На осколках мира

Глава двадцать третья «Черт и его дюжина»

После смерти Таисии Гэтсби началось расследование. Советом было решено проводить поиски убийцы незаметно для жителей Оазиса насколько это было возможно в условиях крошечного поселения, где события, слухи и сплетни разносились очень быстро. Но первые дни о ходе расследования не знала даже мать убитого ребенка. Первый посчитал, что, скрыв работу следственной группы, лишит преступника информации о ходе следственных мероприятий и в случае успеха застанет виновника врасплох. В действительности же следственная группа так и не сумела найти ни единой зацепки и определить подозреваемого среди жителей и вновь прибывших. Гласно был проведен лишь опрос горожан. В первые же часы после обнаружения тела людей вывели на одну из барж, служившую местом проведения сборов и празднеств. Каждый гость, даже прибывший той злополучной ночью, принимал участие в сборе, продлившемся весь день. Городские жители были вынуждены стоять под ливнем и ветром.

В крошечный кабинет — радиорубку «Академика Трешникова» — людей заводили по одному и опрашивали с фиксацией показаний. На этом видимая работа следствия заканчивалась.

О расследовании можно было догадываться, лишь обратив внимание на некоторые, незаметные для большинства, детали. Например, регулярные сборы управляющих. Следственная группа — совет Оазиса — собиралась дважды в день. Заседания длились дольше, чем обычно. До убийства же, члены совета собирались не чаще одного раза в неделю или по необходимости.

Каждый раз, когда совет собирался для вынесения гипотез, касающихся убийства,

начальник охраны Кам Баркли находился на своем законном месте — за спиной капитанов — и с угрюмой гримасой наблюдал за разгоравшимися дискуссиями.

В этот раз спор начался из-за предложения Николая. Первый хотел провести обыск в личных каютах жителей, поговорить с детьми, друзьями Таисии Гэтсби, с которыми так и не проводили беседы, а также возобновить сторожевые вахты.

Кам был не согласен с первым, но отнюдь не с его методами, без которых в сложившейся ситуации не обойтись, ему было все равно на свободу жителей, их интересы и мнение. Если обыски в каютах горожан помогли бы делу, он непременно бы начал переворачивать вверх дном каждый чулан подозреваемых, вот только местных Кам в убийстве не винил. Он был уверен, что преступление совершил один из вновь прибывших, и, возможно, он был не один. Баркли считал, что каждого мужчину из новеньких за последние несколько недель нужно взять под арест, и, если потребуется, выбить из них правду. Также он считал, что население нужно «проредить», оставив лишь полезных для Оазиса людей. Ещё Кам хотел увеличить численность охранников с двадцати до сорока. Под его непосредственным управлением такое количество людей было бы гарантом личной безопасности и обеспечило бы спокойное существование каждому горожанину, ставшему на сторону власти. Каждый несогласный мог бы покинуть город, в противном случае — оказаться в плену. Начальник охраны хотел сократить совет управления городом до одного человека, дав ему в помощь единственного доверенного, способного беспрекословно выполнять приказы.

Конечно, ни Первый, ни его верные подчиненные не позволили бы Баркли перекроить систему правления городом. Реформация может быть возможна исключительно благодаря силе и решительности. Баркли считал, что он обладает и тем, и другим, и что время сказать свое решающее слово пришло. «Сегодня, сегодня я спасу город…» — повторял он каждый раз, вспоминая план грядущего мятежа.

— На сегодня всё, — после долгой беседы, полной брани и споров, поднявшись и нависнув над остальными, громко произнес первый, — я бы не советовал тебе сегодня спать, Баркли, — слова Николая будто бы вывели начальника охраны из гипнотического сна, и он, прежде чем ответить главному, едва заметно вздрогнул, — проследи, чтобы все твои люди были на постах и охраняли нас.

— Конечно! Я не сомкну глаз, первый. Этой ночью город будет под тотальным контролем моих людей.

— Отлично, ещё я хочу, чтобы трактир был закрыт до моего распоряжения, а дети не покидали своих жилищ и находились под присмотром родителей.

— А что делать с сиротами, их ведь уже девять, а воспитатель только один, — в разговор вклинился четвертый управляющий — Эйке Батиста.

— Приют тоже требует особого надзора. Давайте направим одну из недавно прибывших женщин в помощь миссис Уизли.

— Я настаиваю как минимум на карантине для новеньких. Нельзя отправлять одну из незнакомок к беззащитной ребятне и тётушке Уизли, — Баркли вновь напомнил о себе и, предсказуемо для собравшихся, высказался против новых поселенцев.

— Не начинайте вашу старую песню, Баркли. Нам нужна помощь новеньких и, кстати, одним из главных наших принципов является доверие. Только придерживаясь этого и других наших правил, мы сумеем собрать и объединить людей.

