Неожиданное осложнение

Глава 10

Мы с Люком подъезжаем к «Домам для всех душ». Я опоздала на четыре часа, поэтому точно знаю, какая встреча меня ждет.

Сегодня я особенно бодра. Несмотря на драму прошлой ночи, мы с Люком провели чудесное утро, делая то, чем обычно не занимаемся. Все это было частью плана по организации сбора денег прошлой ночью. Было потрясающе видеть сегодня утром, как все задуманное увенчалось успехом.

— Кто-то выглядит злым, — говорит Люк с водительского сиденья.

Мы оба поворачиваемся Адаму, который сверлит нас взглядом. Он стоит снаружи на грязной лужайке центрального дома. Его тяжелый взгляд можно почувствовать даже через толстое лобовое стекло.

— Уверен, что не хочешь остаться и помочь? — спрашиваю я Люка.

— Возможно, в следующие выходные. Прямо сейчас, я, пожалуй, буду держаться как можно дальше... от этого, — он неловко машет Адаму, который не отвечает взаимностью. — Удачи, — присвистывает Люк сквозь зубы.

— Мне она понадобится, — говорю я, хватая сумку, пока выбираюсь из машины.

— Где ты была? — набрасывается Адам еще даже до того, как дверь закрывается. — Я был у тебя в девять утра.

— А я уехала в семь, — машу Люку, когда он отъезжает. Поворачиваюсь к Адаму и вижу его позу крутого парня, с грязными джинсами, ботинками и скрещенными на футболке цвета глины руками. Копаюсь в сумке и протягиваю ему конверт.

— Я писала тебе, что опаздываю.

— И я ответил, что это неприемлемо, — упрекает он, беря у меня конверт. Заглядывает внутрь. — Что это?

— Деньги, которые мы собрали на Ночи Строителей в баре.

Его брови поднимаются.

— Ночь строителей?

— Да, прошлой ночью, когда ты обвинял меня, в трех грехах - любовь к вечеринкам, притворство и флирт - у нас была благотворительная ночь для «Дома для всех душ». И мы заработали приличную сумму.

Он в недоумении смотрит на конверт.

— Это все ты заработала?

— Только треть. Утром я купила игрушки для детей Фрамеров. В четверг я поговорила с их мамой, и она пригласила меня на обед. Нам нужно убедиться, что у Луизы Фрамер есть первоклассная печь, потому что эта женщина может готовить. О, и мы остановились у приюта, чтобы занести детям Микгуса ваучер в аквапарк. Я рассказала парку их историю, и они внесли свою долю, выписав бесплатные билеты на оставшуюся часть сезона.

— Ты принесла им подарки? — спрашивает он, явно ошарашенный.

— Да, чтобы поддержать их.

— И билеты в аквапарк?

— И ириски, — добавляю я, кладя руку в сумку и предъявляя банку. — Я сделала немного и для тебя тоже.

Он поднимает брови и заглядывает внутрь банки, глядя на ярко-оранжевые конфеты.

— Это ты сделала? — закрывая банку, смотрит на меня. Солнце светит ему в глаза, поэтому он щурится. — По поводу прошлой ночи...

Я иду к Тоби и протягиваю ему ириски.

— Я и тебе немного сделала. Итак, какой у нас на сегодня план?

Тоби и Адам обмениваются взглядами. Понятно, что они не привыкли к тому, что я так легко поддаюсь. Я стою и жду своего задания. Поскольку они мне ничего не поручают, я выбираю сама.

Обращаясь к Тоби, я говорю:

— Сегодня я хочу использовать электроинструменты, — мои руки на бедрах, подбородок поднят в воздух.

Глаза Тоби округляются в замешательстве.

— Ты когда-нибудь раньше ими пользовалась?

— Она брала уроки в старшей школе, и теперь думает, она - Джоанна Гейнс, — говорит Адам позади меня.

С резким взглядом я поправляю его:

— Чип использует электроинструменты. У Джоанны идеальный вкус, когда дело касается дизайна и обшивки досками, — затем обращаюсь к Тоби: — У вас здесь есть круговая пила?

Тоби выглядит сомневающимся.

— Предпочитаю, чтоб ты продолжала заниматься шпаклевкой. Не хочу, чтоб ты поранилась.

