Мусульманский Ренессанс

10. Знать

Арабы говорили: аш-шараф насаб — «благородство заложено в крови». Знатный человек должен был прежде всего быть отважным и великодушным. Благоразумие считалось для знатного ненужным — «знатный должен быть умен, но разыгрывать из себя человека неосмотрительного»[1077]. Голова у него должна быть большая[1078], ибо хитрец, например писарь, должен иметь маленькую[1079]. Спереди над лбом у знатного должны быть густые волосы, нос должен выдаваться, губы должны быть полными[1080], а лицо — не круглым, грудь и плечи широкими, предплечья и пальцы рук длинными[1081]. Признаком отсутствия знатности является фатовство в одежде и жеманство в походке. Говорили: «Сайид повязывает чалму так, как ему к лицу»[1082]. Передают, что во времена Аббасидов один придворный разделил людей на четыре класса:

«1) цари (мулук), которых их права поставили первыми;

2) везиры, которые отличаются смышленостью и разумом;

3) высокопоставленные (‘илйа), которых возвысило богатство (йасар);

4) среднее сословие (аусат), которые приравнены к ним благодаря полученному образованию (та’аддуб).

Весь же прочий люд — грязная пена, заболоченный ручей и низкие твари. Каждый думает лишь о еде и сне»[1083].

Значит, знатным в те времена делали деньги и политические успехи — две крайне вульгарные вещи. Пренебрежение к крови, а особенно к крови матери, заходило так далеко, что все халифы III/IX и IV/X веков были сыновьями тюркских или греческих рабынь, а в начале III/IX в. на халифский престол даже чуть было не взошел чернокожий[1084]. И все же ислам создал также и знать по крови и сохранил ее вплоть до наших дней — это прежде всего родственники пророка, Бану Хашим, «люди дома пророка», или просто «люди из Дома». Как родственники пророка они получали от правительства денежное довольствие, все они вместе с членами своих семей были освобождены от уплаты налога в пользу бедных (садака)[1085] и имели свою собственную юрисдикцию[1086]. Их главным судьей был старейшина (накиб), назначавшийся над ними халифом. Не в одном только Багдаде, но и в каждом большом городе управлял ими один из таких накибов. Источники называют имена накибов Алидов в Васите, Куфе, Басре и Ахвазе[1087], а умерший около 351/961 г. поэт Ибн Табатаба был накибом египетских Алидов[1088]. И при Фатимидах накиб Алидов относился к числу высокопоставленных лиц двора[1089]. Сохранилась грамота о назначении на должность багдадского накиба Талибидов от 354/965 г., из которой явствует, что даже жалобы простых мусульман на Талибидов должны были подаваться на имя накиба[1090].

Вплоть до IV/X в. оба враждующих стана семьи пророка — и добившиеся власти Аббасиды и обойденные Талибиды — находились под одним и тем же накибом[1091]. Но в конце столетия каждый имел своего собственного главу, пожалуй, оттого, что Аббасиды настолько низко опустились, насколько возвысились те, другие, и Аббасиды больше не могли их опекать. Уже в этом заложены были в то время отношения, существующие в наши дни.

Представителей обоих лагерей — как Алидов, так и Аббасидов — именовали тарифами[1092]. Алиды, как это следует из исторической хроники[1093], не имели никакого особого отличительного знака. Зеленая чалма как их признак была установлена лишь много позже — в VIII/XIV в.[1094]

