Говорят, что в одну реку нельзя войти дважды. Я думаю, что люди, которые верят в это, сильно заблуждаются. Потому что я собиралась совершить ту же самую ошибку, что едва не совершила почти два года назад – последовать за Алексеем Грецких.
Невозможно хрупкой девушке противостоять танку, который едет на полном ходу, невозможно удержать БТР тонкой ниткой уговоров, и точно также невозможно было бы переубедить Алексея оставить мою маленькую семью в покое.
Лешка тормошил какую—то новую огромную машину, открывая и закрывая ее невероятно большие двери, в которые, думаю, при желании он мог бы залезть, и я, глядя на ее зеленый с оранжевыми вкраплениями пластик, думала, что Грецких так сильно наследил в моей квартире, что, наверное, будет лучше сделать так, как он говорит: пожить какое—то время в его доме, в другом городе.
— Алло, Тася?! Я уже бегу, бегу, не уезжай без меня! – Лизка буквально прохрипела в телефон, будто действительно бежала изо всех сил. Узнав, что я с сыном еду к Грецких на какое—то время, она сразу же сорвалась со своей деревни. Ехать оттуда часа два, не больше, но эта сумасшедшая каким—то образом управилась за час. Даже не знаю, на чем она там ехала – на высокоскоростном самолете, что ли, летела?
Моих вещей получилось немного, а вот Лешкиных…Почти две сумки: на всякий случай еда, смесь, теплая, легкая одежда, любимые игрушки, памперсы, и много, много всего. Но, кажется, я все равно что—то забыла – такое чувство всегда бывает, когда собираешься впопыхах, практически бездумно, витая мыслями совсем в другом месте. Я все никак не могла осознать тот факт, что Грецких был в моей квартире, занимался моим сыном и вот теперь снова с изяществом викинга—завоевателя решает увезти меня к себе.
Вернее, не меня…
Хорошо понимаю, что я –то ему как раз и не нужна: все его мысли о маленьком Лешике, о его крови, о том, правда или нет, что Алексей Алексеевич на самом деле имеет право носить то отчество, которое я ему вписала в свидетельство о рождении.
— Эй, Тась! – шепчет подруга из коридора. У нас так принято: с порога – всегда шепотом, потому что если будет малейший шум, то сын может сразу проснуться, а уложить его спать – это испытание не для слабонервных.
— Я тут, все в порядке, можешь говорить нормально! Мы не спим!
Лизка, едва стянув сапоги в коридоре, тут же вошла в комнату.
— Вижу, уговорила этого мамонта – тетю Соню – оставлять коляску на первом этаже, чтобы не таскаться с ней на пятый! – хмыкнула она, стягивая пальто.
— Да это не я…
— А, Грецких твой, наверное! Ну, мужик. Молодец, передай ему мое уважение! – она смеется, но тяжеловато: видно было, что спешила, и до сих пор не может отойти от гонки.
— Лиз, я рада, что ты приехала. Мне так важна твоя поддержка… — удержавшись от того, чтобы не броситься ее обнимать, говорю немного скомкано.
— Алексей этот твой, магнат чертов, мне позвонил, сказал, что ты в больнице.
— Да не мой, ну что ты…— кошусь в сторону малыша, как будто он может что—то понять из этого нашего разговора.
— Твой – не твой, а ты в больнице, Лешич на попечении какого—то мужика, как я могла оставаться в стороне? Конечно же, сразу же приехала.
Только я открыла рот, чтобы спросить: когда позвонил Грецких Лизе: вчера или сегодня? Чтобы понять – она в результате добралась до города слишком быстро, или слишком медленно, как Лиза тут же достает из сумки файл с бумагами.
— Таськ, у меня к тебе есть одно небольшое дело. Очень помощь нужна. Ты же знаешь, Пашка в этом году в школу идет, и чтобы его устроить, нужно, чтобы он был прописан в доме рядом. Я вроде как все сделала, осталось только несколько документов, давай сейчас быстренько подпишем, чтобы наверняка.
— Какие документы, Лизк? – сейчас моя голова вообще ничего не соображает – только что паспорт хотела положить в холодильник, как вовремя очнулась.
— Да простые, не переживай, я уже все посмотрела, все будет тип—топ. Вот тут и тут поставь свою закорючку, — разыскав в сумке ручку, тут же сунула мне ее в ладонь и этой своей поспешностью немного ошарашила. Все происходило слишком быстро, чересчур на бегу, я не любила, когда все происходит так шустро, а сегодня весь день был вверх тормашками.
Начавшись в восемь утра, когда я после обхода врача собрала свои пожитки, и, пользуясь тем, что на посту медсестер была пересменка, прошмыгнула в коридор, а оттуда – на улицу. Продолжая твердым решением Грецких увезти нас с Лешкой из дома на то время, какое ему понадобится до выяснения обстоятельств и принятия решения что делать с нами дальше. И заканчивая всклокоченным Лизкиным взглядом, которым она буквально царапала мою кожу, чтобы я поторопилась с подписанием документов.
— Дай хоть почитаю, Лиз, — устало попросила, ощущая, что силы в ногах совсем нет, снова откуда—то начали подступать пропавшие на время черные мошки, которые все кружили перед глазами.
— Так не успеешь вещи собрать, чего рассиживать. — Лиза, получив подписанные бумаги, тут же свернула их в трубочку, и засунула в свою огромную сумку— баул. – Давай помогу, наверняка что—нибудь упустила. Куртку Лешке теплую взяла? С мехом?
— Да зачем с мехом, Лиз, она же зимняя. Мы едем—то, надеюсь, не больше, чем на неделю. А в это время будет тепло.
— Ой, да зачем на неделю. Погостите подольше.
— Лиз, я тебя не узнаю, — сложила руки на груди. – Хочешь сплавить меня?
— Милая моя, — она как обычно потрепала меня по голове. – В твоем положении я бы уже не выбирала. Мужик, на двух ногах, с двумя руками, конкретный, деловой, да еще и богатый. Хватать надо его и арканить.
— Если бы все было так просто…
— И наплевать, женат – не женат, Таськ. Ну какое тебе дело? Сейчас уже не то время, чтобы нос воротить. На своей шкуре уже ощутила все прелести голодного существования.
Я отвернулась. Не хотела этого слышать, едва удержалась, чтобы руки не закрыть ушами. Вся эта сермяжная правда колола сознание, была неприятна, и уж точно была не про меня.
— Ой, это не у тебя телефон звонит? – и правда, на кухонном столе яростно вибрировал сотовый телефон. — Приехал за вами, наверное уже. Давай помогу спустить сумки.