Не спи! Вслед за темным даром

23.

— Вот ведь жуть! — бурчал гробовщик, осматривая запястье Дика. — У вас охотников даже кровь другая! Неужто, и верно говорят, ведьма вас изнутри выжигает?

— Бредни, — Идэн заставил себя дернуть край губ в сторону, изображая усмешку. — Показать?

— Уволь, — отмахнулся покойницкий мастер. — Еще не хватало. Так зачем он себя? Ведь и так помирал уже?

— Это проклятье, — пояснил охотник. — Дик оставил знак. Проверь.

— А чего тут проверять? — удивился гробовщик. — Уже носом чую. С часа не прошло, а гнилью тянет. Жара, оно, конечно, да. Но не так же быстро. Порча она и есть. Видал уже.

— Жестянщик Жан и портной Гай, — за него назвал охотник имена. — Хочу знать, как это действует.

— А вот и нет, — возразил мастер, исследуя тело. — Там другая порча была. Там медленно. Она их грызла будто изнутри. А тут… Будто молнией ударила. Смотри.

Он разрезал рубаху на груди Дика. На уровне сердца виднелось огромное темное пятно. Еще один верный знак темной магии.

— И на пальцах, — гробовщик чуть приподнял руку трупа. — Как обгорелые. На тех такого не было.

— А следы такие были? — Идэн указал на пятно у сердца.

— Повсюду, — закивал мастер. — Будто сгнили и внутри и снаружи. Жуткое дело. Этот другой.

— Таких не было? — снова спросил охотник.

— И не надо, — отмахнулся угрюмо гробовщик. — Как хоронить его?

— Держи, — рыцарь протянул горсть монет. — Место хорошее найди, и все по правилам сделай.

— Не беспокойся, — уже совсем другим, миролюбивым и сочувственным тоном, отозвался мастер. — Все будет в лучшем виде. Ты только сам рядом с ним не ложись. Я о тебе наслышан. Только на тебя теперь и надежда. Мне их без этой проклятой ведьмы работы хватает. О!

Он посмотрел мимо охотника, на дверь, откуда слышались торопливые шаги. Гилл буквально влетел в комнату и застыл, глядя на Идэна.

— Живой, — констатировал он с облегчением. — Тогда чего тут?

И только сейчас кузнец заметил труп на столе у мастера. Плечи Гилла опустились, на лице появилось скорбное и в тоже время какое-то обреченное выражение.

— Даже так…

Подойдя ближе, он сочувственно похлопал охотника по плечу.

— Зачем пришел?

Идэн загнал свои страхи в самую глубь сознания. Он не мог откинуть их, не мог с ними смириться. Зато заставил себя разозлиться. И это помогало восстановить самоконтроль.

— Сиротская мать, — пояснил Гилл. — Так же, как Жан.

— Идем, — охотник развернулся и поспешил прочь, не сомневаясь, что кузнец пойдет следом.

Стефан ждал их во дворе. Сидел на лавочке, уже привычно, чуть жмурился на солнце, как усталый кот. Иден остановился поблагодарить старейшину. Глава общины только посмотрел обреченно на кузнеца и махнул рукой, отпуская их прочь.

Охотник шел за своим приятелем детства дальше по все тем же знакомым кривым улочкам. Сиротской матерью в мастеровых кварталах называли женщину, которая брала на воспитание детей, чьи родители погибли или умерли от болезней. Ее дом стоял на самой границе города, почти прилепленный к Стене, дальше тех мест, где жили каменщики и лесорубы.

Это было большое хозяйство, массивный двухэтажный дом, с широкой крытой верандой, сараем и коровником. Еще сиротская мать держала птицу и козу. Идэн в детстве боялся ее берлоги. Почему-то пристанище сирот казалось ему страшным, где дети растут под суровым надзором, несчастные и нелюбимые. Но однажды отец взял его сюда с собой. Тогда мальчику было уже одиннадцать.

Мастеровые люди помогали сиротской матери. Забота о детях здесь была важна. Многие приносили хлеб и другие продукты, помогали в хозяйстве. У отца Идэна денег было немного, он приходил работать руками. Тогда, в тот раз, Идэн увидел дом сирот изнутри. Чистый, просторный, явно сытой. Живущие здесь дети оказались опрятны, веселы и дружны. Они держались вместе, играли, и, как сказал отец, даже учили грамоту. Да и сама сиротская мать оказалась другой. Дородная, высокая, но с какой-то плавностью движений и улыбкой в глазах. Она была из тех женщин, для которых просто не существовало в мире чужих детей.

Теперь ее нет. Кузнец привел охотника в тот же двор. И снова казалось, за годы здесь ничего не изменилось. Высокие клены у входа и кусты шиповника. Цветы под окнами, все та же веранда и чистый опрятный двор. Только теперь это все выглядело странно тихим, будто дымкой подернулось скорбью.

— Она там, — указал Гилл на окна комнаты справа от входа.

— Кто нашел? — проходя внутрь дома, спросил рыцарь.

— Ее родная дочь.

