На островах дракона

11

Как-то утром, следя за двумя драконами, я вижу, как они входят в крохотную рощицу посреди саванны и там пропадают. Подойдя поближе, замечаю две большие норы, прорытые в склоне невысокой горки. Открытие это переполняет меня радостью: наконец-то нам удалось обнаружить логово дракона, которое безуспешно пытались отыскать столько натуралистов.

Обе норы настолько глубоки, что туда свободно входит до конца длинный шест. Нужно заметить, что земля в этом месте рыхлая, а главное — не видно больших камней. Однако о внутреннем устройстве нор нельзя сказать ничего определенного, нельзя также узнать, сообщаются ли они между собой.

Нам везет: буквально в тот же день мы находим еще одно логово варана. Эта дыра находится в основании большой скалы, почти на вершине холма, возвышающегося над Лохо Буайя. Петер собирался было обследовать ее поподробнее, но хриплый свист из недр логова склоняет его к благоразумию. Никаких сомнений: логово занято и его обитатель явно не в духе!

Немного спустя я возвращаюсь к этому логову, на сей раз оно пусто и в него можно заглянуть внутрь при свете фонарика. За входом тянется горловина длиной сантиметров в двадцать пять, которая переходит в почти овальную пещеру около полутора метров в диаметре и сантиметров сорок пять в высоту. Потолок образует свод, из которого выступают острые края обломков скал, однако видно, что хозяин постарался как можно лучше уровнять пол и стены.

Кстати, два дня спустя после первого осмотра я замечаю, что варан предпринял новые работы по благоустройству: снаружи прибавилось земли и камней. Принимая во внимание размеры и форму «помещения», дракону явно приходилось ложиться на спину или по крайней мере на бок, чтобы скрести потолок.

Итак, совершенно очевидно, что драконы строят себе убежища, причем не случайные, а настоящие, с «жилыми комнатами», которые они сами устраивают и обставляют. Теперь мне важно узнать, сколько времени ящер проводит дома и когда. Для этого устанавливаю слежку за обнаруженными логовами. Чтобы дать ясную картину образа жизни изучаемого животного, лучше всего, пожалуй, привести резюме десятидневных наблюдений, имеющиеся у меня в блокноте:

22 июня. Являюсь в 15.30 и констатирую, что убежище пусто. Кладу у входа дохлую макаку и маскируюсь в засаде метрах в пятнадцати. В 18.10, хотя солнце зашло уже минут двадцать назад, варана еще нет, и я ухожу, воткнув несколько прутиков у отверстия логова.

23 июня. Пришел в 7.30. Макака наполовину съедена, а на соседнем камне сидит небольшой варанчик (1 м 20). Заметив меня, он медленно удаляется, но не в логово. Это явно не здешний жилец, который так и не вернулся со вчерашнего дня, о чем свидетельствуют оставшиеся прутики.

24 июня. Пришел в 7.45. Замечаю, что прутики раскиданы, а некоторые втянуты внутрь логова. Там вновь проводились работы по благоустройству, о чем свидетельствуют кучи камней и свежевыброшенной земли. Значит, дракон вернулся вчера после захода солнца, затем снова ушел до 7.45.

25 июня. В 8 час. прутики вновь опрокинуты и логово пусто. Я ставлю их на прежнее место и в 17.30 отмечаю, что они не тронуты.

26 июня. Прутики стоят утром и вечером.

27 июня. Придя в 9.45, нахожу прутики опрокинутыми, а дракона в убежище. Оттуда он вылезает лишь в 16.30, и я тут же узнаю в нем одного из тех самцов, что регулярно наведываются к нашим приманкам. Ставлю прутики на место.

28 июня. В 7.30 прутики раскиданы, но логово пусто.

28 июня — 1 июля. Все на своих местах. Варана не было три ночи подряд.

2 июля. В 7.45 прутики опрокинуты и логово пусто.

