Мусульманский Ренессанс

4. Христиане и иудеи

Наличие огромной массы инаковерующих составляет основное различие между мусульманской империей и средневековой Европой, полностью находившейся под сенью христианства. Речь идет о так называемых покровительствуемых религиях, которые с самого начала препятствовали мусульманским народам создать единую политическую структуру. Христианская церковь и синагога всегда оставались как бы чужеземными государствами внутри империи ислама, которые, добиваясь договоров и сохранения своих прав, не давали растворить себя. Они заботились о том, чтобы «дом ислама» всегда оставался грубо и наспех сколоченным зданием, чтобы правоверные мусульмане постоянно чувствовали себя лишь победителями, но не гражданами, чтобы никогда не угасали идеи феодализма, но, с другой стороны, они выдвигали абсолютно современные задачи. Необходимость как-то ладить между собой создала прежде всего некую, неизвестную средневековой Европе веротерпимость. Эта веротерпимость нашла свое выражение и в том, что внутри ислама было изобретено и усердно изучалось сравнительное богословие.

Возможен был только переход в ислам, в остальном же эти противоположные группировки весьма резко отделялись друг от друга. Окончательный переход мусульманина в иную веру карался смертной казнью, подобно тому как в византийской империи каралось вероотступничество христианина[256]. Смешанные браки исключались, так как христианка и по законам своей веры не имела права выйти замуж за нехристианина[257], а мужчина-христианин согласно церковному положению имел право взять в жены нехристианку лишь в том случае, если была надежда, что она сама и ее дети примут христианство[258]. Для мусульманки же это было исключено. Законы империи ислама гарантировали также покровительствуемым религиям и их устойчивость по отношению друг к другу: так, иудей не имел права стать христианином, и наоборот; перейти можно было только в ислам. Ни один христианин не мог быть наследником иудея, и наоборот; ни один христианин или иудей не мог наследовать имущество мусульманина, однако и мусульманин не имел права стать наследником христианина или иудея[259]. В 311/923 г. халиф даже издал приказ, согласно которому имущество христианина или иудея, не имевших наследников, отходило в пользу общины умершего, в то время как наследство мусульманина принадлежало казне[260].

Во второй половине IV/X в. один указ, решающий дело в пользу сабиев, особо подчеркивает, что не следует вмешиваться в их дела о наследстве, памятуя при этом слова пророка: «Между разными верами не может быть наследования»[261].

Наряду с христианами и иудеями в IV/X в. зороастризм (маджус) был безоговорочно признан покровительствуемой религией. Так же как и христиане и иудеи, они имели своего главу, который представлял их интересы при дворе и в правительстве. И все же между этими тремя религиями существовала разница. Иудеи спасли свое политическое положение в почти федеральной, рыхлой государственной структуре вавилонской империи, пронеся его в целости и сохранности сквозь все опасности и превратности; зороастрийцев же рассматривали как остаток самостоятельного и отважного противника, так никогда полностью и не побежденного в его недоступных оплотах; христиане, напротив, уже были покровительствуемыми гражданами еще в условиях более организованных отношений государства Сасанидов, менее благоприятных для них, чем для иудеев[262], или вошли в состав империи ислама как жители провинций, отторгнутых от Византии. Таким образом, «главы зороастрийцев и иудеев обладают наследуемым саном, именуются царями и платят налоги своим вышестоящим властям, чего у христиан никогда не было»[263]. Главы магов и иудеев являются светскими властелинами, говорил яковитский патриарх на одной аудиенции у халифа, он же, напротив,— представитель духовной власти и может присуждать лишь к духовным карам, как то: лишать сана епископов и священников, а мирян — отлучать от церкви[264]. Благодаря перемещению центра империи на восток главою христианской церкви в мусульманском государстве стал несторианский католикос — глава восточных христиан. Он избирался своей церковью, но утверждался халифом и, подобно другим высокопоставленным чиновникам, получал грамоту, утверждающую его в должности. Одна из таких грамот, датированная 533/1139 г., гласит: «Избрало его уполномоченное на то собрание христиан, „чтобы был ты пастырем их дел и для управления их учреждениями, для справедливого улаживания между слабыми и сильными среди них. Они вымолили твое назначение согласно древнему и незыблемому обычаю… а посему объявляется высшее имама соизволение определить тебя католикосом несториан в Городе мира и прочих мусульманских землях, а также и экспертом (за‘им) для греков, яковитов и маликитов по всей стране, с исключительной привилегией ношения облачения католикоса в ваших молитвенных домах и во время ваших соборных богослужений, без того, однако, чтобы это облачение[265] и украшение[266] носил кроме тебя кто-либо из митрополитов, епископов или дьяконов. Если же кто-нибудь восстанет против тебя, то постигнет его кара. Халиф повелел обращаться с тобой, подобно тому, как прежние халифы обходились с твоими предшественниками, защищать твою и твоей общины жизнь и имущество, поддерживать во всем добрый порядок, охранять древний обычай погребения ваших покойников. Подушная подать должна взиматься один раз в году и лишь с мужчин, обладающих здравым рассудком и владеющих достаточными средствами к существованию[267], но отнюдь не с женщин и несовершеннолетних, без какого бы то ни было отклонения от закона. Дано тебе[268] право посредничать между христианскими сектами в их спорах, содействовать слабому в правах его против сильного и т.д.“»[269].

Патриарх яковитов также получал от правящих халифов грамоту, за которой он всякий раз при вступлении нового халифа на престол должен был отправляться ко двору[270]. Около 300/912 г. халиф запретил ему, однако, избирать своей резиденцией Багдад[271].

Исключительно привилегированным положением пользовались в империи христиане, бывшие нубийскими подданными. Они платили подати своему царю, который имел специальных сборщиков податей в мусульманских землях. Когда один из таких сборщиков принял ислам, то находившийся как раз с визитом в Багдаде сын нубийского царя велел заковать его в цепи[272].

О предстоятеле иудеев мусульманские источники говорят мало, в то время как, согласно иудейским сведениям, в IV/X в. он переживал тяжелые времена[273]. В VI/XII в. рассказывают о нем Вениамин из Туделы и Петахья из Регенсбурга; в то время разделение ислама на багдадский и каирский халифаты уже оказало большое влияние на организацию иудейской общины. Так, мы встречаем в Багдаде реш галута <арабск. ра’с ал-джалут>, которому даже мусульманами был присвоен титул саййидуна — «господин наш», однако слово его имело вес лишь восточнее Евфрата[274], и cap хассарим — «князя князей» в Каире, который назначал раббанитских раввинов в Сирии и Египте и в землях фатимидских правителей[275]. Это особое положение каирского нагида, вероятно, было искусственно создано фатимидской оппозицией в противовес всему исходящему из Багдада, так как мы располагаем датированным еще XII в., т.е. сразу же после падения Фатимидов, посланием одного из предстоятелей египетской общины, к которому был направлен из Багдада неугодный раввин[276].

