Муж в наказание

18. Необратимые последствия

Не знаю, какая муха меня укусила. Что именно мною руководило, когда в голову ударила мысль сигануть в окно.

Это было словно помутнение, как рефлекс, инстинкт самосохранения.

Окно было настежь распахнуто, тюлевые занавески плавно раскачивались из стороны в сторону от ветра, а блики солнца падали на моё лицо. Они ослепляли, подавали сигналы, призывая меня пойти по их следу. Это была та самая брешь в неприступной крепости. Это был мой шанс на спасение.

Я увидела эту брешь и мне тут же захотелось воспользоваться моментом. Попытаться пробиться через неё, чего бы мне это не стоило. Спастись, убежать, скрыться. Ради себя, ради будущего, которое у меня может быть…

Три года я прожила с той мыслью, что у меня нет никакого будущего. Какое будущее может быть у бесплодной девушки?

Но всё оказалось наглым враньём. Самые близкие люди решили сделать из меня козла отпущения. Свекровь таким образом выгораживала своего бесполезного сынка, делая из меня крайнюю.

Ложь…

Что такое ложь в вашем понимании?

Абсолютно не важно, чьё понимание это будет. Ложь у каждого человека имеет одно и то же определение, потому что каждому из вас доводилось хотя бы однажды испытывать её на себе. И каждый из вас знает, каждый помнит как больно было тогда.

Ложь — это осознанное причинение боли. Осознанное, чёрт возьми…

Я три года прожила, оставаясь беспомощным слепым котёнком. Моё ничтожное существование стало синонимом к слову ложь. Я стала этой чёртовой ложью. Нелепой выдумкой. Подделкой.

И именно эта ложь повлекла за собой разрушающие последствия. Не было бы этой лжи — возможно и меня бы здесь не оказалось…

Ненавижу! Ненавижу!

Только оказавшись по ту сторону клиники, я поняла, какую непростительную ошибку совершила.

Эмир был моей единственной защитой, а я так просто отказалась от неё. Он единственный, кто не просто мог мне помочь, он хотел это сделать.

Он желал этого не меньше меня.

А теперь уже поздно. Я самолично надела на свои ноги кандалы и бросилась в глубокие воды. Сейчас мне ничего не остаётся, кроме как медленно спускаться на дно.

Но я продолжала бежать по каменным лабиринтам узких пустующих улочек, невзирая на то, что мелкая галька, а порой даже стекло глубоко вонзались в мои ступни, поскольку обувь я оставила в кабинете, где меня осматривали.

Я путалась в юбке длинного платья, но не переставала бежать ни на секунду.

Я не оглядывалась, потому что не видела в этом смысла.

Я боялась, что однажды увижу за своей спиной стремительно приближающиеся глаза Эмира. И в этих глазах я буду заживо гореть на костре.

Мне безумно страшно. Страх стал моим допингом. Только он заставляет меня не останавливаться.

За всё то время, что я бегу по лабиринту, мне не попался ни один человек. Всё словно вымерли.

Невольно начинаешь думать, что это просто сон.

Словно я попала в дурацкую сетевую игру, где моим персонажем управляет ничего не смыслящий в этой игре человек.

Мне нужно найти выход, но чем дальше я бегу, тем отчётливей понимаю, что выхода мне не отыскать. Я сама себя загнала в ловушку.

Наконец, после мучительно долгих минут бесцельного бега, в глаза мне бросается вывеска торговой лавки.

Не раздумывая, я влетаю в неё, ощутив на коже контраст прохладного кондиционированного воздуха.

В помещение нет ни единой души, за прилавком так же пусто. Я осматриваюсь, позволяю себе немного отдышаться, укрывшись за стендом с различными украшениями и турецкими платками.

Слышу возню за спиной, оборачиваюсь и сердце моё в пятки уходит.

Перепугавшись, я взвизгиваю и едва ли не заваливаюсь на тот самый стенд, который служил мне укрытием.

Быстро прихожу в себя, поскольку передо мной всего лишь юноша и, скорее всего, он как раз заправляет этой торговой лавкой.

— Телефон? У вас здесь есть телефон? — обращаюсь к нему не своим голосом.

В глотке пересохло, мне хочется смочить его холодной водой, но это подождёт. Главное — спасение, а не жажда.

Юноша сводит брови к переносице, явно не понимая что я от него требую.

— Телефон? — проговариваю по буквам, помогая себе жестами. — Разве это слово не звучит одинаково на всех языках?

Парень произносит что-то на турецком, для какой-то цели демонстрируя мне бусы из жемчуга.

— Нет, с них я точно не смогу позвонить сестре, — отмахиваюсь я, находясь в полнейшем отчаянии. На трясущихся ногах подхожу к прилавку, а за ним наблюдаю как раз то, что мне нужно. Подпрыгнув, я тычу пальцем на телефон. — Можно я позвоню? Всего один звонок! — я без спроса хватаю телефон, передаю его парню. — Введи, пожалуйста, пароль. Пароль, — произношу по слогам, показывая на экран. Злюсь, когда вижу, что он не понимает элементарного. — Миленький, у меня же каждая минута на счету. Прошу тебя, помоги. Введи пароль.