В общем отсюда явствует, что из десяти дней дракон не ночевал у себя один раз, затем два дня подряд провел ночь в логове, потом вновь отсутствовал, вернулся еще на две ночи, не был три и вернулся на четвертую. Итак, наблюдаемый мною варан не дал возможности установить какую-нибудь закономерность в посещении логова.

Чем объяснить это непостоянство? Ну, во-первых, вполне возможно, у этого дракона не одно логово. И потом, вопреки мнению ранее изучавших его исследователей, отнюдь не исключено, что комодский варан проводит ночь в поисках пищи или же просто отправляется за любовными утехами! Эта гипотеза, возможно, и верна, и пока мы здесь, надо постараться проверить ее.

Для удобства наблюдения за поведением варанов, живущих в Лохо Буайя, мне приходит мысль пометить их всех номерами белой масляной краской, так чтобы их можно было узнавать издали и спокойно следить за ними; идея сама по себе неплоха, и я не стыжусь гордиться ею, однако осуществить ее оказывается много сложнее, чем мы предполагали.

Прежде всего нужно отловить по очереди всех драконов, что непременно — мы уверены в этом — должно дать несколько неплохих эпизодов для картины. Но какую ловушку ставить? В отчете американской экспедиции, побывавшей на Комодо в 1926 году, я прочел, что они поймали двадцать семь варанов сетью, захлестывавшей зверя за шею. Однако это был не лов, а варварство: двадцать два дракона из двадцати семи оказались удушенными.

По моему мнению, лучше всего будет использовать клетку-ловушку типа тех, которыми лесные племена в Азии и Африке ловят тигров и пантер. Я припоминаю, кстати, что как раз видел в центре острова бамбуковую рощицу, откуда можно будет взять прекрасный материал для устройства ловушки. И вот несколько дней кряду мы таскаем из рощиц в Лохо Буайя охапки кольев, а среди них встречаются и такие, что достигают четырех метров. Затем приступаем к изготовлению самого «орудия лова» — клетки трех с половиной метров в длину, метра в ширину и столько же в высоту. Дверь делается наподобие гильотины, то есть держится на болтике, от которого отходит нейлоновая леска, соединенная с приманкой.

Клетка, куда вполне мог бы вместиться лев, готова, и мы устанавливаем ее напротив укрытия под любопытным взором старого варана. Приманкой кладем дохлую обезьяну — любимое лакомство наших будущих пленников.

Вновь тянется уже опостылевшее ожидание; чтобы как-то убить время, я пытаюсь одолеть свой учебник официального языка всех народностей Индонезии — «Бахаза Индонезия», происшедшего от древнемалайского. Вдруг Жорж похлопывает меня по плечу: приближается дракон, огромный и толстобрюхий. Мы тотчас же узнаем его: это тот самый, прозванный нами Обжорой. Надо заметить, что он нисколько не старается уберечь фигуру, и мы каждый раз поражаемся, какое количество мяса он успевает съесть. Из чистого любопытства я помечаю у себя в блокноте, что он съел за четыре дня:

1-й день. Здоровенная макака (не меньше четырех килограммов) и примерно три килограмма оленины.

2-й день. Оленья нога (минимум пять килограммов).

3-й день. Лопатка того же оленя, бок и внутренности (тоже не меньше пяти килограммов).

4-й день. Печенка, сердце и легкие оленя, не считая прочих кусков, в общей сложности три-четыре килограмма.

И так неделя за неделей. Ничего удивительного, если живот у него раздулся до того, что мы опасаемся за его здоровье. К счастью, после нашего отъезда ему придется надолго сесть на диету, так что, очевидно, он объедается в предвидении черных дней. Ведь, как это ни покажется забавным, до сих пор неизвестно, чем, собственно, питается комодский варан в остальное время, когда редкие экспедиции не балуют его щедрым столом.