Приведенные рабби Вениамином (совершившим путешествие в 1165 г.) цифры говорят, что в мусульманской империи, исключая запад, было около 300 тыс. иудеев, в то время как рабби Петахья (приблизительно 20 лет спустя) оценивает только для Вавилонии число своих единоверцев в 600 тыс. человек[277]. Для Сирии IV/X в. такие цифровые данные не имеют значения, ибо там европейская политика крестоносцев почти полностью уничтожила общины. Так, Вениамин Тудельский сообщает, что в гетто Иерусалима было всего четыре жителя[278], Петахья нашел там лишь одного человека. Согласно сообщению байюло[279] Марсилия Георгия от октября 1243 г. н.э., в принадлежавшей венецианцам трети г. Тира жило только девять взрослых иудеев мужского пола[280]. Напротив, три тысячи евреев имелись, по данным Вениамина Тудельского, в годы мусульманского владычества в Дамаске; по данным Петахья,— 10 тыс. и 5 тыс. в Алеппо. А по берегам Евфрата и Тигра евреи селились очень густо, как в то же самое время в Германии по Рейну и Мозелю. Особенно — по Тигру: «От Ниневии вниз по течению Тигра во всех городах и деревнях имелись иудейские общины»[281], в Джезират ибн ‘Омар — 4 тыс. человек, в Мосуле — 7 тыс.[282], в г. Харба[283], самом северном городе Вавилонии,— 15 тыс., в ‘Укбара и Васите — по 10 тыс. Поразительно, что в противоположность этому в Багдаде в то время проживали всего 1000 евреев[284]. Иудейскими городами по Евфрату были Хилла — 10 тыс., Куфа — 7 тыс. и Басра — 2 тыс. Из числа населенных пунктов вавилонской низменности к началу IV/X в. почти полностью населены были одними иудеями Сура и Нахр Малик[285]. Чем дальше на восток, тем многочисленнее становятся иудейские общины: в Хамадане — 30 тыс., в Исфагане — 15 тыс., в Ширазе — 10 тыс., в Газне — 80 тыс., в Самарканде — 30 тыс.[286]. Эти цифры подтверждает в IV/X в. ал-Мукаддаси: «В Хорасане много иудеев и мало христиан»[287] и «в Мидии иудеев больше, чем христиан»[288]. На Востоке же, близ Исфагана и восточнее Мерва, находились оба, единственных во всей империи, города, называвшихся Йахудийа, т.е. «город иудеев». В Хузистане ал-Мукаддаси также нашел «мало христиан, но очень много иудеев и зороастрийцев»[289], в Фарсе «магов больше, чем иудеев, христиан меньше»[290]. И в Аравии иудеев также было больше, чем христиан[291]; так, в Курхе, втором по величине городе Хиджаза, даже большинство жителей были иудеи[292]. Для Египта цифры, приводимые Вениамином Тудельским, значительно ниже[293]: Каир — 7 тыс. человек, Александрия — 3 тыс., города дельты Нила — около 3 тыс. и 600 — во всех городах транзитной торговли Верхнего Египта, вместе взятых.

Что же касается численности христиан, то ее удается установить лишь с большими пробелами. Первое распределение налогов в Вавилонии при ‘Омаре I дало около 500 тыс. плательщиков подушной подати, т.е. приблизительно полтора миллиона покровительствуемых, откуда следует исключить иудеев[294]. По данным переписи населения в Египте во II/VIII в., должны были платить подушную подать 5 млн. коптов[295], что дает возможность полагать наличие приблизительно 15 млн. коптских христиан. В начале III/IX в. Багдад взимал подушной подати на сумму 130 тыс. дирхемов[296], а к началу IV/X в.— 16 тыс. динаров[297]. Обе эти цифры дают в итоге около 15 тыс. податных немусульман, откуда следует вычесть 1000 иудеев. Таким образом, можно с относительной уверенностью принять, что в Багдаде было 40-50 тыс. христиан. Единственными городами между Тигром и Евфратом, в отношении которых Ибн Хаукал приводит данные о преобладании в них христиан, были Эдесса и Текрит — главный центр яковитов и резиденция их патриарха; «некоторые из древних церквей и монастырей этого города существовали еще во времена Иисуса и апостолов»[298].

Как это ни странно, много зороастрийцев было в Вавилонии[299], но больше всего на юге Персии. Имеются сведения о стычке между ними и мусульманами в Ширазе в 369/979 г.; их дома были разграблены, и ‘Адуд ад-Даула наказал всех виновных[300]. Обычно же Шираз был очень мирным городом, и ал-Мукаддаси даже удивляется, что зороастрийцы там не носят отличительных знаков, а в дни праздников неверных весь город украшен. Когда в 371/981 г. умер глава суфиев, за его гробом шли мусульмане, иудеи и христиане. В восточноперсидской пустыне ал-Каринайин был населен исключительно зороастрийцами, которые существовали сдачей в наем ослов и совершали путешествия в разные края[301].

Сабейская община пережила эпоху своего последнего расцвета в конце II/VIII в. при халифе ал-Амине. В то время «в Харране язычества вновь переживало бурный подъем, по всем улицам водили быков, покрытых драгоценными покровами, украшенных венками из роз и мирты, с колокольчиками на рогах, а за ними следовали флейтисты»[302]. В двадцатых годах IV/X в. халиф запросил заключение о сабейцах от своего инспектора по делам ремесел в Багдаде. Тот сообщил ему свое мнение: всех их следует убивать, ибо они не христиане и не иудеи и поклоняются звездам. Немало денег стоило сабейцам умилостивить халифа[303]. После правительственного декрета, который около середины столетия вновь убедительно подчеркивал обещанное им покровительство, они селились в Харране, Ракке и Осроене[304], однако около 400/1009 г. почти полностью исчезли. Ибн Хазим считает, что в общем их было — очень округленно — что-то около сорока[305].