— Готов согласиться с ними, Николай, но не в это тревожное и опасное для нас время, — не унимался охранник, а Федоров был вежлив и терпелив, пока слушал возражения подчинённого, — сейчас требуются решимость и жёсткие меры! Нам нужно обезопасить жителей, чтобы у убийц не было ни малейшего шанса повторить такое ужасное злодеяние! Это можно решить двумя способами — взятием гостей под стражу или, что лучше, заключением в нашу тюремную камеру.

— Ну ясно. Вы в своем репертуаре, — недовольным тоном произнес первый, — только представьте, что расскажут о нашем чудесном городе и о нас гости повстречавшимся им людям, когда покинут его. А они точно не останутся здесь, если мы поступим с ними так, как вы предлагаете.

— А вы, Николай, задумывались, что расскажут об Оазисе эти люди, если произойдет ещё одно убийство или серия преступлений? Думаете, люди захотят искать наш город в качестве прибежища, если Оазис прославится жестокими убийствами и властью, неспособной обеспечить безопасность людям? И что подумают жители города, если мы не сможем защитить их в очередной раз?

— Чтобы рецидива не случилось — у жителей города есть вы и подчинённые вам люди, верно?

— Верно… — злобно протянул Баркли, окончательно решивший действовать этой ночью.

— На этом и закончим. Приступайте к выполнению своих обязанностей. И не дай Бог, Баркли, вам прозевать следующее преступление, — разговор был окончен, и старший охранник решил промолчать.

Собравшиеся зашумели стульями, поднимаясь из-за стола. Часть управляющих отправилась по поручению первого, другие разошлись по своим домам. Баркли направился в свой кабинет, расположенный на малом сетеподъемнике, который являлся штабом охраны. В этот день охранники, обычно стоявшие на посту у трапа, ведущего на борт МСП, патрулировали улицы Оазиса. Штаб был пуст. Баркли подошёл к мачте, подвесил красный флажок на трос и поднял его на топ, чтобы подчинённые, заметив сигнал, оставили прочие дела и поспешили в штаб. Через несколько часов охранники собрались в кабинете Баркли.

Сгорбленные тёмные силуэты крались в темноте. Движимые безумной идеей своего предводителя, люди жаждали покончить с властью, по их мнению, ведущей свой народ к гибели. Мятежники хотели ликвидировать совет. Были готовы убить каждого, не поддержавшего их. Бунтовщики должны были ворваться в покои каждого члена совета Оазиса ночью и взять под стражу, а при сопротивлении им было разрешено применить силу и, если придется, даже убить. Предводитель Кам жаждал свержения первого. Хотел ворваться в его покои, избить, а потом выволочить из каюты. «Твой век подошёл к концу, мразь. Когда я прилюдно вздерну тебя, у людей не будет сомнений в моей решимости и безграничной власти». Предводитель мятежников отмел любые сомнения и ускорил шаг. Кам шел в комнату управляющего в компании трех самых преданных ему людей. В отличие от остальных пособников, кравшихся в темноте, чтобы незамеченными настичь врасплох руководителей, вооруженный пистолетом Кам шел уверенно, стуча ботинками по стальному полу коридора Академика Трешникова.

Дверь в комнату Николая была заперта.

— Будьте осторожны, у него есть оружие, — прошипел он подельникам и трижды ударил кулаком по двери. Стук растворился в ночной тишине, повисла волнительная пауза. Каму показалось, что даже его наручные часы замедлили ход. Он сжал рукоять пистолета в мокрой ладони, зажмурился, напрягся. Ненависть разбавила волнение. Подождав ещё немного, он медленно занес руку, чтобы постучать ещё раз, но хруст механизма замка остановил его. Едва дверь приоткрылась и в проёме показался Николай, Кам с размаха ударил первого пистолетом. Не успев Николай рухнуть на пол, как предводитель и его свора ворвались в покои главного. Люди Кама взяли Федорова под руки и оттащили его к стене.

— Как же я долго этого ждал… — сказал Кам, присев на корточки рядом с первым, — Теперь ты меня услышишь…

— Не нужно было вот так, Кам… — Николай поднял голову и уставился на мятежника. Окровавленный лик главного не источал страха, — Неужели среди нашего общества нашлись идиоты, готовые поддержать твою бесславную выходку?

— Ты удивишься, когда узнаешь, сколько людей жаждут твоего свержения! Люди устали от твоей беспечности и снисходительности к новым выжившим, из-за чего мы потеряли невинное дитя. Твое правление закончено, но я хочу, чтобы ты заплатил по счетам. Твой звездный час ещё настанет, Федоров… — прорычал обезумевший, упоенный властью Кам.