Очевидно, в пищу идут олени, кабаны, обезьяны и прочие животные, населяющие остров, но самое интересное, как он поедает их — как падаль или сам охотится на них? Скорее всего, истина кроется где-то посредине. Ясно, что, когда варан находит трупы павших животных, его природа пресмыкающегося, то есть существа пассивного, довольствуется найденным. Но также совершенно ясно, что, когда представляется случай, он нападает на больных и раненых животных, да и на здоровых тоже. А такие случаи должны выпадать довольно часто: ведь варан невидим в высокой траве, и олень, пасущийся на лугу, или макака, гоняющаяся за насекомыми, рискуют угодить ему прямехонько в пасть. Так, голландец А. Хоогерверф, побывавший в 1953 году с тремя учеными на Риндже, рассказывает, как варан поймал обезьяну:

«Никто не видел, каким образом обезьяна попалась дракону. Это произошло незадолго до нашего появления. Внезапно внимание привлек пронзительный визг обезьяньего стада. Обезьяна… по-видимому очень сильная и еще полная жизни, торчала во рту убегавшего ящера. Наше присутствие и все попытки освободить жертву не смогли побудить дракона выпустить добычу. Несмотря на стоявших рядом людей, ящер пожирал обезьяну, хотя та, будучи уже наполовину проглоченной, явственно шевелилась. Прошло минут двадцать, прежде чем этот средних размеров ящер, около двух метров, проглотил обезьяну».

За время наблюдений на Риндже мне тоже случилось видеть, как однажды варан поймал и тут же проглотил крысу, а в другой раз разрывал гнездо сорных кур в поисках птенцов. Да и страх, охватывающий всех без исключения животных острова при виде дракона, доказывает, что он является их кровным врагом.

Но сейчас наш закадычный друг Обжора, зная, что мы призваны заботиться о нем, направляется в предвкушении накрытого стола своим неправдоподобным игрушечным шагом прямо к нашему укрытию. Путь ему преграждает образовавшееся в устье высохшей речки довольно глубокое болото; это> однако, нисколько не смущает его, он с ходу бросается туда и плывет с легкостью крокодила, поджав под себя лапы и с силой ударяя хвостом по воде.

Выйдя на противоположном берегу, он останавливается при виде громадной клетки, появившейся невесть откуда среди привычного ему пейзажа. После длительного раздумья, неожиданного со стороны этого животного, лишенного, казалось бы, психических способностей, он движется в обход этого странного предмета и тут замечает лежащую внутри жирную макаку. Конечно, тут же пытается достать ее, просунув морду сквозь прутья бамбука, но у него ничего не выходит. Тогда он взбирается на клетку, решив, что сверху будет легче войти, но тоже безуспешно. Наконец он решается и заходит в клетку; наступает самый напряженный момент, наши камеры журчат в унисон, чтобы не пропустить мгновения, когда дверь-гильотина упадет за добычей.

Но ничего не происходит. В голову чудовища внезапно закрадывается подозрение; этот алчный зверь ни с того ни с сего вдруг оставляет приманку и с беспокойством ворочается в тесной клетке. Несколько раз он просовывает морду сквозь. прутья, затем решительно поворачивает на 180 градусов и, к нашему громадному удивлению, выходит из ловушки.

Останавливается, с облегчением вдыхает воздух свободы и вдруг, привлеченный отверстием на уровне земли — амбразурой нашего укрытия, решительным шагом направляется к ней. Жорж неистово накручивает этот нежданный «визит», а я слежу за приближением зверя. Три метра, два, один, пятьдесят сантиметров, вот уже его огромная морда буквально въезжает в объектив. Еще один шаг (вараний) — и он в укрытии! Жорж бросает камеру и хватает ружье, но я машу перед носом ящера своей книжонкой, и тот, сбитый с толку непривычным предметом, щекочущим ему морду, останавливается, несколько секунд смотрит на нас, затем с презрением отворачивается и уходит, явно разочарованный оказанным приемом.

