Сначала я была уверена, что таким образом Танюшка шутит. Юмор у неё так себе ещё испокон веков. Если и не чёрный, то чрезвычайно близок к этому оттенку. Но сейчас я понимаю, что сестра как никогда серьёзна. Маловероятно, что она стала бы шутить надо мной в подобном ключе.
— По-х-хоронила? Как? — рухнув на софу, расположенную в холле, едва могу выговорить.
— Обычно! Положила в гроб, опустила в могилу и кладбищенской земелькой придавила. Меня больше волнует вопрос: кого я похоронила, если ты всё-таки жива, чему я, кстати, очень рада. Но знаешь, острое ощущение, что меня разыгрывают, не покидает меня. Ты уж извини.
В глазах темнеет. Сознание дурит: я раскачиваюсь на волнах. На первых парах они мягкие, ненавязчивые. Они успокаивающие, усыпляющие, но затем поднимается сильный ветер и волны уже набирают мощь, закручивая меня в бурливом смерче. Беспощадные волны-убийцы уносят меня в бескрайние воды, захлёстывая своими вихревыми потоками, пока не заглатывают меня полностью.
Вздрогнув, прогоняю дурное ощущение, граничащее с реальностью.
— Танюш, потом поговорим, хорошо? Мне нужно переговорить с мужем.
— Это с Игорем ты собралась переговаривать что ли? — поражена она, где-то даже возмущена.
— Нет, насколько знаю, Игорь в тайской тюрьме сейчас.
С того конца провода прыскают со смеху.
— Ты часом с Луны не сваливалась? Какая тайская тюрьма? Здесь он, только вот даже на твои похороны не удосужился заявиться, — она виновато прочищает горло. — Извини, не твои твои похороны, получается. Вот он офигеет, когда узнает, что экспертиза ошиблась, и ты жива. Кстати, где ты сейчас?
Я теряю твёрдость под ногами. Снова захлёбываюсь в волнах, раз за разом пытаясь ухватиться за что-то твёрже, чем бездонная пустота.
Эмир обманул меня? Обманул, чтобы ничто больше не тянуло меня на родину.
— Тань, прости, мне правда уже пора! — всхлипываю я, лихорадочно сбрасывая вызов.
Сломя голову, я выбегаю из дома на улицу. И не стараюсь держать эмоции при себе. Мне требуются незамедлительные объяснения.
— Что-то случилось? — Эмир немедля подлетает ко мне, обеспокоенно осматривая своим угольными глазами каждый участок моего тела.
— Эмир, я… они… как же так? — в приступе паники я совсем забываю как говорить.
— С ребёнком что-то? — он подхватывает меня на руки и присаживается на скамейку. — Где болит? Что? Говори же, Диана?!
С силой зажмуриваюсь. Голову пронзает острая боль. Тем временем в кармане Эмира раздаётся телефонный звонок. Он вынимает телефон и, даже не глянув на экран, передаёт трубку сконфуженному Шаху.
— Нет, с ребёнком всё хорошо. У нас мальчик будет, — лживые слова выходят уверенно. Эмир выдыхает с облегчением, заключает меня в объятия, но тут же ослабляет хват, поскольку понимает, что я не договорила. — Сестра только что позвонила. Она сказала, что на родине я числюсь погибшей. Вчера меня похоронили, но и это ещё не всё, — во мне откуда-то берутся силы. Я хватаю Эмира за плечи, ногтями вонзаюсь в них и трясу его в разные стороны. — Мой муж в России! Зачем ты обманул меня, сказав, что он в тюрьме?! Зачем, Эмир?!
И я вижу, что не только для меня эта новость становится полнейшей неожиданностью. Как громовой удар она обездвиживает Эмира на некоторое время, но ему хватает духа быстро прийти в себя.
— Я говорил тебе только то, что передали мне, — словно оправдывается он. — Амалия заверила меня, что твой муж попался на краже. А вот то, что тебя похоронили, — опять сознание его уносится в пространство, — это не есть хорошо. Таким образом обычно заметают следы.
Я не успеваю даже испугаться, поскольку Шах показывается перед нами. У него довольно растерянный вид, что ему вообще было несвойственно.