По существовавшим законам покровительствуемым не запрещалось занятие любой профессией. Как раз наиболее доходные места были заняты христианами и иудеями, сидевшими на них плотно и крепко, особенно среди банкиров, торговой плутократии, торговцев полотном, крупных землевладельцев и врачей[306]. Сами они распределились таким образом, что в Сирии, например, большинство финансистов были иудеи, а подавляющее число врачей и «писцов» — христиане[307]. Так же и в Багдаде во главе христианской общины стояли придворные врачи, а во главе иудейской — придворные банкиры[308]. Среди низшего податного сословия иудеи были менялами, кожевниками, сапожниками, однако чаще всего красильщиками[309]. Так, в Иерусалиме Вениамин Тудельский (XII в.) нашел, что иудеи держали в своих руках красильную монополию[310]; также и 12 иудеев, проживавших в Вифлееме, все были красильщиками[311], в тех же местах, где жил хотя бы только один иудей, он обязательно занимался этим ремеслом[312].

Жизнь покровительствуемых, что принципиально чрезвычайно важно, была равноценна перед лицом закона с жизнью мусульманина. Согласно толку Абу Ханифы и Ибн Ханбала, как за убийство покровительствуемого, так и за убийство мусульманина уплачивалась одинаковая вира. Согласно Малику, убийство христианина или иудея стоило, правда, вполовину меньше, чем убийство правоверного, а по мнению аш-Шафи‘и,— всего лишь одну треть, убийство же парса — только одну пятнадцатую[313]. Сказать мусульманину: «Ты — иудей!» или «Ты — христианин!» каралось по суду как оскорбление[314].

В дела отправления религиозных культов правительство не вмешивалось, наоборот, зачастую даже поощряло шумные христианские праздники[315]. Только во время засухи, когда государственные власти организовывали молебственные шествия, «в них принимали участие христиане во главе с епископом и иудеи со своими трубами»[316].

Монастыри мирно процветали, так, например, об одном из них — Дайр Курна, приблизительно в ста километрах южнее Багдада и в одной с половиной миле на восток от Тигра, говорится следующее: «Это красивый, привлекательный и цветущий монастырь, имеющий 100 келий для монахов, причем каждый монах занимает одну из таких келий. Монахи этого ордена продают эти домики друг другу за 50, 200 и до 1000 динаров[317]. Каждая такая келья стоит посреди фруктового сада, в котором растут всевозможные фрукты, финиковые пальмы и оливковые деревья; от урожая сада они выручают 50-200 динаров. Посреди территории монастыря, обнесенной крепкой стеной, проходит канал; в качестве престольного праздника там празднуется день Воздвижения Креста, когда в монастырь стекается множество народа»[318].

Самым крупным монастырем в Египте был монастырь святого Антония, расположенный в пустыне юго-восточнее Каира, на расстоянии трех дневных переходов от Нила, высоко на горе. Монастырь этот владел богатыми имениями, а также и городскими участками. За его стеной наряду с садом и большим виноградником находились огороды, три ручейка, множество плодовых деревьев и не менее 3 тыс. финиковых пальм[319].

В Византийской империи официальная церковь относилась куда более враждебно к своим инакомыслящим собратьям-христианам, чем ислам к покровительствуемым религиям. Когда император Никифор в IV/X в. отвоевал обратно сирийские земли, он повелел особо заверить жителей, что будет защищать их от притеснений официальной церкви. Несмотря на это заверение, официальная церковь все же сколько могла притесняла яковитов и вынудила их, к примеру, покинуть Антиохию. Хроника яковитов называет императорского патриарха Антиохии более жестоким, чем фараон, и большим богохульником, чем Навуходоносор. Из вновь отвоеванной Мелитены был увезен в Константинополь и заключен там в тюрьму патриарх яковитов вместе с семью видными богословами, а большой собор был конфискован в пользу православной церкви[320]. Сам патриарх умер в ссылке на болгарской границе, один из его сподвижников скончался в тюрьме, другой был побит камнями перед воротами императорского дворца, трое отреклись от своего исповедания, были повторно крещены, но не смогли обрести покоя, так как стали мишенью насмешек. В конце концов владыки сирийской церкви, будучи не в состоянии больше выдержать сложившихся условий в их вновь ставшей «христианской» патриаршей резиденции, перенесли ее в Амиду, в, более веротерпимую область неверующих[321].

Официальная церковь запретила армянским христианам употреблять колокола[322].

Мусульманской полиции нередко приходилось усмирять ссорящиеся, между собой христианские партии. Так в III/IX в. наместник Антиохии назначил одного человека, получавшего по 30 динаров в месяц от христианской общины, чтобы он, постоянно находясь возле алтаря, наблюдал за враждующими между собой членами общины и предотвращал, человекоубийство[323].

В христианской общине г. Тинниса (Египет) вспыхнул в 20-х годах IV/X в. большой спор в связи с выборами епископа: «отец перестал говорить со своим сыном, жена с мужем»; в конце концов, христиане призвали на помощь правительство, и оно вынуждено было опечатать, двери собора[324].

Около 200/815 г. халиф ал-Ма’мун намеревался даже дать покровительствуемым полную свободу вероисповедания и церкви. «Любая община любого вероисповедания, пусть даже будет она состоять всего из десяти человек, имеет право избрать себе своего собственного духовного владыку, и халиф признает его». Однако под натиском сановников господствующей церкви он вынужден был отказаться от издания этого закона[325].

Что же касается церковных зданий, то уже сасанидское государство занимало разные позиции в этом вопросе, в то время как позднеримское право запрещало иудеям строить новые синагоги — разрешалось лишь, восстанавливать пришедшие в ветхость[326]. В эпоху ислама персидские и римские, т.е. более мягкие и более жесткие, воззрения на этот счет представляли из себя пеструю смесь, начиная от разрешения возводить новые церковные здания и кончая запретом ремонта ветхих церквей[327]. Набожный наместник Египта разрушал в 169—171/785—787 гг. вновь, выстроенные церкви, «даже несмотря на то что ему предлагали 50 тыс. динаров», как об этом с восхищением сообщает летописец. Это не помешало его преемнику разрешить восстановление церковных зданий, а великодушные богословы даже определили, что строительство церквей относится к области «упорядочения хозяйства страны» и вообще, мол, все церкви в Старом Каире выстроены только при исламе[328]. Когда в 300/912 г. в Тиннисе (Египет) была разрушена одна церковь, правительство помогло христианам восстановить ее[329]. В 326/938 г. христиане вручили правителю Египта деньги, чтобы он разрешил им ремонт обветшавшей церкви. В ответ на их просьбу он предложил им добыть юридическое заключение по этому вопросу. Ибн ал-Хаддад дал такое заключение: церковь восстанавливать не следует. То же решили и маликиты, а Мухаммад ибн ‘Али был, напротив, того мнения, что эту церковь можно починить и восстановить. Решение это стало известно, народ поджег его дом и пытался его убить, так что он вынужден был скрыться и раскаивался в своем заключении. Народ бушевал, запрудив улицы и окружив церковь. Солдат, вызванных для наведения порядка, забросали камнями, и правитель вынужден был их отвести. Тогда он призвал муфтия Абу Бакра ибн ал-Хаддада, давшего заключение не в пользу христиан, и сказал ему: «Скачи к церкви! Если она еще не очень ветхая, то пусть себе стоит, если же нет — снеси ее, да проклянет ее Аллах!» Ибн ал-Хаддад взял с собой архитектора, который со свечой в руке обследовал церковь и доложил: «Она может постоять еще 15 лет, затем в одном месте завалится, а потом еще простоит целых 40 лет и тогда уже вся рухнет». И правитель не разрешил ее ремонтировать. А вышло так, как предрекал архитектор: в 366/976 г., т.е. до истечения сорока лет, ее отремонтировали, иначе она бы рухнула[330].