— А-а-а! Пароль! Хорошо, — улыбается он во весь рот.

Паренёк доволен, что наконец-то мы могли постичь языковой барьер. Он вырывает из моих рук телефон и, быстро набрав числовое значение, возвращает трубку мне в руки. Прислонив к груди, я мысленно благодарю всех богов за то, что мне попался вполне смышлёный спаситель.

Внезапно чувствую, как спину мою начинает неприятно покалывать, по позвоночнику пробегает холодная дрожь.

Я опускаю взгляд вниз. Вздрагиваю, когда на полу замечаю отбрасывающуюся тень. Она огромная, зловещая.

И это не моя тень, не тень паренька. Кто-то третий стоит за мной.

Дыхание моё моментально спирает, сердце сжимается в микроскопический комок.

Я судорожно сглатываю, медленно разворачиваю голову и тогда разум мой проваливается в тёмную пучину.

Телефон выскальзывает из моих рук. Он разлетается на мелкие куски, ударившись о бетонный пол. Юноша начинает громко ругаться, но его голос я практически не слышу. Сознание моё оказалось на дне глубоких вод, откуда я так хотела выбраться. Оно запечатывается там.

Я обездвижена.

У меня ничего не вышло.

— Эм-мир… — только и могу произнести.

В неверии я мотаю головой из стороны в сторону, чувствуя как по щеке скатывается слеза, разъедая мою кожу.

Грудь Эмира энергично подпрыгивает от тяжёлого дыхания, со лба выступает пот, кулаки его крепко сжаты. Невольно начинаешь представлять, что эти кулаки совсем скоро будут сдавливать моё горло.

Лицо Эмира абсолютно ничего не выражает, но глаза…

Как я и думала, по глазам можно будет понять многое.

У меня больше нет союзника. Нет защиты. И не искать мне спасения у Эмира. Я предала его. Отвергла. Подорвала доверие и нет мне за это прощения.

Он делает шаг мне навстречу, вытягивает руку ладонью вверх, но ничего не произносит.

— Эмир, прошу, дай мне уйти, — я падаю перед ним на колени, склоняюсь к ногам его и задыхаюсь от собственных рыданий, от слёз, непроизвольно катящихся по щекам. — Умоляю тебя! Отпусти! — холодное безразличие служит мне ответом, лишь поскрипывание его зубов улавливает мой слух. — Ты всё равно не получишь то, чего ждёшь! Я лучше сдохну, чем лягу под тебя! Лечь под тебя — это значит лечь под всех вас! Это же омерзительно! — совсем не думаю, что говорю. Отчаяние говорит за меня.

Я задела Эмира своими словами. Я разбудила в нём безжалостного зверя своим поведением.

Эмир хватает меня за руку, дёргает с силой и тащит за собой, несмотря на то, что я волочусь по земле, как мешок с костями.

Он не даёт мне возможности подняться на ноги. Коленки мои сдираются в кровь. Мне невыносимо больно, но Эмира уже не остановить.

Он не реагирует на мои истошные вопли, а паренька с лавки как ветром сдуло, стоило ему увидеть моего душегуба.

— Давай подделаем справку! Ты же тоже этого не хочешь! Давай попросим ту женщину написать, что я бесплодна, и тогда всё это закончится. Ты же сам говорил! Ну скажи хоть что-нибудь! Почему ты молчишь?

Он одним рывком поднимает меня на ноги, чуть руку мне с корнями не оторвал.

Я корчусь от боли. Мне страшно смотреть на Эмира и видеть в его глазах лютую злобу и ярость по отношению ко мне.

Он презирает меня, ненавидит.

Это читается во всём. Мне не нужны слова, чтобы понять это.

Тряхнув головой, он делает шаг назад. Зажмуривает глаза с силой, словно старательно пытается прийти в себя, но ничего не получается. Эмир зарывается лицом в своих ладонях и, согнувшись, надсаживает глотку диким воем.

Он орёт, что есть сил, заглушая свой рык ладонями.

Он точно озверел, стал психом, каким я его ещё не видела.

Внутри меня всё живое превращается в руины от той мысли, что ему, как и мне, невыносимо сложно принимать решения, которые могут перечеркнуть всё.

Но есть ещё надежда, я вижу её отблеск, наблюдая за абсолютной растерянностью Эмира. Сейчас он находится перед сложным выбором. И я надеюсь, что он примет правильное решение.

— Прости меня, — встаю на колени возле него. — Правда обрушилась на мои плечи тяжеленным грузом и я поддалась эмоциям. Не такое будущее я себе хотела, Эмир. Тем более, когда узнала такую радостную новость…

Он убирает ладони с лица. Какое-то время он смотрит на меня невидящим взглядом, словно всё это время находится не здесь, а где-то глубоко в своих мыслях. Миг — и лицо его искажается, оно прячется за маской дьявола и мучителя.

— Но именно такое будущее тебя и ждёт! — рычит он, хватает меня за руку и дёргает с силой.

