На пути к рассвету

10

Утро выдалось такое погожее, что казалось, лето вновь вернулось в Беломорье. Лучи солнца ласково пригревали уже местами пожухлую траву, быстро сушили широкие ступени крыльца, которые только что протёрла шваброй уборщица.

Андропов увидел тётю Дашу с конца улицы и порадовался, что он не первый пришёл в свой уютный деревянный, пусть тесный, домик. Ему всегда нравилось, как тётя Даша неторопливо переставляла на столах чернильницы, протирала косточки счётов в бухгалтерии, ловко шаркала шваброй.

В коридоре пахло вымытыми полами, свежий ветерок гулял в комнате инструкторов.

— Вы сегодня какой-то нарядный, Юра, — тётя Даша пристально оглядела Андропова, его отутюженные брюки, серый старенький пиджак, белую рубашку, до блеска начищенные чёрные туфли.

— Солнечное утро в Беломорске всегда праздник, тётя Даша, — весело сказал Андропов, приглаживая короткий ёжик волос, и мельком глянул в осколок разбитого зеркала, перед которым всегда охорашивались девочки-инструкторы. На висках седина, у глаз, у рта резче обозначились печальные морщинки.

Он вошёл в свою комнатку, сел за стол, посмотрел в окно. Улица была пустынной, лишь вдалеке, еле видимый, подпрыгивал на ухабах грузовик.

Андропов открыл сейф, перебрал стопку папок, выбрав из них две, одна совсем тоненькая, другая потолще. На первой, тоненькой, справа вверху стоял, как обычно, гриф «совершенно секретно», внизу посередине чётко его рукой было выведено: «Лисицина Анна Михайловна». Документов в папке лежало совсем немного: анкета, автобиография. «Семилетку окончила с Похвальной грамотой, восемь месяцев работала библиотекарем. Отозвана в распоряжение ЦК комсомола республики», — прочитал Андропов. Дальше шли: рекомендация Медвежьегорского райкома комсомола, куда входил посёлок Сегежа, заявление Лисициной с просьбой отправить её на фронт. Почерк строгий, чёткий, высокие буквы с небольшим наклоном влево. Здесь же в папке была подшита машинописная копия «Плана работы ЦК ЛКСМ К-ФССР по подготовке и созданию РК ЛКСМ и первичных комсомольских организаций на территории, временно занятой противником».

Андропов пробежал первый лист, быстро перевернул его, нашёл четвёртый раздел, стал читать:

Прочитав ещё раз этот раздел, Андропов подчеркнул карандашом фамилии. Да, он был прав, настояв на посылке Мелентьевой вместо Новожилова, тот вскоре пригодился в другом важном деле. Перекинув два листика, на третьем увидел абзац, дописанный своей рукой.

Далее шли страницы «Оперативного плана», легенда Лисициной.

Последним лежал его черновик.

Андропов перевернул последнюю страницу и увидел комсомольский билет Лисициной, который она отдала ему перед отправкой группы в Шелтозерье. Он поднёс билет близко к глазам, будто видел его в первый раз, стал вчитываться в каждое слово.

Расписалась Аня большими длинными буквами, тщательно выписывая каждую.

Солнышко весело светило в окно. Андропов распахнул створки, и свежий ветерок осторожно шевельнул листки, подшитые в папке. Замурзанным замшевым лоскутком Андропов тщательно вытер перо, достал чистый лист бумаги и медленно вывел: «Погибла при выполнении боевого задания 4 августа 1942 года».

Отодвинув от себя этот лист, он подпёр голову двумя руками, закрыл глаза и сидел так долго-долго, пока не услышал, что его кто-то окликает с улицы. Хитровато посмеиваясь, у окна стоял Власов, ровный пробор светился средь влажных, тщательно причёсанных волос.

— Какую думу думаешь, секретарь? Три раза окликал, а он даже не дрогнул.

— Можешь зайти на минутку, Иван Владимыч?

— Некогда, дорогой Могикан, сегодня у меня три совещания. Так что ещё увидимся, наговоримся. Что с Мелентьевой?

— В госпитале она, там, за Свирью. Воспаление лёгких. Спасибо Сычову, лекарства хорошие достал. Бредила два дня, так он своего часового у палаты посадил. Врачи обещают дней через десять поставить на ноги.

— Скорее бы увидеть, что там они раздобыли.

— Я тоже жду с нетерпением, Иван Владимирович. Сычов намекает — сведения дельные. А коли так, надо девушек наградить. Если ты не против, я поговорю с Куприяновым, с Куусиненым.

— Добро. Представлять к ордену надо, но давай всё же дождёмся Мелентьеву, получим её донесение, взвесим его со всех сторон.

Власов зашагал дальше по улице Северной к ЦК партии. Андропов глядел ему вслед и думал, что судьба щедра была к нему на хороших людей.

Во второй папке лежали документы Мелентьевой. Анкета одна, затем другая, специальная, на нескольких плотных листах. Взгляд Андропова задержался на автобиографии. Он невольно улыбнулся — школьный почерк, упрощенная конструкция фраз, слово «безвыездно» написала раздельно.

Внизу стояла чёткая разборчивая подпись и дата — 8.04.42 г.

Андропов вспомнил, как здесь, в этой комнатке, дал Марийке лист бумаги, и она, склонив набок голову и чуть высунув кончик языка, старательно писала свою биографию. Написала быстро, потому что нечего было писать — родилась, пошла в школу, приняли в комсомол, работала в госпитале. Биография только начиналась, так же, как и у Анны. И так же вдруг могла оборваться.

На небольшом листке с чернильным штампом слева была напечатана характеристика.

— По семейным обстоятельствам, — прошептал Андропов, и снова еле заметная улыбка проскользнула в уголке рта. Он вспомнил, как через два дня Мария уже сидела на его лекции по истории партии в классе спецшколы. Была она в гимнастёрке, коротко подстрижена, сидела не шелохнувшись, иногда быстро делала записи в тетради.

Отмечая её старательность, дисциплинированность, тягу к военному делу, умение сплотить вокруг себя товарищей, Андропов сразу же стал подумывать о том, как лучше использовать Мелентьеву после окончания короткого курса спецшколы. Поговорив с Фёдором Кузнецовым и услышав от него, что Мелентьева действительно девушка боевая, инициативная, окончательно утвердился в мысли — Мелентьеву можно рекомендовать секретарём Олонецкого подпольного райкома комсомола.

Переговорив с Марией и получив её согласие, Андропов заполнил особую справку для утверждения Мелентьевой в ЦК партии республики. Коротко изложив данные биографии, он дал своё заключение: «Тов. Мелентьева работала пионервожатой и секретарём первичной комсомольской организации. Владеет карельским, русским, финским языками. Имеет большое желание работать на комсомольской работе. Обладает смелым и решительным характером. Работая на фронте, в боевой обстановке показала себя смелой и энергичной».

Прошло совсем немного времени, и обстоятельства изменились. В Олонец было решено послать местную карелку, журналистку районной газеты «Колхозник» Анастасию Звездину.

Не называя фамилию Звездиной, Андропов сообщил об этом Марии, та огорчилась, но узнав, что ей вскоре будет предоставлена другая боевая работа, быстро успокоилась. Ему тогда так хотелось сказать, кто будет заброшен в Олонец, он знал, что Марийка и Настенька — давние знакомые, однако по законам конспирации пришлось воздержаться.

Жизнь подтвердила правильность его решения — с ценными сведениями возвращается Мелентьева, успешно действует Олонецкое подполье во главе с секретарём райкома партии Деляевым, его заместителем Звездиной и радисткой Филипповой.

Перекинув два листка, Андропов увидел копию списка, который он подавал Куприянову.

Далее следовал «Оперативный план» действий в Шелтозерском районе, легенда Мелентьевой.

В конце папки лежал комсомольский билет. Андропов раскрыл серую книжечку. «№ 17014334. Время вступления в ВЛКСМ — февраль 1939 года. Наименование организации, выдавшей билет, — Пряжинский РК ЛКСМ».

Андропов взял ручку, подвинул к себе лист бумаги.

Андропов решил поправить последнюю фразу, она ему чем-то не понравилась, потом, подумав, отложил ручку, глянул на часы и позвонил Станиславу Пашкевичу, которому недавно поручили заниматься организацией радиосвязи.

— Уже на посту? Мы тоже, — сказал Андропов. В соседних комнатах захлопали двери, закашлял Петров — второй секретарь, засмеялись в инструкторской девушки. — Хочу тебя, Стась, обрадовать — передатчик, который мы с тобой присмотрели в пароходстве, нам отдают. Правда, отдают без восторга, но я их уговорил, убедил, что передатчик этот им без надобности. Теперь второе — скоро поедешь в Москву за маленькими рациями для наших подпольщиков. Первый секретарь ЦК комсомола Михайлов вчера мне обещал посодействовать. Большое дело закрутим, будет у нас повседневная связь с нашими людьми. Хватит работать вслепую. И третье. Ты уж извини, Стась, что надоедаю каждый день, но у голодной курицы одно на уме — просо. Помоги мне, пожалуйста побыстрее поговорить с нашим другом Сычовым. Спасибо, буду ждать.

Андропов положил папки в сейф, достал оттуда свою походную планшетку, вынул из неё клеёнчатую тетрадь для заметок, быстро пробежал глазами записи, сделанные накануне вечером перед уходом домой.

Резко зазвонил телефон, Андропов схватил трубку.

— Да, да. Это снова я, товарищ Сычов. Как наша Марийка? Понятно, понятно. Температура нормальная? Радостная весть, спасибо! Передайте ей привет от всех нас. Ждём. Будем готовить самолёт. Наклёвывается оказия у Опрышко. Я с ним всё время в контакте. Спасибо ещё раз. Конец связи.

Андропов положил трубку, ласково поглядел на неё, встал, руки пошли по привычке разгонять складки гимнастёрки под ремнём, но, наткнувшись на пиджак, остановились. Стремительный, радостный, он вышел к инструкторам и, забыв поздороваться, громко сказал:

— Ребята, Маша Мелентьева поправляется, температуру сбили. На той неделе будет с нами!