В госпитале столицы покровительствуемые получали медицинскую помощь на равных правах с правоверными мусульманами. Только в начале IV/X в., во время эпидемии, везир дал указание лейб-медику халифа, который должен был оказывать врачебную помощь и обеспечивать медикаментами жителей равнинной части страны, чтобы тот в первую очередь позаботился о правоверных[331]. Умерших, разумеется, хоронили раздельно. Однако, в хроники попали сведения о том, что во время наводнения в вавилонском городе Текрите в 319/931 г. мертвых мусульман и христиан похоронили вместе, так что нельзя было потом различить, кто где похоронен[332]. Надо отметить, что гетто для христиан и иудеев в то время еще не существовало, хотя собратья по вере и селились в непосредственной близости друг от друга; в Багдаде, например, христианские монастыри находились почти во всех кварталах города.

Так как мусульманское правосудие предназначалось исключительно для правоверных, то все инаковерующие были предоставлены своим собственным судам. Эти суды, насколько нам известно, также были преимущественно духовными, и владыки церкви пасли свою паству одновременно и в качестве верховных судей и многократно издавали свои своды законов. Эти суды занимались не только делами брака или связанными с правами наследования, но также и разбирательством подавляющего числа конфликтов, возникавших только между христианами; государственную власть все это не интересовало. Однако покровительствуемым было дано право искать также защиту и под сенью законов мусульманского права, на что церковь, разумеется, смотрела с неудовольствием. Католикос Тимофей (ок. 200/815) издавал свои законоположения специально для той цели, «чтобы лишить какого бы то ни было извинения тех, кто из-за недостаточности судебных определений постоянно прибегает к помощи двора и судов нехристиан»[333]. А параграфы 12 и 13 его кодекса налагали на каждого, кто по доброй воле ищет защиты у законов мусульман, покаяние, жизнь на подаяние, облачение в рубище и посыпание главы пеплом[334]. Его преемник присовокупил к этим параграфам еще и временный запрет посещения церкви[335]. Назначенный в 120/738 г. кади Старого Каира начинал свой день с того, что сначала заседал в мечети, где решал дела правоверных, а после этого вершил суд для христиан на ступенях перед входом в мечеть[336]. Позднее кади Старого Каира отводили один день в неделю для разбора дел христиан, заседая в своем доме, а кади, выбранный в 177/793 г., принимал их даже в самой мечети[337]. Во всяком случае, мусульманское правительство не принуждало покровительствуемых, кто из них того не хотел, прибегать к помощи правосудия кади[338], но раз уж они к нему обращались, то кади выносил решение на основе мусульманского права, и тогда они обязаны были подчиниться его решению[339].

Сохранившиеся законы патриархов грозят лишь церковными карами: порицанием перед собранием членов общины, стоянием перед церковью в рубище и с главой, посыпанной пеплом, уплатой церкви искупительного даяния, далее — отлучением от церкви и от таинства причастия и отказом в христианском погребении[340]. Так, например, христианин, ударивший другого, наказывался отлучением от церкви или лишался причастия на два месяца; каждое воскресенье он должен был стоять в рубище, посыпав главу пеплом, и раздавать бедным милостыню в зависимости от своего состояния[341]. В Испании, как сообщает нам один источник, которому, пожалуй, можно доверять, говорится, что христиане сами улаживали споры между собой, однако в случае совершения преступления, карающегося смертной казнью, они должны были обработаться за советом к кади. Они доставляли приговоренного к кади, представляли на его усмотрение свои показания, и, если он после этого изрекал «bene est», они казнили преступника[342].

По данным рабби Петахья, предстоятели общин иудеев в Мосуле имели право сами подвергать наказанию своих людей, даже и при спорах с мусульманином. Там была тюрьма для иудеев, в которую они сажали провинившихся[343].

Самым чувствительным уязвлением гражданских прав немусульман был тот факт, что они, как и рабы, не допускались к участию в судебном процессе в качестве свидетелей, даже и против единоверца, согласно мнению некоторых мусульманских законоучителей. Другие же религии делали в этом небольшие исключения[344]. Напротив, христианский суд в мусульманских землях, правда не по доброй воле, принимал показания мусульманина против христианина, требуя только, чтобы свидетель был богобоязнен и безупречного поведения, т.е. отвечал бы тем же самым требованиям, что предъявлялись свидетелю и кади[345].

За оказываемое им со стороны властей покровительство все «терпимые в вере» в зависимости от состояния должны были платить подушную подать по трем категориям: 12, 24 и 48 дирхемов, а в областях золотой валюты — 1, 2, 3 динара в год. Это был своего рода военный налог, ибо им облагались только взрослые мужчины, способные к ношению оружия, а калеки и монахи только в том случае, если они сами себя содержали[346]. Так, и в Византийской империи каждый нехристианин, иудей и зороастриец обязан был платить по одному динару с души в год[347]; также и христиане облагали в завоеванных ими землях подушной податью мусульман[348]. В подавляющем большинстве случаев большая часть податных лиц платила подать по низшей категории, так что Вениамин Тудельский так прямо и сообщает: «Во всех мусульманских землях иудеи платят по одному золотому»[349]. То же говорит и рабби Петахья: «В Вавилонии иудеи не платят халифу дани, только ежегодно вносят реш галута[350] по одному золотому с души». Венецианский байюло Марсилий Георгий сообщает из Тира в октябре 1243 г.: «Каждый иудей мужского пола по достижении пятнадцати лет ежегодно платит нашей миссии в день праздника всех святых по одному безанту»[351].

