заметили пропажу и бросились на мои поиски. Но они не слишком-то были готовы к этому. Иначе почему территория не огорожена? Почему нет круглосуточной охраны?
Глянув в последний раз на особняк, я ступаю на тропинку и тут же теряю почву из-под ног. Из груди вырывается крик. Я падаю, кубарем валюсь с крутого склона. Руками пытаюсь ухватиться за землю, за травинку, но ни черта не выходит. Нет больше никаких мыслей, только страх внутри, да паника.
Стараюсь не издавать звуков. Даже тогда, когда что-то вонзается мне в спину. Ноги цепляются за колючие прутья и корни растений, я теряю кроссовок на лету и врезаюсь в каменный валун.
Толчок такой силы, будто в меня на скорости въехал товарняк. Воздух словно вышибло из лёгких. Хватаю ртом кислород, но вздохнуть я уже не могу. Ничего не вижу перед собой. Глаза застилает что-то липкое и горячее. В носу стоит запах крови, во рту присутствует тошнотворный металлический привкус. Внутренности схватывает огнём и я отключаюсь. В одно мгновение проваливаюсь в темноту, где уже ничего не болит. Где ничего не важно.
Прихожу в себя, лёжа на чём-то мягком. Кажется, я в своей комнате.
Меня слепит яркая вспышка света. Тогда боль снова даёт о себе знать.
Меня нашли. У меня не вышло. Меня убьют, — первое, что приходит в голову.
Хриплю, стону от тупой боли в груди. Я открываю глаза и снова закрываю, заметив как надо мной возвышаются четыре мужских силуэта.
— Пришла в себя? — пренебрежительно спрашивают. — Ещё и лицо себе всё изуродовала перед самой свадьбой!
— Какой ещё свадьбы? — охрипши скулю, не разобрав кто там смеет говорить обо мне.
— Господин, что намерены делать с девчонкой?
— Выброси эту некондицию в море, — спокойно отвечает, судя по голосу, тот самый госоподин Каплан. — Она же именно туда так рвалась!
— Не нужно трогать меня, прошу вас, — скулю я без сил, когда ко мне, беззащитной и обездвиженной, приближается один из амбалов, а трое других мужчин стоят позади и смотрят на всё это безобразие. Но если двое мужчин смотрят на меня с явной тревожностью, среди которых сам Эмир, то Каплан — с хладнокровным безразличием.
Слуга дьявола без усилий перекидывает меня на своё плечо. Свисая вниз головой, я не могу никак противостоять этому. Сил нет никаких, голова кружится, тошнит.
— В море? Вы уверены? — переспрашивает верзила.
Хоть у кого-то в этой комнате ещё остались живые клетки мозга.
Молчание и бездействие в ответ. Я сама притаилась, ожидая, что у этого человека с каменным сердцем имеется хоть крупица сострадания.
— Ладно, Шах, отпусти девчонку! — распоряжается Каплан и тот кладёт меня обратно на мою кровать.
Не помню, как я оказалась в своей комнате. И вообще, как долго я была в отключке?
Дёргаюсь от Шаха и сворачиваюсь калачиком, накрывая себя одеялом почти с головой. Мне жутко холодно.
— Доктор, возвращайтесь к себе. И мы, Шах, тоже пойдём. Дальше Эмир сам разберётся.
Незнакомый пожилой мужчина с чемоданчиком, какие обычно бывают у врачей, послушно исчезает из виду, как и охранник с Капланом. Мы остаёмся с Эмиром вдвоём и ничего хорошего ждать не приходится больше.
— Что со мной? — спрашиваю я, потирая виски.
Он присаживается в кресло напротив, забрасывает ногу на ногу.
— Хочешь искупаться? — игнорирует мой вопрос.
Он говорит обычным тоном. Без нажима, как будто мы с ним хорошие друзья.
— Не уверена, у меня кажется сотрясение, — корчусь я от приступа головной боли.