Я плашмя валюсь на землю, кое-как поднимаюсь, но понимаю, что теперь уже всё. Ничто не способно разубедить его. Он сделал свой выбор, и этот выбор оказался не в мою пользу.

Мы доходим до угла здания и моё сердце раненой птицей начинает трепыхаться в груди.

Не хочу садиться в машину. Не хочу возвращаться туда, где всё внутри меня умирает из раза в раз.

Эмир буквально запихивает меня на заднее сиденье автомобиля, а потом запрыгивает следом в салон. Дверь надёжно закрывает с обеих сторон.

Я опасливо вжимаюсь в спинку сиденья, когда он надвигается на меня, приподнявшись с кресла.

В голове закрадывается лишь одна ужасающая мысль…

Нет, он не может так со мной обойтись… Он не станет… Эмир не такой…

Руки его беспардонно накрывают мою грудь.

Я кричу, хриплю, брыкаюсь, что есть сил, но ничего не мешает ему изодрать моё платье в клочья. Он рвёт его в лоскутки, как и мою душу своей жестокостью.

В него бес вселился, не иначе. Что бы я ни делала, мне уже никак не справиться с ним. Он во сто крат превосходит меня как физически, так и морально.

На очереди идёт моё нижнее бельё. Оно так же разрывается на части, сопровождаясь трескучим звуком.

А дальше происходит то, чего я так боялась, чего я не могла представить даже в самых страшных снах.

Эмир берёт меня. Грубо, с жестокой силой.

Так больно мне никогда ещё не было. И это не только физически.

Я чувствую себя использованной, униженной и грязной.

Эмиру плевать на мою истерику, на мои просьбы не делать этого. Он преследует одну цель, он запрограммирован на ней и ни за что не отступит.

Я судорожно бьюсь, но в итоге сопротивление моё сходит на нет.

Я сдаюсь и просто позволяю ему втаптывать себя в грязь, измываться над собой, над моим телом.

Пялюсь в потолок, омываюсь собственными слезами, ощущая на себе его тяжесть, его порывистое дыхание, но ничего не делаю для того, чтобы он прекратил.

Это бессмысленно.

Сделав своё дело, Эмир слазит с меня. Как ни в чём не бывало одевается и перебирается за руль.

А я не то чтобы шевельнуться не могу, я не хочу больше этого делать.

Моё сознание разрушено. Я разрушена.

Мне никогда не забыть этот день. Не стереть из памяти момент моего греховного падения.

Меня нещадно лихорадит. Я смотрю в одну точку, и ничего не соображаю. Я вновь и вновь схожу с ума…

— Пойдём в дом, Диана, — голос Эмира не в состоянии вырвать меня из мира боли и унижения.

Замечаю лишь, что его голос стал существенно мягче, он словно сожалеет о случившемся. Эмир протягивает мне свой пиджак, я вздрагиваю от его близости. Зубы мои начинаю стучать друг о друга, когда его мерзкие руки тянутся ко мне, чтобы накрыть мои плечи пиджаком.

Поднимаю безвольную голову, устремляю взгляд в никуда.

Оказывается, мы снова вернулись в дом, который стал для меня тюрьмой.

Я никак не реагирую. Откидываюсь на сиденье, желая сгнить в этой машине, лишь бы не входить на территорию, где каждый сантиметр пропитан ядом.

Эмир аккуратно берёт меня на руки. Как-то уж больно бережно. Стоит ощутить на себе эту разницу, из меня просится едкий смешок.

— А что не за волосы? — вырывается из меня. — Потащил бы меня за волосы домой! Тебе же теперь можно обращаться со мной, как вздумается!

— Успокойся! — рявкает он.

— Отпусти меня, я сама пойду!

Эмир нехотя подчиняется.

Он ставит меня на землю, я сильнее закутываюсь в его пиджаке.

Пошатываюсь из стороны в стороны, приближаясь к террасе, где как курицы на насесте прохлаждаются Гюнь и София.

— Что с твоим видом? — ехидно посмеиваясь, произносит София, но становится не до шуток, когда она замечает, что под пиджаком на мне нет ничего. Сразу пазл складывается. Она переводит взгляд с претензией на Эмира. — Эмир… ты же… ты же говорил, что не станешь с ней…

Я останавливаюсь напротив неё, подхожу практически вплотную. То, что я не вижу её перед собой из-за стоявших слёз, не мешает мне высказать ей всё, что накипело…

С этого дня я не стану больше молчать. Я буду идти против правил, пускай даже это будет стоит мне жизни…

— Я ненавижу тебя! Если ты так его любишь, почему не подаришь этой чертовой семейке наследника? — с каждым моим словом лицо Софии становится всё мрачнее. — Тебе же понравилось кувыркаться с ним! Или у тебя получается только ноги раздвигать и изменять своему законному мужу?! Как после всего у тебя получается смотреть безвинными глазами в глаза Назару? Как?

Моментально получаю от неё звонкую пощёчину и заваливаюсь на газон.

— О чём эта девка говорила? — свирепый голос Каплана сотрясает раскалённый воздух.

Все присутствующие застигнуты врасплох, и только меня появление Каплана заставляет злорадно улыбнуться.