В целом же подушная подать держалась на одном уровне, предусмотренном законом, лишь с небольшими отклонениями, обусловленными изменениями валютного курса. Так, в начале III/IX в. правитель Египта довольствовался половиной динара, а уже в 390/1000 г. египетский пастырь Георгий должен был выплачивать по полтора динара вместо одного[352]. Однако патриарх Дионисий во время своего путешествия по Египту около 200/815 г. сообщает из Тинниса, города, славившегося своими ткачами полотна, следующее: «Несмотря на то что Тиннис имеет многочисленное население и там много церквей, никогда мы не видывали такой великой нужды, как среди его жителей. Когда же мы спросили их, отчего это происходит, они ответили нам: „Наш город; окружен водой, а посему мы не можем ничего сеять, ни держать стада. Питьевую воду мы получаем издалека и должны покупать ее по 4 дирхема кувшин. Вся наша работа — это полотно, для которого наши женщины прядут и которое мы ткем. За это мы получаем от торговца полотном по полдирхема в день. Невзирая на то что нашего заработка не хватает даже на то, чтобы прокормить собаку, каждый из нас все же обязан платить по 5 динаров подати. Нас бьют, бросают в темницы, вынуждают отдавать в залог наших сыновей и дочерей, которые должны потом в качестве рабов отрабатывать по два года за каждый динар. Если какая-нибудь девушка или женщина, находясь у них, родит ребенка, они вынуждают нас принести клятву в том, что мы не будем привлекать их за это к ответственности. Бывают еще и такие случаи, что до освобождения такой женщины поступает обложение новой податью“». На это патриарх возразил им, что, когда с них взимают подушную подать, они должны платить по закону Месопотамии: богатые по 48 дирхемов, люди среднего достатка — 24 и бедные — по 12[353].

Часто подать взималась в несколько сроков — в шесть, пять, четыре, три[354], а то и в два[355] приема. Первоначально с населения Вавилонии подать взимали каждый месяц[356] — вероятно потому, что из этой суммы мусульмане ежемесячно получали свой пенсион. Так было в III/IX в. и в Испании[357]. Однако позже, в 366/976 г., был издан указ взимать подать в первом месяце года, но не взимать ее с женщин, несовершеннолетних, стариков, нетрудоспособных, нуждающихся и с не состоящих в браке монахов[358]. Обычно при уплате подати выдавалась квитанция, написанная на бумаге. В более неблагоприятные времена на шеи покровительствуемым вешали квитанционные бирки, а на руку ставили печать[359]. Обычай этот уходил своими корнями в древнюю Вавилонию — там раб носил на шее небольшой глиняный шарик, на котором стояло имя его господина[360]; талмудические евреи также метили своих рабов печатью на шее или на одежде[361].

В 500 г. н.э. правитель Эдессы вешал на шею свинцовую печать тем беднякам города, которые имели право на получение одного фунта хлеба ежедневно[362]. Старые законоведы Абу Йусуф и Йахйа ибн Адам не говорят, впрочем, ни слова о подобных действиях; создается впечатление, что поступали так довольно редко. Во всяком случае, Дионисий из Телльмахры (ум. 845) описывает как неслыханное испытание для общины, когда «налоговым чиновникам придавались клеймильщики, которые ставили каждому печать с названием его города или деревни. На правой руке писали название города, а на левой — «Месопотамия». Кроме того, они вешали каждому на шею по два жетона, на одном из которых стояло название города, а на другом — округа. С каждых трех мужчин они сразу же взимали один дирхем (вероятно, как сбор за печать). Помимо этого, они записывали имена каждого из них, их особые приметы и указание о его родине. Все это породило великое смущение, ибо было обнаружено много чужеземцев, и какое только место ни называли они своей родиной, так и записывалось, пусть даже нога их туда никогда не ступала. Если бы этот способ учета был доведен до конца, то он натворил бы больше бед, чем все предыдущее. Когда же чиновник видел, рассказывает дальше Дионисий, что работы у него становится все меньше и меньше, он отправлялся в равнинную часть провинции и хватал всякого встречного и поперечного. Более двадцати раз прошел он эту провинцию вдоль и поперек, не успокоившись да тех пор, пока в его руках не побывали все жители и никому не удалось ускользнуть. И получилось так, как говорили пророк Даниил и апостол Иоанн: «Все люди получили печать зверя сего на руки своя, на грудь и спины своя»[363]. Совершенно ясно, что патриарх в данном случае говорит о клеймении и о жетонах как о чем-то далеко не обычном.

И несмотря на это, некий поэт из Басры начала эпохи аббасидского халифата говорил в своих стихах:

Согласно надежному источнику ал-Джахиза (ум. 255/869), слова эти касались самого простого содержателя трактира, будто это он подзащитный горожанин с клейменым затылком[365]. Кроме того, до нас дошел один такой жетон из окрестностей Хамадана, датированный как раз первым годом IV/X в.[366], в то время как мы располагаем прямыми доказательствами, относящимися к первой четверти того же столетия и свидетельствующими о том, что в знак уплаты этих податей получали скрепленную печатью квитанцию[367].

Христианское духовенство не освобождалось от уплаты подушной подати; только монахи, живущие подаянием, не должны были облагаться податью уже как простые нищие[368]. Но все это только в теории, потому что в Египте монахи и епископы были впервые обложены подушной податью лишь в 312/924 г. «Все монастыри Нижнего и Верхнего Египта, а также и Синая обязаны выплачивать ее. Тогда несколько монахов отправились в Багдад и обратились с жалобой к халифу ал-Муктадиру. Халиф приказал, чтобы, как и раньше, с монахов и епископов ничего не взимать»[369].

Даже и в 1665 г. в Египте были освобождены от подушной подати «все европейцы, коптское духовенство, ежели они не состоят в браке, патриарх и все турки (т.е. мусульмане)»[370].

Взимание подушной подати производилось ничуть не мягче, чем взимание всех прочих налогов, хотя по закону и не полагалось взимать ее более сурово. Общепринятые, во всяком случае давно уже испытанные, приемы, как то: бить должников, подвергать их пыткам, выставлять на солнце и лить им на голову масло, были запрещены каноническим правом; их следовало просто держать взаперти, пока они не уплатят[371].

Что же касается предписаний о ношении определенной одежды, то они существовали уже издавна; например, Харун ар-Рашид еще в 191/807 г.[372] приказал: покровительствуемые собратья обязаны подпоясываться веревками, голову покрывать стегаными шапками и туфли носить не так, как их носят правоверные; вместо кисточек на седельных луках пользоваться деревянными шишечками; их женщины обязаны ездить не на конских седлах, а на ослиных[373].

