Муж в наказание

23. Откровенность, вышедшая из берегов 3

Кровь в жилах стынет не только от ужасающей правды, но и оттого, что Эмир так безэмоционально об этом говорит.

— И ты так спокойно с этим живёшь? — в ужасе округляю глаза на него.

— Это не жизнь, дорогая Диана. Душа моя умерла вместе с Мерьям. Поэтому мне плевать. Я смирился со своей участью.

За размышлениями, холодящие разум, я совсем не замечаю, как сгрызаю свои ногти. Если Эмиру всё равно на свою жизнь, то мне нет. Я не согласна с этим и не желаю так просто принимать его будущее. Как бы он ни относился ко мне, я чувствую, что Эмир достойный человек. Это обстоятельства делают его жестоким. На самом деле он не такой. Я уверена в этом…

— А что… что будет если я не смогу забеременеть?

— На этот случай у Каплана имеется запасной план, но он тоже не надёжный. Это больше похоже на лотерею, чем на стратегический план.

— И что это за план?

— Если ты не сможешь забеременеть или мы узнаем, что ты носишь девочку, я должен буду пойти другим путём. Это не криоконсервация спермы, как ты могла подумать. Я отказался от этой идеи сразу же. Я хотел заставить Каплана понервничать. Путь этот зовётся Софией, — кривит лицо в брезгливой гримасе, а во мне внезапно просыпается злость или того хуже. Это больше похоже на ревность. — Назар не догадывается об этом. Если она заберенеет, то все признают её беременность чудом, но если и с ней ничего не выйдет, то Каплан готов смириться с тем, что его имя и весь наш род будут погребены в забвении. Теперь ты понимаешь, до какой степени он ненавидит меня?

— Боже, это же идиотизм! — обеими руками хватаюсь за голову. — В этом городе концентрации бездушных тварей просто зашкаливает!

— Не в городе дело. Дело в семьях, которые до сих пор живут прошлыми обычаями, правилами и убеждениями, но при этом гонятся за иллюзией идеальной жизни. Их по пальцам можно пересчитать, но они, к большому сожалению, встречаются.

— Но, быть может, Каплан смилостивится, и пощадит тебя, когда узнает о наследнике?

— Своему сопернику он ничего не отдаст за мою жизнь. Это поражение, а Каплан не привык проигрывать.

Нет. Должен же быть какой-то выход!

Я кусаю губы до крови, судорожно выискивая в голове хоть что-то стоящее. Нет в ней никаких идей, лишь желание помочь, а этого недостаточно.

— А ты? — хватаюсь за его плечо, развернув к себе. Трясу его в нежелании бездействовать и осмеливаюсь повысить голос: — Неужели ты привык проигрывать?

— Чтобы проигрывать или выигрывать, нужно принимать непосредственное участие в игре, а я принимаю участие в театре абсурда. Я просто жду, когда это закончится. Я устал. Но я рад, что ты не беременна.

— Ещё рано сдаваться. Рано, Эмир! Меня огорчает твой пессимистичный настрой! Ты ведь совсем непохож на того, кто намерен сдаться без борьбы. Борись за свою жизнь! Ты же пообещал Мерьям! — рассержено цежу сквозь зубы. Я зла на Эмира. — Так сдержи своё обещание! Живи за вас двоих! Придумай что-нибудь! У тебя на это есть масса времени, но только не опускай руки, прошу.

Осуждающе посмотрев на меня острым взглядом, он убирает от себя мои руки.

— И это говоришь мне ты? Та, что поставила на себе крест после неудавшегося брака?

— Я глупая! А ты же совершенно непохож на глупца. Я помогу тебе! — двигаюсь к нему ближе, практически вплотную, невзирая на то, что секундой ранее он пытался меня задеть, унизить. Это не важно. — Я сделаю всё, что от меня требуется! Всё, что от меня зависит! Только не сдавайся.

Эмир замирает. Хмурясь, он в неверии гипнотизирует наши соприкасающиеся бёдра. Закрадывается мысль, что его безразличие и абсолютно наплевательское отношение к самому себе способно обернуться ненавистью к окружающим, ко мне. Но в какой-то момент его замерзшая фигура, похожая на каменную статую, выпрямляется, а морщинка между бровей разглаживается.

— И ты готова пойти на это без каких-либо сопротивлений? — произносит он мягко, глаза сверкают искорками затеплившейся надежды.