— Каплан и Шах ушли, у тебя появился шанс сбежать отсюда. И да, ты права. У тебя сотрясение, но неужели оно помешает тебе вырваться на свободу?
— Но куда мне бежать? Мы отрезаны от большой земли!
Он подымается из кресла, встаёт на колени у кровати, в которой я лежу неподвижно. Большим пальцем он стирает со лба мою кровь.
— Если б я только мог тебя отпустить, я бы отпустил. Ты мне не нужна, — он склоняется надо мной и с угрозой в голосе шепчет: — Но другие думают иначе. Поверь, тебе некуда бежать. Если тебе дорога твоя жизнь, ты будешь следовать одному простому правилу: смиренно ждать нашей свадьбы. Надеюсь, она будет уже совсем скоро.
— Но что… что со мной будет теперь? Что меня ждёт после того, как я попыталась отсюда сбежать?
— Ничего, — беспечным голосом отвечает, и я позволяю себе расслабиться, но лишь на секунду. — Просто теперь мы будем под пристальным вниманием Каплана.
— Да кто такой этот Каплан вообще? Почему ты остерегаешься его? Что ему нужно от нас?
— Каплан — лидер. Он старейшина. В моих жилах течёт его кровь, а это значит, что я не имею права говорить что-то вразрез ему. Я не имею права делать так, как хочется мне. Только его слово имеет вес. Как бы я этого ни хотел, но нам придётся следовать всем его требованиям.
— То есть это был не кастинг? Не было никакой борьбы за твоё сердце?
Эмир едва заметно качает головой из стороны в сторону, плодя в моей нездоровой голове уйму вопросов.
— Нет, всё было чётко спланировано. Тебя выбрали задолго до кастинга. Тебе внушили ту мысль, что нужно прийти на него. Авария перед тем отелем, где проводился кастинг, была подстроена нашими людьми, чтобы ты точно проследовала на него. Даже любовница твоего мужа появилась неспроста. Светлана, она же Амалия — тоже наш человек. Нам нужно было сделать всё, чтобы ты разочаровалась в своей жизни и отправилась на этот чёртов кастинг.
Ум за разум заходит. Так и до сумасшествия недалеко.
Что тут говорить?
Я в глубочайшем шоке и вряд ли выйду из него без последствий.
Порывшись в памяти, вспоминаю, что незадолго до кастинга я ведь и впрямь не могла отделаться от всплывающей рекламы в интернете, где говорилось, что именно я… Я могу завоевать сердце богатого красавчика-холостяка. Что я только ни делала, чтобы избавиться от назойливой рекламы, но всё без толку. Она преследовала меня всюду, даже в почтовом ящике.
Как? Как им удалось всё это провернуть? Как я могла повестись на все эти трюки?
— А София? Я своими глазами видела, как она…
Эмир перебивает меня, не давая возможности произнести вслух свою мысль.
— Нет! Между мной и Софией нет ничего!
— Но я видела! — от попытки повысить голос виски пронзает адская боль и я морщусь, Эмир голову склоняет, словно чувствует вину за собой.
— София — жена моего двоюродного брата, а здесь только потому, что сама вызвалась помочь господину Каплану, так как знает русскую речь. Это всё.
— Нет! Я же не слепая! Я видела, как она…, — Эмир снова обрывает меня на полуслове:
— Все когда-то ошибаются! Я не исключение, но это в прошлом, Диана. Забудь о Софии, и держись от неё подальше.
— Но…
Он зажимает ладонью мой рот, легко. В глазах его сожаление.
— Не играй с огнём, если не боишься обжечься. Всё пройдёт гладко, тебе просто нужно быть послушной девочкой. Не влюбляйся в меня, не позволяй чувствам затмить свой разум, как однажды они затмили мой. Просто слушай меня, и тогда, быть может, ты окажешься на свободе.
А затем комната перед глазами начинает вращаться и я чувствую, как проваливаюсь в темноту. Она засасывает меня в мрачную пучину, где мне снится сам дьявол и его угольно чёрные глаза…