Во II/VIII в. иудеи носили высокие шапки; некоторые поэты сравнивают их с верстовыми столбами[374] или с кувшинами[375]. Христиане носили в те времена бурнусы; когда же высокие шапки (калансува) вышли из моды у мусульман, то они так и остались отличительным признаком христиан[376].

В более ранних предписаниях не упоминается о каком-либо определенном цвете одежды для покровительствуемых; это, кажется, был скорее провинциальный обычай. Так, ал-Джахиз (ум. 255/869) описывает, вероятно, вавилонский обычай: «Настоящий владелец кабачка должен быть из покровительствуемых, зваться должен Азин, Мазбар, Азданказ, Миша или Шлума, носить черные в белую крапинку одежды и на шее иметь печать»[377].

Во времена Харуна ар-Рашида правоверные мусульмане, собравшись как-то в мечети Масра <Мисра>[378], принялись поносить на всякие лады ненавистного им кади, который, однако, бесстрашно вышел из своей ниши и стал кричать: «Где эти в плащах цвета меда, где эти ублюдки? Почему никто не скажет, чего он хочет, так, чтобы его было видно и слышно?»[379].

Эти покрывала и пояса цвета меда были повсеместно предписаны для инаковерующих эдиктом халифа лишь в 235/849 г. Тот, кто, как и мусульмане, носил остроконечную шапку (калансува), обязан был пришить к ней две пуговицы иного цвета, чем на шапках мусульман. Рабы христиан и иудеев должны были иметь на груди и на спине хотя бы заплату цвета меда размером четыре пальца в поперечнике, а также вместо узкого солдатского пояса (манатик) носить широкий — зуннар (греч. zonarion). Над входными дверями их домов должны были быть прибиты деревянные изображения дьявола[380]. Согласно одному приказу от 239/853 г. покровительствуемые больше не имели права ездить на лошадях, а лишь на мулах и ослах[381]. Однако все эти предписания оказывались до удивления малоэффективными: покровительствуемые, как правило, нагло не обращали на них ни малейшего внимания. Так, уже в 272/885 г. жители Багдада поднялись против христиан, за то что они, дерзко пренебрегая запретом, разъезжали верхом на конях, и во время этих беспорядков был разгромлен монастырь Келил Йешу — «Венец Иисуса»[382]. А опять-таки в 90-х годах Ибн ал-Му‘тазз сетует по поводу того, что христиане важно восседают на мулах и на конских седлах[383]. За четыре года до наступления IV/X в. пришлось снова настойчиво внушать неукоснительное исполнение всех этих предписаний. На протяжении всего IV/X в. о подобных предписаниях ничего не слышно; во всяком случае, они были преданы забвению, и лишь с усилением мусульманской ортодоксальности в V/XI в. к ним вновь начинают относиться со всей серьезностью. Так, в 429/1038 г. католикосу христиан и реш галута иудеев на торжественном собрании было вменено в обязанность, чтобы их единоверцы, которые уж совсем уравняли себя с мусульманами, снова начали носить свои отличительные знаки[384]. К этому же времени впервые появилось также и предписание, запрещавшее покровительствуемым возводить свои строения выше построек мусульман. Насколько мне известно, оно впервые упоминается у ал-Маварди (ум. 450/1058)[385]. И эта идея уже вскоре нашла себе место на Западе, где в 1205 г. папа Иннокентий III жаловался, что иудеи в Сансе выстроили синагогу выше расположенной рядом с ней церкви[386].

Всякого рода издевок и предрассудков, бытующих в народе, между религиями было не меньше, чем между расами. Говорили о смраде, исходящем от иудеев[387]; христиане считались пьяницами[388], их монахини и мальчики из хоров пользовались дурной славой из-за того, что слыли легкодоступными; о сабейцах говорили, что они жестокосердны друг к другу[389]. Образованным мусульманам было хорошо известно, что христианство в большей степени, чем все прочие религии, проповедует любовь и кротость, а наряду с этим они видели, сколь мало придерживались их сторонники этого учения в жизни. Ал-Джахиз (ум. 255/869) утверждает, что все порочное в мире исходит от греков, что более чем удивительно, принимая во внимание их религию милосердия[390]. Ал-Бируни объявляет благородной философию того, кто забирающему у него платье отдает еще и рубашку, кто подставляет другую щеку тому, кто ударил его по одной, философию, благословляющую врагов и возносящую молитвы за всех и вся. Однако люди — не философы, и даже когда император Константин стал христианином, правительство все так же применяло меч и плеть[391].

Больше всего поражает в мусульманской империи огромное количество чиновников-немусульман. В своей собственной империи мусульмане подчинялись христианам[392]. Жалобы на то, что от покровительствуемых зависит распоряжение жизнью и имуществом мусульман, слышны издавна[393], и уже очень рано ‘Омару I стали приписывать предостережение не ставить христиан или иудеев «государственными писарями»[394]. Дважды на протяжении III/IX в. христиане были даже военными министрами мусульман, «так что защитники истинной веры должны были лобызать им руки и выполнять их приказы»[395]. Чиновников из христиан и иудеев так же приводили к присяге, как и чиновников из мусульман. Сочиненный около 840/1436 г. Диван ал-инша[396] приводит относящуюся к той эпохе формулу присяги иудеев и сообщает, что первоначальная формула создана была ал-Фадлом ибн ар-Раби‘, канцлером Харуна ар-Рашида, и лежит в основе всех позднейших формул[397].