Я ахаю. Глаза округляются.

Прежде чем у меня появляется шанс объяснить ему, что я более чем способна как женщина, использовать электроинструменты и что я за выходные собрала целый город для котенка без помощи мужчины, рука Адама ложится мне на талию и тянет меня назад.

— Пошли, тигр. Хочешь что-нибудь построить? Мы построим, — говорит он, дергая мое тело.

— Да, именно, — говорю я в воздух, обращаясь к Тоби, хотя на самом деле ни с кем не спорю.

Моя рука опускается на внушительно предплечье Адама, когда он поворачивает меня и заставляет идти перед ним к только что построенному дому и обратно к тому месту, где есть циркулярная пила и куча деревянных брусков сечением два на четыре дюйма

Здесь тихо. И пусто. Интересно, захочет ли он снова поговорить о прошлой ночи. Часть меня хочет этого, а другая часть меня...

— Когда-нибудь использовала одну из них раньше? — спрашивает он, протягивая мне пару защитных очков.

— Ты про очки для плавания? Думаю, могу справиться с этим, — саркастически отвечаю я, хотя знаю, что он имел в виду настольную пилу. Увидев, что он не удивлен моим ответом, я добавляю:

— Правда, это было давно, — беру у него очки, надеваю их, а затем начинаю вытягивать волосы из-под ремня.

Он скрещивает руки на груди.

— Что ты делаешь?

— Я не знаю. Что я делаю? — руки проходятся по волосам, чтобы убедиться, что ни единой прядки не летает вокруг.

— Это строительная площадка. Не клуб. Не служба знакомств, — тон раздражающе похож на тон прошлой ночи.

Я глубоко дышу и думаю о том, что сегодня большой день. Наклоняю голову в его сторону.

— Тебе когда-нибудь в голову приходило, что женщины хотят выглядеть хорошо для себя, а не для мужчин?

Он опускает руки, обходит пилу, подходя к выключателю, который лежит на земле.

— Хочешь сказать, что не была бы счастлива поиграть там в игру «Тупой и еще тупее»? — вставляет ее в ближайший удлинитель.

Я оглядываюсь назад на Тима и Гэри, которые спорят о том, как занести в дом кусок гипсокартона.

— По крайней мере, они хотят, чтобы я был рядом.

Вытирает руки о джинсы.

— Ага, они хотят, чтобы ты была в порядке, — говорит он. Затем включает пилу.

Я прям-таки вижу, как у меня на лице расползается улыбка.

— Ой, Адам, ты что, ревнуешь?

Он перестает делать то, что делал, и смотрит на меня с самым серьезным выражением лица.

— Нет.

А теперь чувствую, как моя улыбка исчезает. Похоже, он сегодня весь день собирается быть угрюмым.

Подхожу к нему и смотрю вниз на пилу.

— Окей. Хочешь показать мне, что делать, или я должна просто попробовать?

— Теперь уже не так уверена, когда машина работает?

— Конечно, я уверена. Я просто дохожу до центра дерева и отрезаю.

Он кладет руки мне на бедра и отодвигает меня.

— Нет, если ты не хочешь начать смешивать напитки с протезом. Встань здесь, — показывает мне на место в стороне от лезвия.

Подходит и берет доску с земли. Кладет ее на стол, вытаскивает из заднего кармана карандаш и листок бумаги. Сделав пометку, он пишет на бумаге, а затем кладет карандаш за ухо.

— А это зачем? — спрашиваю я.

— Я сделал заметки, когда вчера конструировал шкаф для первого этажа. Стало слишком темно, чтобы закончить, — он кладет бумагу в карман. Затем кладет дерево на пилу и настраивает параметры.

— Иди сюда, — он тянет меня поближе, — стой сбоку от лезвия при резке. Видишь этот кусок здесь? — он указывает на прозрачную панель на пиле, на которую опирается доска. — Это называется забором. Держи древесину крепко, чтобы избежать отдачи.

Он подходит ко мне, и мое тело каменеет. Опираясь на меня, он кладет мою левую руку на ручку пилы, его рука поверх моей. Он начинает говорить о том, почему важно держать доску прямо и упоминает что-то о расщеплении, но все, о чем я могу думать, это то, что его рука идеально гладкая, но в то же время покрыта мозолями. Она теплая, мягкая и сильная, но когда он скользит по моей руке, я чувствую грубые участки на его ладони.