— Еще чуть-чуть, и я бы влепил ему пулю! — с облегчением вздыхает Жорж.

Хотя считается, что комодский дракон не нападает на человека, на его счету тем не менее несколько тяжелых случаев, в том числе и смертельных. Кто знает, очутись между нами, этот почти трехметровый «папаша» мог испугаться и пустить в ход свои челюсти с острыми, как пила, зубами, страшные когти, не говоря уже о хвосте, который некоторые авторы считают самым грозным его оружием, способным одним ударом перешибить ноги у лошади.

Товарищи следили за всей сценой из второго укрытия.

— Мы удивлялись, почему вы не выходите с другой стороны, — кричит Ги.

— Подумаешь! Зато где ты возьмешь такие сенсационные кадры? — обиженно отвечает Жорж.

И правда, момент был настолько удачно схвачен, что впоследствии многие профессионалы, просматривая фильм, спрашивали, как нам «удался этот трюк».

Наш излишне любопытный гость ушел, и вновь тянется нескончаемое ожидание. После полудня приходит второй дракон. Он меньше предыдущего, но все же в длину в нем будет добрых два метра семьдесят. Он тоже крутится вокруг клетки и, будучи потоньше первого, легко просовывает морду сквозь прутья и тянет к себе приманку. Чтобы заставить его выпустить обезьяну, мы выскакиваем из укрытий и бросаемся к нему с дикими воплями, которых он, конечно, не слышит. Однако он открывает рот, очевидно удивленный видом четырех сумасшедших, размахивающих руками, выпускает обезьяну и не торопясь, с большим достоинством удаляется прочь.

Мы кладем на место приманку, и, чтобы надоумить варанов проходить в дверь, сделанную, кстати, именно для этого, я предлагаю, вдохновленный примером мальчика-с-пальчика. сделать им «мясную дорогу»: положить от опушки зарослей до туши макаки через каждые полметра по кабаньей котлете.

Вскоре является наш успевший оправиться от волнения Обжора. Он нюхает первый кусок мяса, заглатывает его, видит перед носом второй, делает то же самое и так далее до самого входа в клетку. Там он на минуту останавливается, но все же решается войти и лакомой стезей добирается до обезьяны. Тут опять катастрофа: его вновь охватывает приступ клаустрофобии и он начинает беспокойно отыскивать выход из клетки.

— Опять за свое, — скрипит зубами мой сосед.

И верно, он уже идет к двери, но тут замечает рядом волосатое тело макаки — самого большого лакомства драконов. Он останавливается, возвращается, ощупывает обезьяну своим раздвоенным языком и, резко мотнув головой, хватает ее поперек. Хлоп! Дверь-гильотина падает. Ящер вздрагивает, оглядывается, но успокаивается и заглатывает макаку.

Покончив с блюдом, он желает выйти из клетки, но со всех сторон наталкивается на бамбуковые прутья. И тогда невозмутимое чудовище выходит из себя. Оно начинает ходить взад-вперед вдоль стенок, сует голову во все щели, пробует их расширить, но ловушка не поддается. Надо сказать, мы три дня подряд усердно укрепляли ее, чтобы она смогла выдержать самого крупного дракона. Однако наш пленник не знал об этом и, решив, что пора кончать баловаться, изо всей силы напирает на клетку и проходит сквозь наш шедевр крепости, как сквозь бумажный круг серсо!

Объективному свидетелю наши вытянутые физиономии вполне могли показаться комичными! А дракон, удивленный не меньше нашего легкостью, с какой он выпутался из западни, полной грудью вдыхает воздух свободы и решительным шагом идет к холму.

А мы так надеялись, что перед уходом он совершит нечто впечатляющее. Но Жорж доволен, как никогда:

— Вы видели, а? Потрясающе! Конец точь-в-точь как у Чарли в «Новых временах», когда тот бредет одинокий по дороге!