Все антихристианские движения прежде всего были направлены против этого невыносимого для истинно верующих господства над ними покровительствуемых. В 235/849 г. халиф приказал не назначать больше инаковерующих на официальные должности; тогда же был, например, отобран у христиан-смотрителей ниломер[398]. Однако он же через 10 лет отдал строительство своего дворца в руки одного чиновника-христианина, занимавшего высокий пост[399]. А уже в 296/909 г. «государственные писари» из христиан приобрели такую власть, что халиф ал-Муктадир вынужден был возобновить распоряжения, направленные против христиан[400]. Отныне христиан и иудеев разрешалось определять только на должности врачей или сборщиков налогов[401]. Однако и это распоряжение ал-Муктадира оказалось настолько смехотворно недейственным, что его собственный везир имел среди девяти своих тайных советников, которые ежедневно бывали у него в гостях, четырех христиан[402]. Повсюду сидели писари из христиан. Уже во времена Тахиридов в III/IX в.[403], впрочем и в 319/931 г. тоже, некий человек, желавший стать везиром, должен был завязать добрые отношения с христианином Ибрахимом, секретарем эмира, и со Стефаном — «писарем» военачальника Муниса[404]. Чтобы сделать карьеру, необходимо было всячески подчеркивать свои связи с христианами. «Семья моя происходит от вас,— сообщает некий честолюбец государственным писарям,— мои предки принадлежали к числу ваших великих мужей. Из руки моего деда ‘Убайдаллаха ибн Сулаймана однажды, во дни ал-Му‘тадида, выпало распятие, и, когда люди это увидели, он сказал: „Это амулет наших женщин, они прячут его в наших одеждах без нашего на то ведома“»[405]. Расчет был верный: во времена того самого ал-Муктадира, который вознамерился было отнять у христиан государственные посты, этот угодливый льстец христианам-чиновникам добился своего — он стал везиром. Во главе тех, кто строил козни против всемогущего военачальника Муниса, стоял евнух Муфлих, христианин-писарь которого, тоже из евнухов, имел наибольшее влияние[406]. В 324/935 г. умер «Стефан-христианин, управитель личной кассы халифа»[407]. Первый Бунд также начал с писаря-христианина[408]. А когда везир ‘Изз ад-Даула в 357/967 г. отправился в Багдад, то заместителем своим оставил в столице одного христианина[409]. Халиф ат-Та’и‘ (363—381/973—991) имел секретаря-христианина[410], а во второй половине века как ‘Адуд ад-Даула (ум. 372/982) в Багдаде, так и фатимидский халиф ал-‘Азиз в Каире имели везиров из христиан. При этом последний даже получил от своего повелителя разрешение заново отстроить церкви и монастыри и поддерживать деньгами своих нуждающихся единоверцев[411].

Позднее мусульманские законоведы поучали в соответствии со всеми канонами своей науки, что везир, поскольку он не обладает абсолютными государственными полномочиями (визарат ат-танфиз), может быть также христианином или иудеем[412]. В египетском городе Бура сидел в начале III/IX в. правитель округа из христиан, который облачался по пятницам в официальное черное аббасидское платье, опоясывался мечом и, горделиво восседая на коне, направлялся со своей свитой к мечети. Там он останавливался, его заместитель из мусульман входил в мечеть, молился там, произносил проповедь и выходил затем обратно к своему начальнику[413]. Передают, что какой-то мусульманский святой велел спешиться секретарю наместника, христианину, который попался ему навстречу верхом на лошади. За это мусульманин был брошен эмиром на растерзание львам[414].

В 389/999 г. государственный секретарь Египта христианин Фахд получил указание расследовать растрату сиротских денег, депозитов и т.п., обнаружившуюся после смерти кади. Он продал оставленное кади имущество и прогнал ответственных заседателей — виднейших представителей мусульманских религиозных кругов страны[415].

Несмотря на это противоестественное положение дел, источники, в том числе даже и христианские хроники, сообщают об исключительно малом количестве стычек между правоверными и покровительствуемыми на протяжении IV/X в., о которых ниже подробно пойдет речь. В 312/924 г. жители Дамаска разграбили большую церковь, при этом было похищено на 200 тыс. динаров распятий, церковных чаш, блюд, кадильниц, подушек; кроме того, был ограблен также целый ряд монастырей[416].

В Рамле приблизительно в это же время были разрушены три церкви, которые, однако, по приказу халифа жители города должны были заново отстроить[417]. Напротив, епископ, отправившийся в Багдад, чтобы принести жалобу на жителей г. Аскалона, где была сожжена церковь Девы Марии, ничего не добился. Говорили, что произошло это не без содействия иудеев, которые зажгли дрова, затащили их при помощи блоков на купол, а от этого свинец начал плавиться и колонны рухнули[418]. В 325/937 г. мусульманами было разграблено несколько церквей в Иерусалиме[419]. В 381/991 г. два мусульманина нанесли оскорбление словом одному «астроному» из христиан за то, что он не носил предписанных отличительных знаков; он пожаловался своему господину, и тот приказал посадить обоих под замок. В результате были разграблены две церкви, и католикосу удалось замять эту историю лишь ценою щедрого бакшиша[420]. Затем вспыхнуло волнение, вызванное тем, что в одной мечети была найдена свиная голова, которую, как говорили, подбросили христиане[421]. В 392/1002 г. жители Багдада были взбудоражены убийством мусульманина и подожгли церковь, которая, рухнув, задавила множество людей под своими обломками[422].

В 403/1012 г. среди бела дня хоронили дочь одного врача-христианина, которая была замужем за христианином, писарем одного знатного человека. Погребение происходило «с плакальщицами и монахами, с распятиями и свечами, литаврами и литаниями». Один Хашимит нашел все это непристойным бесчинством и начал швырять в гроб камнями, за что один из слуг вельможи расколол ему дубинкой череп. Христиане, захватив покойницу, бросились бежать в церковь «греческого квартала». Народ пришел в ярость. На базарных площадях потрясали поднятыми вверх списками Корана, двери соборных мечетей закрылись, и народ двинулся ко дворцу халифа. Халиф потребовал от вельможи выдать ему этого писаря, тот ответил отказом, после чего халиф приказал приготовить к отплытию его таййар[423], созвал Хашимитов и грозился покинуть Багдад. А перед домом вельможи тем временем шел бой, в ходе которого был убит один человек, который, как говорили, оказался Алидом. От этого известия страсти разгорелись еще сильнее, на молитву никто не пошел, и в результате было убито несколько христиан. После долгих переговоров писарь этот все же был выдан халифу, однако через некоторое время был снова отпущен[424].

Всех этих случаев очень мало для необъятных просторов Востока. Напряженными отношения в то время были лишь в одном Египте. Там против мусульман стояла единая в общем и целом церковь, а против арабов — чуждый по племени народ, говорящий к тому же на другом языке, потому что египетские христиане стали забывать коптский язык лишь к концу столетия[425]. На протяжении двух первых столетий одно восстание коптов сменяло другое, причем последнее было подавлено только в 216/831 г. Но и в то время все среднее сословие Египта было христианским, и арабы так же мало понимали коптов, как в свое время греки египтян, несмотря на то что коптам удалось протащить в сборники хадисов благоприятные по отношению к ним изречения пророка. Одно из таких изречений совершенно бесстрастно определяет роль коптского«писаря» в мусульманском государстве: «Копты помогут правоверным обрести благочестие тем, что переложат на свои плечи мирские заботы»[426]. И они это делали, и столь основательно, что большинство беспорядков из-за христиан в Египте было вызвано заносчивостью коптских чиновников. А позднее, около середины IV/X в., последовавшие один за другим военные успехи византийцев нашли отклик в Египте. Когда в 349/960 г. византийцы предали Сирию мечу и огню, в старой мечети Каира после пятничного богослужения вспыхнуло народное восстание и были разрушены две церкви[427]. А когда в следующем году император Никифор отвоевал для христиан Крит, то в Каире была разграблена «императорская» <мелкитская> христианская церковь св. Михаила, которая еще долгое время оставалась на замке, а двери ее были завалены землей[428].

