Дальше все произошло в считанные секунды. Тот самый Жук, который когда-то осматривал Тасю своими масляными глазами в кафе, тянул к ней свои потные руки, вдруг подпрыгнул и ударил меня в живот.
Я ждал чего-то такого, и тут же попытался отпрыгнуть, но сделать это так, как нужно, мне не удалось.
Позади на мою беду уже стояла его поддержка.
Кто-то ударил по ногам с обратной стороны железной палкой, добавил сбоку монтировкой. Я согнулся и сразу на спину прилетел удар деревянной биты.
Они били смачно, быстро, уверенно. В каждом движении чувствовался опыт.
Я даже не успел бы никак среагировать и подать голос.
Двадцать озлобленных парней, практически спортсменов, закаленных в уличных боях, и я один.
Они просто использовали меня как мясо.
Удары сыпались одновременно со всех сторон.
Я почувствовал, как во рту набухает влага с железным привкусом, - кровь от прокушенной губы, - через мгновение выплюнул кровавый сгусток на пол. И сгусток оказался выбитым зубом.
Вдруг все резко, как по чьему-то сигналу, остановилось.
Несмотря на то, что правый глаз начал набухать огромным синяком от чьего-то уверенного хука тяжелой рукой, я углядел прореху в их человеческом заборе из рук и ног.
Рванул вперед, свалил с ног одного, зацепил второго, ударил в живот третьего.
Все беззвучно, практически без эмоционально, грубо и просто, резко и нагло.
Размах удался, четвертому прилетело с правой руки в щеку, и я услышал сдавленные ругательства, верно оценив тяжесть своего удара.
— Ах ты, — пронеслось шепотком сдавленное ругательство.
Я рассвирепел, все внутри заклокотало, заклубилось, я почувствовал, что удалось вырваться из этого плена бесполезных ударов, смогу сам наподдать так, чтобы мало этим сосункам не показалось, и вдруг услышал, вернее, скорее интуитивно уловил, как рядом что-то зашкворчало.
— Ганджуба, сбоку! — будто сквозь толщу морской воды я услышал совсем рядом и тут же ощутил жуткую боль в правом боку.
По телу прокатился электрический импульс, отдался сиянием в глазах, руки и ноги тут же дернулись и на секунду словно омертвели.
Жуткая боль прострелила все тело, конечности онемели, и я бухнулся на асфальт практически со стоячего положения.
«Электрошокер!» - пробежало в голове черными буквами на красном фоне, олицетворяющем мое самочувствие в этот момент.
Такая же чернота и красная ярость, застилавшая глаза.
Короткий паралич. Недееспособность.
Я думал, что провалился в беспамятство, но это было не так.
— Где его сумка? Телефон? — раздался приказ совсем рядом с ухом и тут же по карманам зашарили наглые руки.
Дать отпор в таком состоянии я не мог, и только беспомощно щурился, пытаясь понять, где находится верх, а где – низ. Небо и земля сложились в одну линию, а я парил буквально посередине.
Через какое-то время — удар по щекам. Я замычал, хотя мне казалось, кричал во всю глотку.
— Тася просила с тобой поговорить, — присел на корточки прямо перед моим лицом Жук. — Она моя невеста, и с тобой у нее ничего быть не может, ясно?
— Пошел ты, — выплюнул я остатки кровяных сгустков со слюной на землю.
Он хмыкнул.
— Так-то у нас с ней свадьба завтра, она с тобой назло мне погуляла. Но ничего, мы поговорили, — в его глазах пронеслось что-то, совершенно не похожее на весь его облик пацана с района: какой-то намек на нежность, тоску, затаенную, глубинную страсть.
Но тут же, буквально в одну секунду сменилось тем, что было для него настоящим: чернотой, злостью, яростью. Они, как черви, пробирались из его прогнившего нутра.
И тут же осело застоявшимся безумием.
— Она очень, очень ласковая девочка, только что от нее. Ждала меня, пока выйду из изолятора, обрадовалась, отблагодарила качественно, от всей души, — в этом последнем предложении он пошло ухмыльнулся, и парни за спиной тут же заржали, но он оглянулся через плечо и ухмылочки стихли.
Мое тело содрогнулось, но не от того, что кто-то снова включил электрошокер, а от того, что сознание не смогло вынести мысли такого предательства.
Он, все также на корточках перед моим исполосованным в кашу лицом, под аккомпанемент моего мычания достал сотовый телефон, открыл его и показал несколько фото – вот он с Тасей на улице, вот – в каком-то помещении. А вот – совсем уже интимные, их лиц не видно, только части тел, но все недвусмысленно, все – напрямую.
Сам не понимаю как, но все это мне было видно настолько хорошо, будто я рассматриваю под лупой, вглядываюсь в каждый оттенок фотографии.
А может быть, от боли во мне пробудились какие-то рецепторы, и все стало видным и ясным.
— А вот и тебе сообщение пришло, — он поворачивает мне экраном мой собственный телефон. — Давай-ка прочтем. «Не пиши мне и не звони. Прощай». — Он хмыкнул, лицо исказила кривая улыбочка, но не затронула черных, как колодцы, глаз. — По-моему, все понятно.
— А? Дядя? — носком кроссовка кто-то снова больно бьет меня в бок.
Я только переворачиваюсь лицом в асфальт.
— Она сама сказала поговорить с тобой серьезно, Грецких, — слышу сверху, будто надгробную речь. — Сказала, чтоб ты не искал встречи, что вернулась ко мне. Но это ты и сам видел.
Я застонал.
И в ту же секунду на меня обрушивался шквал ударов.
Они били со всех сторон, не щадя, не думая, не присматриваясь.
Удары попадали везде: по носу, бокам, ногам, плечам.
Не оставалось ни одной части тела, где бы не жгло страшной, пульсирующей болью.
К ногам присоединились монтировки, я чувствовал их острые жала, когда холодный металл касался раскаленной кожи.
Еще раз, еще и еще.
Сколько это продолжалось, сказать было трудно, по мне – так вечность.
Но и вечности приходит конец.
Я провалился в беспамятство.