Проживавшим в Багдаде потомкам пророка (другим, как передают, ничего не доставалось) при ал-Му‘тамиде (256—279/870—892) ежемесячно выдавали по одному динару, но при его преемнике эта сумма была снижена до четверти динара в месяц. Сообщают, что в Багдаде в то время было 4 тыс. таких имевших право на пособие, и, таким образом, эта статья бюджета составляла ровно 1000 динаров в месяц[1095]. В 209/824 г., как утверждают, насчитывалось 33 тыс. Аббасидов[1096], в то время как ал-Джахиз в это же время исчисляет количество Алидов в 2300 чел.[1097] Главы Хашимитов (маша’их) получали особое почетное содержание, которое, поставленное в бюджете вместе с жалованьем проповедников Багдада, с ним вместе составляло 600 динаров в месяц[1098]. Принцы дома Аббасидов (аулад ал-хулафа) также получали особую, не очень-то роскошную пенсию: ал-Му‘тадид (279—289/892—902) выдавал детям своего деда, наследникам и наследницам специальную прибавку, составлявшую в общем 1000 динаров; своему родному брату и сестре вместе — 500 динаров в месяц; все более отдаленные наследники получали в целом только 500 динаров в месяц[1099]. Все это приводило к тому, что среди них не было недостатка в недовольных авантюристах. Их сборным пунктом была Бухара, наряду с Багдадом — единственный значительный нешиитский двор. В восьмидесятых годах там собралось сразу три отпрыска: один — халифа ал-Махди, другой — ал-Ма’муна и третий — ал-Васика[1100]. Потомок ал-Васика был ранее проповедником в г. Нисибине, был там снят с этой должности из-за всяких махинаций и доставлен в Багдад. Затем он отправился в Хорасан, где тщетно ожидал назначения на должность начальника почты или светского судьи в провинции. Разочаровавшись в своих надеждах, он перешел к тюркам, выдал себя там за наследника багдадского престола и занялся тем, что стремился изгнать Саманидов, чтобы самому захватить власть в Бухаре, так что халиф в конце концов направил из-за него на север специальную буллу[1101]. После крушения своих планов он некоторое время вновь тайно жил в Багдаде, вынужденный скрываться от преследований халифа, затем снова переметнулся к тюркам, скитался по всему Востоку, пока не угодил в конце концов к Махмуду Газневидскому, который заточил его в крепость, где он и умер[1102].

Что же касается отпрыска ал-Ма’муна (он был поэтом), то он в 382/992 г. вместе с отрядами Саманидов пытался захватить Багдад и стать халифом. Однако вскоре он умер, не достигнув и сорока лет[1103].

Воспользовавшись неизменно действенной верой в Махди, один из сыновей свергнутого в 334/945 г. халифа ал-Мустакфи пытался в 50-х годах захватить в свои руки империю. Его посланцы проповедовали о том, «кто заповедует право и возбраняет бесправие», кто поразит врагов верующих и обновит веру. В эти трудные времена их речи находили большое число приверженцев, вплоть до высших сфер Багдада. Суннитам говорилось, что грядущий халиф — Аббасид, а шиитам — что он Алид. Даже военачальник Сабуктегин поддался на эти речи, но когда он, будучи шиитом, услыхал, что речь идет об Аббасиде, то отошел от этого заговора и позаботился о его подавлении. Кончилось все это тем, что претенденту на престол и его брату халиф отрезал носы[1104].

