Алексей расхохотался, откинув голову назад. Он смеялся искренне и заразительно, так, что даже мне захотелось улыбнуться, и я с усилием прикусила внутреннюю сторону щеки.
— Я что—то не так сказала? – спросила у него.
— Все так, все так, — выдохнул он. — Ты не подражаема. Но спешить мы не будем. Да, у меня осталось всего два дня командировки в вашем городе, но что такое два дня, когда впереди вечность?
Я только пожала плечами. Тема скорого расставания просто выносила мне мозг, растравливала сердце, но думать об этом я не могла. Мне нужно было наслаждаться тем, что происходит между нами здесь и сейчас. А сейчас и здесь между нами творилось настоящее волшебство, магия.
Он словно шутя снова коснулся на прощание моего носа указательным пальцем.
— До завтра. Все будет завтра. — Алексей подмигнул и пошел прочь своим уверенным шагом.
Я снова медленно и задумчиво поднималась по лестнице. И снова на втором этаже открылась дверь. Главная по подъезду – тетя Соня (как я узнала от Лизы), в очередной раз решила высказать свое драгоценное мнение.
— Все ходит и ходит, ууу, шалава. Домой мужиков не води!
Я даже не стала реагировать на ее злобные выпады. Мне хотелось ответить ей словами классика: «Вы уж простите мне мое счастье!», но не стала связываться. Хотелось сохранить то хрупкое, нестабильное, эфемерное состояние души и тела, которого не испытывала никогда. И которое мне подарил один – единственный человек на земле. Алексей ГрецкИх.
Лиза уже ждала меня на кухне с новостями с последнего свидания, как сводки с фронта. Узнав его фамилию, долго потешалась:
— Надо же! Грецких. Ну ты, Орехова, и попала!
Я тоже смеялась, смущалась, но больше ничего не рассказывала. Не хотелось бередить душу подружки, которая и без того постоянно расстраивалась по пустякам.
— Эх, жаль, что он командировочный! – сокрушалась она, укладываясь спать. – Мы бы его враз окрутили, женили. А так…
— А что — так? – хихикнула я. Слушать Лизины рассуждения о взаимоотношениях полов иногда было немного страшно, а иногда – потешно.
— А так – что. Поматросит и бросит, помяни мое слово. И недели не пройдет. Сделает свое дело и уедет. А ты тут будешь горевать, слезы в подушку лить. В одиночестве.
— Да не буду я слезы лить!
— Вот ты какая, а я думала. Ты одиночества испугаешься, — хмыкнула подруга. – Кстати, об этом. Через год я смогу, наконец, взять опеку над братишкой. Как думаешь, выгорит?
Мне же казалось, что вся жизнь, вся вселенная, все боги земные и не очень только и ждут того, чтобы мы попросили, чтобы исполнить любое наше желание. Любящее сердце слепо и глухо.
— Конечно выгорит, не сомневайся! – поддержала я ее.
— Тогда мы какое—то время поживем у тебя, ты не против? Мой сертификат же того…тю—тю…
И я обещала подумать.
— Лиз, а Лиз? – спустя пару часов спросила я в темноту.
— М?
— А как ты считаешь, он обо мне думает?
Лизка в ответ бросила в меня подушкой:
— Спи давай! Совсем голова поехала.