Идэн обернулся на своего провожатого, вопросительно поднял брови.

— Ты не знал? — чуть удивился кузнец, и тут же спохватился. — Хотя… откуда тебе. Да, Сальма. Она на пару лет старше тебя. Просто ты и не видел ее наверняка. Тихая и работящая. Помогала матери. Всегда. Последние годы Мадина болела, ей уже было тяжело за всем смотреть.

— Сколько сейчас детей? — задал охотник следующий вопрос, а сам снова отправился в комнату покойницы.

— Не знаю, — немного безразлично откликнулся Гилл. — Я просто привозил инструмент, иногда что-то правил здесь. Детей при этом лучше держать дальше.

Идэн вошел в помещение. Комнату заливал солнечный свет из широкого окна. Труп женщины лежал на кровати. Сейчас Мадина выглядела глубокой старухой. Тело ее располнело за годы еще больше, а вот голова будто усохла. Редкие седые волосы неопрятно свисали вдоль сморщенного пожелтевшего лица.

— Это она такой только сейчас стала, — вдруг произнес глубокий женский голос.

Охотник даже не сразу заметил фигурку в углу комнаты. Молодая женщина сидела там, опираясь спиной о стену, сцепив руки и не спуская глаз с тела на кровати. Сальма. В ее чертах что-то напоминало охотнику сиротскую мать былого времени.

— Как это началось? — он старался говорить мягче.

— Мама вчера вернулась после обеда, — стала рассказывать девушка, утирая щеки, по которым еще катились слезы горя. — Есть не стала, сказала, неможется ей. Прошла к себе. Я зашла к вечеру, она лежала. Кашлять начала почему-то. Я предлагала позвать Верину или Умилу. Она сказала, наутро посмотрим. Сегодня пришла, а она…

Сальма закрыла лицо руками и разрыдалась.

— Сегодня Мадина стала такой и уже еле дышала, — закончил за нее угрюмо Гилл. — Верина здесь с рассвета. Она позвала меня, когда все закончилось.

— Веди, — распорядился Идэн.

Повидать целительницу он хотел по многим причинам.

Верина выглядела молодой. Чуть больше двадцати. Гибкая, красивая, женственная. По спине красивым каскадом спадали иссиня черные прямые волосы, лицо казалось удивительно спокойным даже с какой-то торжественностью. Целительница была с детьми. Шесть сирот жили в этом доме сейчас. Четыре девочки, из которых одна уже почти совсем взрослая, ровесница Лии, две крохи лет пяти и последняя девочка, самая скромная и пугливая, выглядела лет на десять. Два мальчика, чем-то неуловимо похожие, серьезные, уже почти юноши, лет четырнадцати. Верина, похоже, вела урок, обучая детей грамоте.

Завидев на пороге охотника и кузнеца, она что-то ласково сказала детям, вышла в коридор.

— Порча, — сразу коротко оповестила она Идэна.

— Где поговорить можно? — в ответ спросил он.

Женщина провела их на веранду.

— Беспокойный день и печальный, — сказала Верина грустно, усаживаясь напротив мужчин на скамью за широким столом.

Видимо, в теплые дни здесь на веранде обедали и ужинали все жильцы этого дома.

— Что можешь сказать о магии? — спросил охотник.

— Здесь знаков нет, — серьезно предупредила целительница. — Даже молоко скисло лишь утром. Она принесла проклятье с собой. Мадину поймали где-то в городе.

— Как ты узнала про знаки? — нахмурившись, стал уточнять Идэн.

— Я многое видела и слышала, пока была в обители, — пояснила женщина. — Когда сама проходила испытания, и пока меня обучали пользоваться даром. Из-за того, что случилось с нами пятнадцать лет назад.

Рыцарь удивился и насторожился.

— Ты знаешь меня? — осторожно стал выяснять он.

Верина чуть улыбнулась, почему-то немного застенчиво.

— Понимаю, ты не можешь помнить, — заметила она.

— Он другой, — сказал Гилл.

Целительница заинтересованно уставилась на Идэна.

— Покажи сначала свой дар, — распорядился охотник.

Женщина удивилась, но пожала плечами и кивнула. Она чуть подумала, а потом просто вытянула вперед руку, повернув ее ладонью вверх. Верина чуть сощурила глаза, как недовольная кошка, прикусила нижнюю губу. Смотрела на свою же ладонь. И вдруг над пальцами из пустоты возник крохотный огонек пламени. В воздухе запахло клевером.

— Достаточно, — решил Идэн. — Я не потерял душу и воспоминания. В памяти не сохранилась только та ночь.

— Только в детстве я и не знала тебя, — пояснила целительница. — Дом моих родных был третьим от колодца. Отец умер, когда мне исполнилось только шесть. Мать растила меня одна. И в ту ночь ведьма убила ее, а меня забрала с собой.

Она чуть помолчала, видимо, еще переживая давнюю горечь потери, а потом продолжила.