— Поняла? — спрашивает он.

Мой мозг поражает запах его туалетной воды.

Сглатываю и киваю.

Он включает лезвие, и металл начинает быстро вращаться. Он опускает наши руки, когда мы направляем клинок по дереву. Вырез сделан. Он выключает пилу.

— Мы должны сделать еще три, — Адам кладет деревянный брус рядом с домом и берет еще один. Его ноги останавливаются, когда он на мгновение замирает. Затем добавляет:

— Я собираюсь показать тебе еще разок, а потом можешь делать все сама.

Соглашаюсь и слушаю его. На этот раз он позволяет мне корректировать измерения и прикладывать их к линейке станка.

Он снова подходит ко мне, еще ближе. Его твердая грудь прижимается к моей спине, и, когда я слегка наклоняюсь, чтобы придержать доску, я мягко прижимаюсь к его паху. Он не двигается, и я не пытаюсь его отодвинуть.

Включаю пилу и позволяю ему вести мою руку вниз, как и раньше. Вырез готов через считанные секунды. Как только он сделан, Адам уходит и берет с собой свежеотрезанный кусок.

Я просто стою там.

Все еще.

Он возвращается с третьим куском и передает его мне.

— Хорошо, теперь ты. Давай резать.

Я делаю все возможное, чтобы не отрезать себе пальцы. Когда все доски порезаны, мы берем их в дом и заканчиваем собирать шкаф.

Адам стоит на коленях на полу, заколачивая в дерево последний гвоздь.

— Эй, Лия.

Я вздрагиваю от звука своего имени, практически роняя молоток. Это Рик.

— Тоби сказал, что ты хотела поработать с электроинструментом. Мы собираемся установить медные трубы для системы отопления. Если хочешь использовать паяльную лампу, твоя очередь.

У меня руки чешутся, так мне хочется попробовать паяльную лампу. Я действительно хочу попробовать, но знаю, что все это приведет к спору, а я здесь, чтобы работать. Не для удовольствия.

— Нет, спасибо. Я закончу все здесь, — поворачиваюсь к шкафу.

— Все нормально, — говорит Адам.

Смотрю вниз. Он сидит на корточках внизу, крепкие бедра виднеются из-под джинсов.

— Иди.

Мои глаза расширяются от удивления. Он по доброй воле отпускает меня, чтобы я не была рядом? И сделать что-то, что мне будет интересно?

— Да все нормально. Это часть моих ста часов. Я здесь не ради веселья.

— На самом деле, именно для этого, — он прислоняется локтем к бедру. — Это не должно быть похоже на работу. Цель волонтерства - помогать другим. Так что, иди, подожги что-нибудь. Просто не сжигай все место, — этот последний кусочек фразы он произносит с бессознательной ухмылкой.

Сжимаю губы и киваю.

Я почти выхожу из дома, когда оборачиваюсь и смотрю на Адама.

— Спасибо, — говорю я.

Меня вознаграждают понимающим кивком.

Отчищая краску на переднем портике почти законченного дома, я напеваю про себя и наслаждаюсь небольшой передышкой, которую мы получаем, когда солнце начинает садиться.

Здесь ощущается такое умиротворение.

Обычно, в это время я ищу, чем бы еще заняться. Куда я могу пойти сегодня вечером? Какие мероприятия у нас в баре? У кого вечеринка? Тем не менее, вот я, маленькая мисс Благодетель, отчищающая краску.

Не собираюсь лгать. Мне это нравится. Это странно освежает, просто требуется время, чтобы побыть одной. Если я не работаю, я с родителями, Люком или Эммой. Или я со своими подругами. Конечно, это тоже работа. Но это... другое.

Возможно, мне стоит заняться живописью или рисованием или чем-то в этом роде. Кого я обманываю? Я никогда этого не сделаю. Моя жизнь вращается вокруг вечеринок. Если я потеряю это, я потеряю свою сущность. А моя сущность довольно эффектная.

Работа с паяльной лампой сегодня была самой классной. Я была более напугана, чем думала, когда должна была зажечь ее. Но когда Рик позволил ей загореться, у меня в руках словно появилась огромная сила. Сила для создания. Сила для сооружения. Это было потрясающе.