— Господин Эмир, у нас плохие новости, — держа телефон перед собой, он сжимает его до характерного трескучего звука. А я думаю, куда ещё хуже? Всем своим телом я ощущаю, как твердеет Эмир подо мной, подобно ледяной скульптуре. — Час назад Рифат вернулся в страну. Он отказался от сделки. Каплан просит вас немедленно возвращаться в особняк.
Что и требовалось доказать…
Таймер, установленный внутри меня, всё-таки рванёт с небывалой силой. Все эти дни я проводила на мнимой свободе, но и ей пришёл конец.
Эмир привстаёт со скамьи, он аккуратно сажает меня на неё, а сам забирает у Шаха телефон. Попросив его не следовать за ним, он второпях устремляется из сада. На дорогу выходит и скрывается где-то за припаркованными машинами. А потом я слышу звериный рык. Эмир взывает к небесам, что кровь в жилах стынет. Я захожусь в нервных рыданиях, слушая непрекращающиеся звуки, символизирующие крах и бессильное отчаяние.
— Тише, Диана. Это нормально. Это всего лишь эмоции. Эмиру просто необходимо их выплеснуть, — Анастасия поглаживает мою ладонь, пытаясь хоть как-то приободрить, но ничему неподвластно сейчас придать мне сил и уверовать в удачу.
Удача на протяжении уже долгого времени неумолимо обходит нас с Эмиром стороной, словно нас окутала непроницаемая завеса. Для неё мы стали незримыми зыбкими тенями, субстанцией, утратившей чёткость очертаний. Какой знак подать ей, чтобы она наконец узрела нас и улыбнулась нам своей счастливой улыбкой — я не знаю.
Если Эмир на грани того, чтобы сдаться, то что уже говорить обо мне?
В скором времени муж возвращается. Челюсть его плотно сведена, в глазах намораживает лёд, но шаги уверенные, скользящие.
— Шах, через две минуты отправляемся. Подготовь машины, — передаёт ему ключи от авто, а сам бежит в сторону дома.
— Эмир! Куда ты собрался? — порываюсь за ним, он вынужден остановить меня и передать в руки Анастасии.
— Соберу всё самое важное и поедем в особняк, — произносит он, стиснув мою голову руками. Эмир стеснённо дышит, словно пробежал стометровку за рекордное время. — Не переживай, там мы надолго не задержимся.
Всё самое важное — это моя сумочка, парочка каких-то документов и самый первый тест на беременность, который, как оказалось, Эмир сохранил. На удивление, мне хватает сил даже приятно удивиться этому поступку. Я и не знала, что он сберёг его.
Рассевшись по машинам, мы отправляемся в Стамбул. В полнейшей тишине. Говорить нечего, а если и есть, то совершенно не хочется растрачивать на это свои силы.
Как только мы въезжаем в Стамбул машины делают вынужденную остановку, чтобы высадить Анастасию.
Так нужно, — лаконично отвечает Эмир на мой заданный вопрос.
По мере приближения к особняку я начинаю заниматься выстраиванием невидимых барьеров, но все они рушатся, стоит нам подъехать к месту, куда я надеялась уже никогда не возвращаться.
— Диана, оставайся в машине, — требует Эмир.
— Нет! Не оставляй меня здесь одну, прошу! — категорично мотаю головой из стороны в сторону, мёртвой хваткой вцепившись в его плечо.
Для меня его слова как ножом по уже израненному сердцу. Не больно, смирилась, но ещё хотя бы одно ранение — и оно может оказаться фатальным.
— Диана, чёрт…
Ему трудно говорить, трудно оставлять меня одну и так же трудно взять с собой во вражеское логово. Во всём без исключения сейчас заключается трудность. Тогда стоит ли понапрасну придерживаться правилам и глупым мерам предосторожности? Осторожничай, не осторожничай, а всё так или иначе произойдёт по сценарию самой злосчастной судьбы.
— Я пойду с тобой. Если ты запрёшь меня в машине, то я выбью окно, или вылезу через багажник, но всё равно пойду с тобой.
У него не находится отговорок.
Рука об руку мы входим на территорию особняка, где заметно тихо. На улице никого нет. Свет из окон практически нигде не горит.