(не)случайный наследник для магната

Глава 39

Я застонала.

— Ты хочешь поговорить об том прямо в подъезде? Мне нужно домой.

— Ну так и иди домой, - вдруг жестко сказала она. — Отсюда.

От нехорошего предчувствия и под гнетом ее тяжелого взгляда мне стало не хорошо.

— Это что еще за новости?

Она вздохнула и сложила руки на груди, от чего халат примялся.

— Ну так что слышала, Тась.

— То есть ты не собираешься впускать меня в собственную квартиру? — осенило меня. От этой новости буквально все тело прострелило молнией.

— Уже не в твою собственную, — показательно лениво зевая, ответила она. Рукой нащупала ручку двери и приоткрыла ее.

Я сделал шаг вперед, прямо на нее, и Лиза снова захлопнула квартиру. От этого резкого щелчка Лешка проснулся и заозирался вокруг.

Только бы не расплакался! Под аккомпанемент крика ребенка было бы трудно решить, что делать, продолжить договариваться со своей подругой…хотя…с с подругой ли?

— Лиза! — я выдохнула, чтобы не сорваться на крик, а попытаться решить проблему мирным путем. — Ты не можешь выкинуть меня из собственной квартиры. Это просто не возможно!

Лиза оперлась спиной о стену и начала разглядывать лак на ногтях, всем своим видом демонстрируя, что этот вопрос не стоит и выеденного яйца.

— Ты подписала дарственную. Это теперь моя жилплощадь! – она бросила на меня яростный, торжествующий взгляд.

Я вздохнула. Если это шутка, то она очень, очень плохая! Лешик прижался сонным тельцем ко мне и я поняла, что мне нужно срочно его кормить, иначе начнется рев, который никак не остановишь, а теперь, зная о его проблемах с сердцем, я боялась, что лишние волнения, лишняя нагрузка может ему повредить.

— Да брось. Мы даже у нотариуса не были.

— А это и не нужно. За эти годы у меня появились знакомые, которые могут сделать такое, что тебе и не снилось.

— Например, отнять у матери-одиночки жилье? — горько усмехнулась я.

От этих слов Лиза еще больше вспылила. Казалось, что своей яростью она готова покрыть весь дом, окутать ею и задушить, не меньше.

Она выставила вперед тонкий указательный палец правой руки и угрожающе надвинулась на меня.

— Не смей! Не смей мне такого говорить! Я тоже почти мать-одиночка! — она явно имела в виду своего братишку, Пашу, но сейчас мне стало смешно – вторая реакция после негодования.

— Перестань! — поморщилась я, понимая, что это просто к сердцу подступает истерика. Липкая, противная, слишком яркая.

— Что ты можешь знать о нужде? — вдруг завелась она. — Тебе всегда все доставалось на блюдце с голубой каемкой!

Я округлила глаза. Лешка завозился, ему явно надоело сидеть на руках, и он гусеничкой попытался выскользнуть из рук. Я же перехватила его под пузиком и придержала, разглядывая Лизу во все глаза. Казалось, я совсем ее не знаю – передо мной стоял какой-то новый, совершенно незнакомый человек!

Агрессия, которая была направлена на меня, была мне незнакома – если мы и ругались, то всегда это происходило довольно тихо, можно даже сказать, интеллигентно. И, хоть мы и иногда жили вместе в моей квартире, когда она не могла приткнуться где-то со своим братом или одна, то всегда старалась вести себя прилично.

Но тут! Словно бешенного зверя выпустили наружу!

Мое сердце сжалось – я уже понимала, что случилось непоправимое. И может быть, все еще можно будет исправить, но вот этого – этих ниточек, что когда-то держали меня на плаву, когда я считала, что у меня есть какие-то близкие люди на этом свете, постепенно рвались, пропадали.

Сначала – несбыточные, далекие, прозрачные и призрачные нити связи с Алексеем Грецких, которые он сам разрубил так просто и легко. Да, пусть я не надеялась на то, что мы будем вместе, но мне казалось, что наше прошлое может служить гарантом хорошего отношения ко мне. Но, оказывается, нет.

И Лиза! Лиза, человек, ради которого я столько настрадалась, кому столько раз приходила на помощь во всех мелких и не очень делах. Та, кто был свидетелем моей жизни, счастливой и не очень, вдруг мало того, что отворачивается от меня, так еще и предает!

И ты, Брут?!

Мое сердце сжали тиски горя, еще немного, и я просто завою на весь подъезд от такой несправедливости, усталости, кошмара, который никак не могла вынести сама.

— Я опротестую все твои подложные документы, имей в виду, — шмыгнула я носом. Плакать нельзя ни при каких обстоятельствах! Стоит только одной слезинке скатиться из глаз, как тут же накроет бесконечная волна самобичевания, а в этом нет ничего хорошего, одни только расстройства, это я знала точно.

— Попробуй, — зло хмыкнула она.

Я попробовала обойти ее, чтобы все-таки войти в свою квартиру, - жить-то мне где-то было нужно, как она вдруг схватилась в мою руку своими ногтями и пребольно надавила.

— Куда прешь? — завизжала она.