— Угу, — неуверенно киваю, на устах моих растёт печальная улыбка. — Готова…

— Пожалуй, мне тогда нужно бы прислушаться к словам госпожи Бахар.

— Ты о чём?

— Я всего лишь о благоприятной среде, которой должен тебя окружить, а ты о чём подумала?

А я ничего не подумала. Точнее, подумала, и мои пунцовые щёки, наверняка, сейчас выдают все постыдные мысли, посещающие мою голову, но эти мысли так и остаются не озвученными.

Я отворачиваюсь в сторону, разглядывая природу вокруг себя, хотя больше бесцельное разглядывание смахивает на то, что я просто смущена, а вдобавок ко всему прочему возмущена и поражена услышанным. Адская смесь, с которой мне не так-то просто справиться.

— Диана…, — зазывной и тихий голос Эмира заставляет меня посмотреть на него.

— Да? — выдыхаю одухотворённо.

В его взгляде больше нет присущей ему тяжести. Он скинул с себя грузную правду и теперь даже взгляд его больше не давит на меня. Под ним приятно находиться. Приятно видеть, что эти глаза больше не ищут во мне изъянов. Они любуются мною и от этого мои щёки начинают полыхать с новой силой.

— Спасибо, — уголки его губ вздрагивают в едва уловимой улыбке.

Я научилась распознавать её, ведь это тот редкий момент, когда искренние эмоции видны, несмотря на то, что он прячет их за маской суровости.

— За что?

— Мне нужно было услышать такие слова. Наверное, я только и ждал, чтобы кто-то произнёс их мне. Но в моём окружении совсем не осталось людей, которые могли бы быть на моей стороне. И мне вдвойне приятней, что этим человеком оказалась именно ты.

Я беру его тёплые руки в свои. От него отовсюду идёт тепло, направленное в мою сторону. Оно теперь окружает меня, расслабляет, но душа моя не поёт, она не может возрадоваться, когда внутри Эмира кроется боль. Совершенно неожиданно я поняла, что хочу разделить с ним боль, разделить с ним все эмоции, которые он переживает. Это странно.

— Иногда полезно открыть свою душу для других и впустить в себя. Мне тоже приятно, что этим человеком стала я.

Глядя на меня проникновенно, он высвобождает одну свою ладонь и подносит её к моему лицу. Я втягиваю со свистом воздух, когда подушечка его большого пальца нежно гладит мою кожу на щеке. Мы неотрывно смотрим друг другу в глаза. Вечность, как кажется. Теплота, исходящая от Эмира уже не справляется с моей внутренней дрожью. Различие лишь в том, что дрожь эта теперь идёт из моего чрева. Она приятна, так же приятна, как и его прикосновения.

Я накрываю своей ладонью его руку, касающуюся моей щеки, и от волнения прикрываю глаза, когда замечаю, как Эмир подаётся ко мне своим лицом.

Боже, судя по всему, меня ждёт поцелуй, на который я совсем не напрашивалась, но внезапно осознаю, что хочу этого. Хочу этого поцелуя, думая, что он сможет стать трамплином в нашем дальнейшем общении.

Но вместо слияния наших губ происходит то, чего я меньше всего ожидала.

Сначала раздаётся треск дерева, я испуганно распахиваю глаза, увидев губы Эмира в считанных сантиметрах от себя, а в следующий миг скамейка под нами ломается на две части и мы заваливаемся на сырую землю.

Это было так неожиданно, что первое время я не понимаю, что произошло, но когда сбоку от себя слышу заливистый смех Эмира, сама не могу удержаться от накатившего на меня смеха.

— Как ты? Не сильно ушиблась? — спрашивает он сквозь непрекращающийся смех, приподнявшись и нависая надо мной. Бегает расширенными зрачками по моему лицу, как будто и впрямь обеспокоен.

Я зарываюсь лицом в своих ладонях, прячусь в них от стыда и мотаю головой.

— Жить буду, бывали падения и пожёстче.

Эмир быстро поднимает меня на ноги, стряхивает с моей одежды сухую траву и берёт за руку, потянув в сторону дороги.

— Поехали домой.

На губах моих тут же увядает улыбка.

— Хорошо, — безрадостно отвечаю, оглянувшись на скамейку, которая теперь представляет собой руины.

Эх, как же не вовремя ты сломалась.