Наряду с пособием на почетные должности, из которых при наличии отъявленной беззастенчивости можно было извлекать доходы, предпочитали назначать хашимитов. Так, должности всех предстоятелей на молитвах (имамов) предоставлялись халифом чаще всего кому-нибудь из хашимитов[1105]. Имам первой мечети империи — мечети Мансура в Багдаде — был некий хашимит[1106], который умер в 350/961 г.; примерно в то же время хашимитом был и имам мечети ‘Амра в Старом Каире[1107], а также и назначенные в 363/974 и 394/1004 гг. верховные кади[1108]. В конце столетия один из аббасидских эмиров был проповедником в г. Нисибине[1109], а весьма доходный пост начальника ежегодного большого паломничества неизменно находился в руках кого-нибудь из хашимитов. Талибит впервые за всю историю ислама был назначен на эту должность в 204/819 г., когда ал-Ма’муну понадобились Алиды против его брата. Он пробыл на этом посту в течение трех лет, а затем должность вновь вернулась к хашимитам и оставалась за ними вплоть до времени списка под 336/947 г., приведенного ал-Мас‘уди[1110], а начиная с этих пор она перешла в руки Алидов, которые в свою очередь назначали в качестве заместителей и помощников опять-таки Алидов[1111]. При всех благочестивых даяниях в первую очередь принимали во внимание родственников пророка. Во времена Ахмада ибн Тулуна египтянин Ибн ад-Дайа ежегодно выдавал одному Талибиту по 200 динаров, и другие вельможи поступали равным же образом[1112]. Действовавший в начале IV/X в. везир ‘Али ибн ‘Иса ежегодно выдавал 40 тыс. динаров Алидам, Аббасидам, потомкам ансаров и мухаджиров и на оба священных города[1113]. Мать халифа ал-Мути‘ подарила в один только день Аббасидам и Алидам свыше 30 тыс. динаров[1114]. Поэт Абу-л-‘Ала в одном из своих писем приносит извинения за то, что он так мало послал какому-то Алиду[1115]. Выражение «Алид, который принимает, но сам не дает» стало тогда поговоркой[1116]. Как об этом позволяет догадываться низкое месячное пособие в размере всего лишь четверти динара были Алиды и Аббасиды, влачившие свое существование в страшной нужде. Некий хашимит был мелким шпионом. Во время большой дороговизны 334/945 г. вынуждены были казнить и хашимитов, так как и они ели детей[1117]. При везире ас-Сахибе в северной Персии объявился некий Алид — бродячий рассказчик диковинных историй[1118]; поэт Ибн ал-Хаджжадж (ум. 391/1001) рассказывает об одной певице из хашимитов, пользовавшейся дурной славой[1119]. Во время одного выезда наместника Египта Кафура кто-то из его свиты грубо оттолкнул нищенку. Утверждают, будто бы Кафур велел за это отрубить виновному руку, но женщина стала просить за своего обидчика. Удивленный наместник спросил, как ее зовут,— она, должно быть, благородного рода? Когда же выяснилось, что та из Алидов, Кафур ужаснулся: «Это дьявол заставил нас позабыть об этих людях!». С этого времени он назначил женщинам из рода Алидов щедрое пособие[1120]. В 350/961 г. в Багдаде возникли беспорядки из-за того, что какой-то пьяный Аббасид, затеяв ссору с Алидом, тоже пьяным, убил его[1121]. «Дяди пророка» принадлежали к самым задиристым слоям населения столицы. Когда в 306/918 г. задержали выплату им пособия, толпа хашимитов напала на выходившего из канцелярии везира, осыпала его бранью, разорвала на нем одежды и стащила с коня. Освободить его удалось только при помощи подоспевших офицеров. Халиф распорядился отхлестать некоторых из этих злодеев плетьми и отправить всех в оковах в закрытой барже в Басру. Там их посадили на ослов, связав им руки, возили по улицам города, а затем поместили в доме неподалеку от тюрьмы. Губернатор обходился с ними хорошо и тайком давал им деньги. Впрочем, уже через 10 дней пришел приказ выпустить их на свободу[1122]. С усилением шиитов в Багдаде росло волнение среди Аббасидов, и прежде всего среди тех, которые жили в квартале ворот Басры[1123]. Энергичный везир ал-Мухаллаби (ок. 350/961) вынужден был держать под стражей в небольших городах Вавилонии некоторое количество мятежных Аббасидов, и освободились они лишь после его смерти[1124]. Чтобы положить конец вечной вражде в Багдаде между шиитами и суннитами, в которой с обеих сторон были буйные головы — подстрекатели и из Алидов и из Аббасидов, направленный туда в 392/1002 г. для наведения порядка военачальник приказал связать вместе по одному Алиду и Аббасиду и утопить их в Тигре[1125].

Настало наконец время, которого так долго с нетерпением ждали Алиды: значение их повсюду стало расти, а Аббасиды сходили на нет. В Хорасане, например, ал-Мукаддаси встречает много богатых Алидов, но не находит ни одного Хашимита из местных жителей[1126]. IV/X век создал и здесь нынешнее положение, ибо род Мухаммада представляли почти исключительно потомки ‘Али. Отныне все должны были служить их интересам — и карматы и Фатимиды. Они основали в горах Персии алидскую империю, во второй половине столетия захватили Мекку, сделали ее вместо Медины столицей священной области, сумев хитро использовать в своих целях ожесточенный спор Багдада и Каира из-за этого центра ислама[1127]. Новые властители на Западе и на Востоке — Хамданиды и Бунды — были шиитами. Растущее почитание пророка озаряло и его потомков более ярким сиянием. Когда у Кафура в один прекрасный день во время выезда выпала из руки плеть и ее подал ему один тариф, он сказал: «Теперь я охотно умру, ибо какая у меня в жизни еще может быть цель, после того как один из сыновей посланника Аллаха подал мне мою плеть». И он действительно вскоре после этого умер[1128].

Не только в шиитской Тивериаде <Табарийа> было в начале IV/X в. такое положение, когда без тамошнего главы Алидов не существовало «ни да, ни нет»[1129], но даже и свободный от каких бы то ни было предрассудков властитель Египта Ихшид всегда имел при себе двух таких господ: Хасанида ‘Абдаллаха ибн Табатаба и Хусайнида ал-Хасана ибн Тахира, «которые никогда его не покидали и были между собой злейшими врагами»[1130]. Последний обеспечил ему мир с Сайф ад-Даула[1131] и спас его посредством переговоров в 327/939 г. от наседавших на него вавилонцев[1132]. В том же году другой Алид благодаря своему влиянию у карматов освобождает уже десять лет закрытую дорогу паломников[1133].