Первые Фатимиды проявили по отношению к покровительствуемым религиям поразительную для таких завзятых сектантов терпимость. Они держали при своих особах лейб-медиков из иудеев, которым не надо было переходить в ислам[429], а чего при дворе ал-Му‘изза можно добиться при помощи иудеев, прекрасно знал пронырливый ренегат Ибн Киллис, который примкнул там к своим бывшим единоверцам[430]. Рационалистическая тенденция исмаилизма и вера в диалектическую доказуемость впервые в истории ислама допустили открытые диспуты между мусульманами и христианами[431]. При ал-‘Азизе дружелюбное отношение к христианам при дворе умножилось: у него были зятья среди христианского духовенства, из которых Арист стал архиепископом Каира и Мисра, да и все они пользовались большим уважением халифа[432]. Недаром пел в те времена один поэт:

Когда же у халифа потребовали наказать поэта, то он попросил и остальных задетых сатирой тоже простить ему[433]. Позднее тот же халиф сделал своим везиром христианина ‘Ису, сына Нестория, который в свою очередь назначил своим заместителем в Сирии иудея Манассе. Это было уже слишком, народ потребовал снять обоих, и халиф вынужден был уступить[434]. При этом везире-христианине вспыхнуло восстание против христиан. Обеспокоенный завоеваниями императора Василия в Сирии, египетский халиф приказал в 386/996 г. снарядить флот, который, однако, сгорел еще в верфях близ Мисра. Народ заподозрил в поджоге греческих купцов, и 160 человек из них было убито. С чужестранцев возмущение перекинулось против местных христиан — церкви подверглись грабежу, а несторианский епископ был смертельно ранен. Везир навел порядок: 63 грабителя были схвачены и должны были по трое подвергнуться жеребьевке «каждый третий», т.е. каждый должен был вытянуть из-под платка свой жребий. На одном стояло «Ты будешь убит», на другом — «Ты будешь бит плетьми», на третьем — «Ты свободен». Так с ними и поступили[435].

В 393/1003 г. на горизонте начинают полыхать зарницы фанатизма ал-Хакима[436]. Народ, почувствовав, что бразды правления поослабли, начал громить церкви, а халиф строил на их местах мечети; так была сооружена знаменитая мечеть ал-Азхар. Затем снова были извлечены и строжайшим образом предписаны старые распоряжения о ношении определенной одежды. Отныне христиане обязаны были носить на шее тяжелые деревянные кресты. Запрещены были публичные празднества, колокольный звон, с наружных стен церквей были выломаны изображения крестов и следы их замазаны. Такие знаменитые церкви, как церковь Гроба Господня в Иерусалиме и большой монастырь ал-Кусайр на горе Мукаттам, были разрушены, причем в последнем подверглись осквернению могилы большого кладбища, чего, впрочем, отнюдь не хотел ал-Хаким, немедленно пресекший эти бесчинства. И, несмотря на все это, в том же году халиф сделал своим везиром христианина Мансура ибн Са‘дуна, а также все время держал при себе лейб-медиков из христиан. Приказано было, как говорят, составить список пригодных к службе писарей-мусульман, чтобы использовать их вместо христиан, «ибо за малым исключением все писари, чиновники и врачи его империи были христиане». Тогда, 12-го числа месяца раби‘ ас-сани 403/1012 г., в четверг, собрались писари, налоговые чиновники и врачи вместе со своими епископами и священниками и пришли ко дворцу халифа с обнаженными головами, босые, плача и лобызая землю. Ал-Хаким принял у них через своего посла их прошение и дал благосклонный ответ. Однако в воскресенье, 15-го, пришел приказ сделать нашейные кресты христиан значительно больше: один локоть в длину и ширину и толщиной в палец. Теперь и иудеи получили на шею шары весом в 5 фунтов, по-видимому, в память о голове тельца, которого они почитали.

В ту пору множество знатных чиновников из христиан перешли в ислам, другие последовали их примеру, так что много дней подряд на улицах города не попадалось на глаза ни одного христианина. Некоторые действовали в данном случае лицемерно, как, например, Мухассин ибн Бадус, убитый в 415/1024 г. на посту министра финансов. При осмотре его трупа оказалось, что он не совершил обряда обрезания, хотя во время принятия ислама и пригласил человека, совершающего обрезание[437].

Большинство же иудеев, наоборот, остались в лоне своей веры, как, впрочем, и христиане в провинции. Много тысяч церквей и монастырей было разрушено, и теперь христиане должны были к тому же еще и сами платить рабочим за это. Передают, что в Египте из всех монастырей уцелели только два, расположенные вблизи Александрии, ибо их охраняли кочевавшие в тех краях бедуины. Синайский монастырь выдал все свои сокровища и обязан был своим существованием кроме тяжелых поборов еще и невозможности разрушить его необычайно прочные стены[438].

Позднее, когда фимиам новой религии, проповедуемой друзами, вскружил халифу голову и он стал стремиться провести эту новую религию на место старого ислама, покровительствуемые религии утратили свою привлекательность. Так, в 410/1019 г., когда ему доложили, что христиане собираются в своих домах и торжественно отмечают святое причастие, причем в этих сборищах принимают участие также и обратившиеся в ислам, халиф не обратил на это сообщение никакого внимания. В том же году он возвратил синайскому монастырю все его вклады, был также заново отстроен монастырь ал-Кусайр[439].

При преемниках ал-Хакима все опять пошло на старый лад: христиане вновь публично устраивали крестные ходы и единственным напоминанием о правлении безумного халифа служили лишь черные повязки на головах и черные пояса, которые большинство коптов носило с той поры[440]. А уже в 415/1024 г. коптский праздник Святого Крещения празднуется с былым блеском и при участии самого халифа[441]. С 436/1044 по 439/1047 г. везиром в Каире был иудей-обращенец, при котором персидские иудеи Абу Са‘д и ат-Тустари правили государством, что позволяло одному поэту сказать: