На семи ветрах

Глава 24

Значит, про филиал дурдома ему не показалось! Даже легче стало. Чуйка его, получается, никуда не делась. И мозги варят.

Квадр решил остаться. Как не остаться там, куда так мечтал бы попасть Алат? Он, после этого, сможет всю жизнь ухмыляться в лицо этой самодовольной, архиаристократичной заднице. Тем более, что цену за будущий спектакль он уже заплатил.

Ланель увидел, что он принял правильное решение. Улыбнулся:

— Садись, мой новый друг, рядом с Эни. Вы с ней сегодня — звёзды. Никто за последнюю неделю не облажался так феерично, как вы двое. Начинай, моя девочка! Что случилось с тобой в последние дни важного?

Эни сцепила руки в замок. Кивнула, на севшего рядом Квадра:

— Я снова сорвалась. И едва не поджарила мозг. Вот ему.

Квадр отметил, что потерю репутации она не отнесла к важным для себя моментам. Окружающие сочувственно покачали головами. И уставились на него. Его очередь?.. В горле пересохло, но он пропихнул слова сквозь глотку:

— Ну, я тот, кому чуть не поджарили мозг.

Квадр замолчал, но следующие слова вырвались сами собой:

— Я получил по заслугам, на самом деле потому, что обидел и ранил женщину, которую люблю.

Он обливался по́том от своей смелости и ужаса. Все смотрят на него! Длилось это, правда, недолго. Заговорили другие, и взгляды обратились к ним. Очнулся полностью Квадр к тому моменту, как заговорил старичок Фарвель. Он расстроенно выпалил:

— Я понимаю, что мои шалости покажутся мелкими, по сравнению с большинством ваших! Но должен признаться, что я беззастенчиво издевался всю неделю над своим "основным" учеником. И эта посредственность даже не поняла, что происходит! Не терплю дураков!..

Ему от души посочувствовали. Леди Сель призналась, что тоже издевалась над лордами с Нижнего Севера, приехавшими на праздник Перелома Года. Сокрушалась, что не может заткнуться, когда видит их постные рожи!

Хельм порадовался, что боги ответили на его просьбу об ученике, кому он мог бы передать всё, что знает сам. Боги ответили и расщедрились. Дали двоих. И оба дормерцы! Старый воин был обескуражен. Лариди резонно заметил, что боги не ошибаются и значит, эти двое не только достойны, но и проживут достаточно долго, чтобы передать тайные знания следующим хранителям. Отметил, что всё правильно. Ламеталь, в скорости, будет самостоятельным и ему нужна собственная гвардия и возрождение знаний, погубленных захватчиками. Хельм согласился.

Капитан Ильвис признался, что влюблён. Ему ответили, со смешком, что новость устарела. Тогда капитан покраснел немного и выдал:

— Она позволила поцеловать себя…

Его поздравляли так, будто это победа. Странные эльфы!

Когда все высказались, заговорил снова Ланель:

— Сегодня, в честь новенького, мы пройдёмся по "главным" вопросам. Тем более, что давненько не касались их. Интересно, что изменилось? Итак! Какой самый большой ваш страх или страхи? Дормерец, начинай!

Это просто. Квадр выдохнул:

— Больше всего я боюсь, что Гарда не простит. И что я потеряю сына.

Следующим ответил Ланель:

— Раз Гарнар под защитой теперь, то этот мой страх замолчал пока. О втором моём страхе вы знаете. Я боюсь не дожить до того времени, когда мой внук вернётся к нам.

Что?! Квард взял себя в руки. И вовремя потому, что те самые тайны, за которые пожертвовал бы рукой Алат, сыпались как из рога изобилия. И не только фактические. Сидхе смело открывали собственные слабости. Красавчик Лариди, к примеру, признался, что больше всего боится, что так никогда и не встретит ту, что полюбит его. Кто бы мог подумать!

Ильвис, севшим голосом, рассказал что боится только того, что они с Идой не окажутся истинной парой. А значит, она не сможет прожить столько же, сколько её супруг. Что? Разве это возможно?!

Получается, да. Эльфа утешали. Шутили, что страх его изменился. Раньше он думал, что она и вовсе отвергнет его. Красавец трогательно улыбнулся:

— Не оттолкнёт. Она боится, конечно, но это воспитание и страхи прошлого.

Кто-то посоветовал ему разорвать всё прямо сейчас, раз он не уверен в парности. Пока не привязался намертво. Ильвис только покачал головой:

— Я люблю её и Дика. Остальное не имеет значения. Справлюсь.

Страх леди Сель слушали привычно. Наверное он был неизменен:

— Боюсь влюбиться и остаться голой и беззащитной перед кем-то. Не хочу!

Пастух, глядя Лариди в лицо, сказал, что не желает возвращаться на службу. Старик Фарвель признался, что боится умереть, так и не встретив "своего" ученика. Страхи других были так же разнообразны и экзотичны. Но, слушая их, Квадр пришёл к выводу, что корень у них один и тот же. Все они, эти эльфы, боятся уязвимости, зависимости от кого-то. И что этот кто-то будет беззастенчиво пользоваться и ломать так зависимое от него волшебное существо.

Полностью эту теорию подтвердила Эни. Она высказалась последней. Очень тихо:

— Вы знаете, чего я боюсь. Мужчин. И страх этот, после всего произошедшего не стал меньше. Хмм… Даже больше… Я не понимаю, что во всём этом такого? Зачем их всех так тянет ко мне? Разве не видно, что я пустая во всех смыслах? Или они не способны видеть ничего, кроме оболочки? Даже наши ребята?

Ответила ей леди Сель:

— Я, моя дорогая, похожа на тебя, но прожила подольше твоего. И скажу с ответственностью: ты не пуста. И я тоже. Всё, что есть в нас, заперто будто плотиной. Наверное, каждому кажется, что именно он сможет освободить нас… Беда в том, что нам это не нужно. Это плохо, конечно. Но мы слишком боимся. Так что, нет! Не пуста. И если ты будешь более храброй, чем я, то сможешь однажды разорвать порочный круг и стать счастливой.

Эни склонила голову. Не согласилась, не опровергла:

— Больше всего я боюсь того, что король Дормера поймёт насколько мне дорог его сын. Что это мой ребёнок, которого я ждала и любила. Поддерживала его мать. Что не просто так я подвернулась в качестве няньки. Я обманула его. Если он поймёт, то отомстит. Заберёт у меня Арви. Что с ним будет тогда?

Эни заплакала. Вместо стакана воды, ей подали бокал фрилла. Пока она тянула его, Ланель провозгласил:

— Ну, а теперь приятное. Желания и мечты!

Фарвель ответил первый:

— Ученик! Талантливый, порядочный, любящий магию и разумных. Тот, кому я смогу передать всё без страха, что он когда-нибудь обернёт знания во зло. Пусть он придёт. Остальное я получил уже или смирился с тем, что не получу никогда…

Концовка речи получилась пронзительно грустной и кто-то пошутил:

— А если она?

— Что?

Старик таращил уставшие глаза, как растерянная сова.

— Я говорю, а если девушка?

Огастас добродушно рассмеялся:

— Парень, девушка, ведьма, дормерец! Кто угодно! Вы знаете, что я не предвзят.

Теперь все смотрели на Квадра. Пусть Фарвель вырвался вперёд, но сегодня он — "гвоздь программы". Гвардеец откашлялся. Прикрыл глаза, чтобы не видеть окружающих. Это всё-таки личное:

— У меня глупая мечта. Детская. Я знаю, что так не бывает, но всё равно мечтаю… О мире. Чтобы не было смертей. Чтобы не умирали дети. Чтобы мой мальчик забыл, каково это, и был счастлив… А теперь я ещё мечтаю о любви. О Гарде… Но, только в том случае, если я, и правда, исцелюсь. Мы оба сильно покалечены. Раны на раны. Разве выйдет что-то доброе?

Ответила ему леди Сель. Так мягко, как он никогда не слышал ещё:

— Хорошо сказано: раны на раны. Но разве это не то, чем мы тут занимаемся? Только тот, кто ранен, будет беречь другого от лишней боли. Вам всего-то нужно начать говорить друг с другом откровенно. И вы придёте к этому. Конечно, — шутливо закончила она, — ведьма ещё хорошенько помучает тебя, пока простит!

Собрание согласно загомонило. Посыпались предположения, как именно будет издеваться ведающая над дормерцем. Но во всём этом сквозила некая печаль, встревоженность и недоумение. Дормерец мечтал о мире? Всегда? Он не лгал. Никто из них не мог лгать здесь. Молчать, да, но не лгать. Как мог тот, кто прославился на Перешейке, убивая сидхе, мечтать о мире?.. С другой стороны он ведь подобрал бездомного эльфёнка. Не подобрал даже, а не стал убивать его за покушение на себя…

Замолчали все. Думали. Ланель разбил печальную тишину:

— Думаю, каждый из нас мечтает о мире. И это хорошо… Тяжелее всех, наверное, приходится нашей Эни. Скажи-ка, дорогая, смогла ты хоть немного смягчиться по отношению к королю Дормера? Ведь вы сталкиваетесь постоянно. Быть может, нашла ты в нём что-то доброе?

Эни подняла глаза от бокала и коротко ответила:

— Нет.

От неё ждали продолжения. И она продолжила:

— Я ненавижу его так же люто, как сильно люблю его ребёнка. И даже мечтать о мести не имею права. Из-за Арви. Представить не могу, к чему это придёт…

Ланель философски заметил:

— Кто знает, к чему? Одно хорошо, что ты не можешь отомстить. Наделала бы глупостей. А так боги хранят тебя и нас… Забавно, что король Дормера не чувствует и не понимает того, что воспитывает его ребёнка враг. Единственный, кто равен ему по силам.

Эни нахмурилась. И Ланель закрыл тяжёлую тему. Тем более, что выхода пока не предвиделось. Заговорил о себе:

— О чём мечтаю я? Поверите ли? Я говорю, что хочу дожить, пока узнаю глаза Грая на детском лице. Но знаете, мне недостаточно этого. Я хочу растить мальчика снова. Любить его, учить. И убедиться в том, что хоть кто-то из моего рода может быть счастлив в любви.

А дальше эльфы удивили Квадра. Разные были у них желания и мечты. Но слишком часто звучало то, что они не желают любить. Не встретить кого-то для себя, пару, было главным желанием многих. По сути, желания были продолжением страхов. Никто не хотел уязвимости и зависимости. Даже Лариди мечтал о том, чтобы не пересечься с женщиной, предназначенной ему. Заметил печально:

— Не хочу. Я настолько искалечен, что вряд-ли способен на нормальные отношения. Я буду мучить её. Она страдать. И я буду чувствовать её боль, как свою. Двойное страдание? Увольте! Лучше уж, как есть.

Леди Сель не отставала. Пожелала, чтобы боги держали подальше дурака, который способен её по-настоящему полюбить. Усмехнулась цинично:

— Я прикончу его. Медленно и со вкусом. Не удержусь. А потом стану терзаться угрызениями совести.

Заметно было по этим желаниям, насколько говоривший близок или, наоборот, далёк от исцеления. И, если воины и некоторые другие, выглядели более или менее адекватными, то верхушка Гарнара была больна. Оно и понятно. Эти существа были теми, кто боролся против Дормера сотни лет. Их товарищи умерли в боях или под пытками. Эти выжили. Оказались невероятно стойкими, живучими, целеустремлёнными. Но и покалеченными. Они будто не вернулись из застенков Тайной Канцелярии, как Лариди и леди Сель, или с поля боя, как Ильвис и его товарищи.

Капитан гвардии, правда, менялся. Квадр понял это по лицам, слушающих. Он проговаривал не только страхи, но и мечты. Не те мечты, что были у Ланеля, об исправлении прошлого. Он хотел простого. Счастья. Того, что было недоступно для большинства из собравшихся. И на него смотрели с умилением.

Некоторые женщины заплакали. Язвительная Анастас тоже. И Квадр понимал их. Он и сам начал понимать, сколько сил и смелости нужно, чтобы выйти на свет из тени и позволить себе надежду. Тем страшнее было ему понять, как жестоко он подкосил эту надежду в Гарде. Приручил, заставил надеяться и мечтать, и сделал то же, что делали дормерцы с ней всю жизнь. Захотелось взвыть от боли. И он пообещал себе: каким бы смешным он не выглядел в глазах Гарды и других, он не отступит. Даже не из-за надежды, что она простит его, а просто ради искупления.

Пастух пожелал свободы. Лариди язвительно усмехнулся, и стало понятно, что свободы парню не видать. Хельм пожелал здоровья и счастья своим ученикам. А дормерцам, которых вынужден будет учить, пожелал совести, сноровки и чтобы никогда знания эльфов не попали в чужие руки.

Квадр тут же пообещал себе, что никогда. Ни он, ни Мар не сделают этого. Боги не ошиблись. Они столько ужасного сделали в жизни и так страдали от вины, что не будет стражей вернее, чем они. И, взглянув на спокойное лицо Старого Хельма, Квадр поневоле задумался. Что такого сделал в своё время эльф, что сам обладает подобной алмазной стойкостью?

Эни говорила одной из последних. Оттягивала момент, судя по всему. Она, как и все, наверное, ощущала общность, витавшую в воздухе. Чуть насмешливо подвела итог:

— Я такая же, как большинство. Исцеление моё, судя по всему, далеко. Да оно мне, наверное, и не нужно. Или нужно в той мере, чтобы стать хорошей матерью для Арви. В остальном, я как вы. Главное моё желание: никогда не встретить того, кто попытается разбудить меня.