В домах шиитских правителей Бундов и Хамданидов Алиды были наиболее подходящими посредниками в семейных распрях. В этом весьма прибыльном промежуточном положении им было крайне неудобно, когда багдадское правительство в конце концов принудило их раскрыть свои карты в отношении Фатимидов и стряхнуть тех как фальшивых отпрысков с родословного древа ‘Али. В 403/1012 г. вышел приказ багдадского правителя ко всем чиновникам, в котором им в весьма категорической форме предписывалось проявлять заботу об Алидах,— ничего подобного ранее не случалось[1134]. Одновременно предводитель алидской знати награждался черными официальными одеждами Аббасидов, которые до сего времени не носил ни один Алид[1135]. Тем самым бывший некогда более могущественным аббасидский кузен признал себя побежденным.

Потомки первых трех халифов не играли никакой роли. Когда группа «чтецов» пожаловалась Харуну на кади Египта ал-‘Омари, он приказал проверить диван: нет ли еще какого-нибудь потомка ‘Омара I среди его чиновников. Когда никого не нашлось, он отказал жалобщикам[1136]. Его преемник ал-Бакри, поставленный ал-Амином, пришел в Египет нищим и был столь несчастлив со своим земельным наделом, что не в состоянии был платить земельный налог, так что налоговый чиновник воскликнул: «Сын сподвижника нашего пророка и его потомков преследуется за это! Его долг — это мой долг, и я буду ему выплачивать его каждый год!»[1137].

В современном Египте, напротив, наряду с потомками пророка знать составляют потомки Абу Бакра и ‘Омара. Так, Бакри или Сиддики с начала XIX в. завладели наиболее доходными духовными должностями[1138]. Некий Османид, потомок халифа ‘Османа, около 400/1009 г. шлялся как прихлебатель «по всем улицам Нисибина» и делал не так уж много чести своему благочестивому родоначальнику; но и его также называли шарифом[1139].

Таковы основные черты мусульманской знати[1140].

Доисламская знать упорнее всего держалась в феодальных областях, в лесах, на горах и в замках Фарса. Там чтили древние роды, и они наследовали друг от друга правительственные должности с древнейших времен вплоть до сего дня[1141]. Восхваляют их рыцарское поведение: «чистоту от низменных привычек речи, отсутствие открытых связей с блудницами, стремление к высшей красоте в доме, одежде и столе»[1142].

Из числа омейядских вельмож сумели сохранить свои позиции одни только мухаллабиты — потомки ал-Мухаллаба ибн Абу Суфры. Резиденцией их была Басра, где они жили в роскошных домах[1143]. Один из них играл некоторую роль в большом восстании рабов III/IX в., вероятно потому, что надеялся на падение Аббасидов[1144]. Другой приблизительно в середине IV/X в. был везиром ‘Адуд ад-Даула. Род кади из Бану Абу-ш-Шавариб утверждал, что они родственники Омейядов[1145], а следовательно, и родственники повелителей Кордовы и Мултана[1146].

Вольная аббасидская военная знать, абна ад-даула (ед.ч. банави) — роды, пришедшие вместе с династией из Хорасана,— процветала уже в III/IX в. и выделялась своими великолепными боевыми доспехами и конями[1147]. В IV/X в. эта знать была вытеснена несвободными или вольноотпущенными всадниками, тюрками и персами.

Последние отпрыски дома Тахиридов, который в III/IX в. был первым в империи после династии Багдада, в конце IV/X в. также влачили жалкое существование при дворе в Бухаре. Не совсем пропало у них только поэтическое дарование[1148]. На всем Севере, вплоть до областей, занятых тюрками, этих господ именовали римско-византийским словом «патриции» (арабск. батарика)[1149].

Немного сплетен о знатных семьях того времени отложилось у Ибн Руста (конец III/IX в.). Так, он утверждает, что род ал-Аш‘ас происходил от какого-то персидского сапожника, а богатство пришло к ним от одного бездетного иудея, за которого вышла замуж тетка сапожника. Родоначальник мухаллабитов — персидский ткач; дом Халида ибн Сафвана восходит к крестьянке из Хиры, которая, будучи беременной, попала в руки арабов. Род ал-Джахм — от беглого раба, который ложно приписал себе знатное происхождение от курайшитов. Богатый владетельный княжеский дом Абу Дулафа в Кередже на Севере — от банкира-христианина из Хиры; верховный военачальник ар-Раби‘, основатель влиятельного чиновничьего рода, как говорят, был непутевым внебрачным сыном распутной рабыни[1150].