— Как и ты, сама я помню о той ночи мало. Вспышка, крик, мама упала на пол и не поднимается. Меня хватают чужие руки. Почему-то мне запомнилось, что от нее веяло холодом. Помню какие-то слова непонятные. И все. Дальше пустота. Но люди рассказали. Ведьма заколдовала меня. Я стала, как кукла. Шла за ней, без своей воли. Когда же она оказалась в твоем дворе, то просто оставила меня там. Меня нашли лежащей на земле без сознания, когда пришли позже, после ее смерти.

— Не знаю, видел ли я тебя в ту ночь, — признал Идэн. — И точно не играл с тобой в детстве.

— Я на три года младше тебя, — заметила Верина. — Ты даже не обратил бы на меня внимания. До той ночи. Да и сложись все иначе, мы бы не встретились. Ведь я попала сюда. А потом, когда Мадина заметила проявление дара, меня увезли в обитель. На испытания.

— Тебе было слишком мало лет для этого, — сказал охотник.

Женщина снова чуть пожала плечами.

— Выбора не было, — продолжила она в том же спокойном тоне. — Я была слишком близко от места смерти ведьмы. И у меня был дар. Ты понимаешь, что это значит.

Идэн только кивнул.

— Зато я не понимаю, — заявил Гилл недовольно. — Причем тут она? Еще совсем ребенок! Как она могла быть связана с ведьмой?

— Это непросто, — ответил ему рыцарь. — В момент гибели ведьмы происходит сразу несколько вещей. Умирая, она проклинает своего убийцу. И это не слова или магическое действие. Это просто ее сила, которая вырывается на волю из тела, со всем накопленным злом. Все это ударяет в того, кто смог убить. Но есть и еще кое-что. Что должно быть после. Зло уходит в проклятье. А дар убитой ведьмы, он обрел свободу и должен найти себе новое пристанище. Хотя бы уйти в землю. Но если рядом есть кто-то, в ком есть предрасположенность к магии, дар перейдет к этому человеку.

— Экзекуторы должны были убедиться, что этого не случилось, — дополнила Верина. — У них не было выбора. Потому что иначе зло осталось бы во мне. И многие снова расстались бы с жизнями.

— А нет знаков или примет? — спросил Гилл. — Ну, узнать, что дар ушел в землю?

— Это только миф, — пояснил охотник. — Говорят, что на месте смерти ведьмы растут самые сочные травы или самые крупные цветы. Или стоят самые крепкие деревья. Сказки. Орден нужен и для того, чтобы видеть смерть зла и удостовериться, что оно не распространится дальше.

— Там в ту ночь была еще Умила, — подсказала Верина. — Мы обе прошли это. И вернулись сюда же. Мы любили Мадину.

Для Идэна в ее словах было слишком много важного. Но сейчас не было времени обдумать это. Он должен был спросить и о другом.

— Куда ходила Мадина?

— Искать Хлою, — женщина тут же беспокойно нахмурилась. — Девочке девять лет. Пропала вчера утром. Я говорила, что этот ребенок исчез так же, как остальные. Снова ведьма. Мадина не хотела верить. Она слишком привязана к детям.

— У Хлои начал проявляться дар, — Идэн уже не спрашивал, он утверждал.

— Я готова была ее учить, — кивнула Верина. — И тогда были следы. На окне. Пятно зла.

— В этот раз не дохла скотина? — задал он последний вопрос.

— У соседки, — на этот раз отозвался кузнец. — Сам уже понял, что это связано. Спросил, прежде чем идти за тобой.

— Спасибо, — Идэн поднялся из-за стола.

Ему больше нечего было тут делать. Он вообще чувствовал себя непривычно взволнованным, несколько даже растерянным. А еще им владела какая-то суета, желание двигаться, действовать, что-то изменить. Вот только что? Он ведь даже еще не смог заставить себя полностью осознать всего. Да и смерть Дика угнетала. Рыцарь чувствовал вину перед товарищем. Что не смог уберечь, что отпустил одного…

— Ты куда? — Гилл отправился за ним. — Тебе мало? Ты остался один!

— И что? — сухо отозвался охотник. — Я все равно должен ее поймать.

— Но как? — кузнец встал посреди дороги, мешая Идэну. — Она охотится за вами. Зачем рисковать, если убить ее можешь лишь ты. И что ты знаешь о ней? Как справишься?

— Я знаю больше, чем достаточно, — заверил его охотник. — Смогу найти.

— Сначала выживи сам! — заспорил Гилл с каким-то отчаянием. — Идэн! Это наш город. Понимаешь? Наши дети и наши люди. Не тебе одному это надо! И…да что, в конце концов, делать, если она найдет тебя раньше, чем ты ее!

Охотник думал. В словах Гилла была истина. Он не был так самоуверен, понимал, что ведьма сможет поймать его, как Дика или других рыцарей. И тогда… Останется только Ройс. Который не сможет убить злобную тварь. Сколько еще людей тогда умрет в городе?

— Надо найти место, где нас не услышат, — решился Идэн.

— Наше место, — тут же охотно предложил кузнец и сам отправился впереди рыцаря к знакомому тупику у стены, где когда-то они устраивали свои детские поединки.