Некоторые из других девушек, которые добровольно помогали сегодня в рамках своей женской благотворительной организации, присоединились к нам. Мы по очереди приваривали медные трубы для сантехники. На это ушло несколько часов, и когда все было сделано, мы дали друг другу пять. Нет ничего более повышающего самооценку, чем женщины, которые могут сделать все, что угодно.

Когда мы с Риком вернулись к кулеру, чтобы взять воды, я заметила знакомое лицо, почти с одобрением поглядывающее на работу, которую я проделала.

Взгляд, которым смотрел на меня Адам, почти напоминал тот, которым он смотрел на меня, когда мне было шестнадцать. Тогда, когда мы проводили время вместе по собственному выбору. Тогда, когда я думала, что у него начали появляться ко мне чувства.

— Ты когда-нибудь задумывался над тем, как это было, если бы за тобой везде следовали камеры? — спросила я Адама стоя на асфальте подъездной дорожки его родителей.

Он отбросил мяч назад, чтобы я могла сделать еще один бросок со своей позиции.

Его правая бровь поднялась, когда он ответил с легким смешком.

— Нет. Зачем?

— «Эд из телевизора», — я сделала бросок, напрягая запястья и локти, как он меня учил.

Когда мяч вошел в корзину, посмотрела на него из-за плеча. Его бровь все еще была вопросительно приподнята.

— Мэтью Макконахи? — мои руки и голова были вытянуты в раздражении.

Адам водил мяч перед собой, на лице появилась улыбка.

— Ты действительно повернута на этом парне.

— А что в нем может не нравится? Сексуальный акцент. Убийственное тело. Вьющиеся золотистые волосы. И, конечно, эти голубые глаза, — я была уверена, что вздохнула.

— Не могу спорить о голубоглазиках. Я тоже любитель таких, — небрежно сказал Адам, делая бросок в корзину.

Он забил «чисто». И набрал очко. А я покраснела.

Потом отбросил мяч обратно ко мне.

— Какой твой любимый фильм с ним?

— «Как отделаться от парня за десять дней», — пробормотала я, мысленно готовясь к броску. Ноги на ширину плеч, носочки кроссовок смотрят на кольцо...

— А как насчет «Киллер Джо»? Грязный полицейский в ковбойской шляпе и солнцезащитных очках? Парень - чистое зло. Он должен быть в твоей первой десятке.

Я перестала вести мяч и выпрямилась.

— Ты сказал, что не смотрел фильмы с Макконахи.

Он пожал плечами.

— Сделал маленькое исследование.

— И?

— Нормальный он, — Адам рванул вперед и вырвал мяч из моих рук, отправляя его в сетку и делая прямое попадание.

Прилив чего-то яркого прошелся по моей коже и устремился к голове и сердцу. Виной тому гормоны шестнадцатилетней, но иногда, когда я была с ним, даже если он не обязательно делал что-нибудь интересное, мое сердце учащенно билось, и я должна была успокоиться. Было нечто такое, что касалось его.

— Итак, есть планы на выходные? — спросила я.

— Поход.

— Тебе нравится спать на земле? — я вздрогнула. Мысли о сне с насекомыми, ползающими по мне, было достаточно, чтобы успокоить мое быстро бьющееся сердце.

С широкой, белозубой улыбкой Адам ответил:

— Каждые выходные. Кемпинг, походы, водные лыжи, разведение костра и поджаривание зефира. Как только земля оттаивает, я там. Это лучшее чувство в мире.

Взгляд в его глазах был полон честности, страсти к жизни на свежем воздухе. Казалось, он обретал покой в палаточном городке.

— Никогда не пробовала. Не думаю, что я из тех девушек, которые любят жить без удобств.

— Не, тебе бы понравилось. Я возьму тебя. Обещаю, это будут лучшие выходные в твоей жизни, — он подмигнул мне. — Эй, это от тебя кокосом пахнет?

— Это мой парфюм.

— Ты вкусно пахнешь.

И снова сердце быстро застучало. Трепет пробежал прямо к кончикам моих пальцев. Трепет, которого не должно было быть.

Я помчалась к нему и вырвала мяч у него из рук. Вместо того чтобы сделать бросок, я побежала, умоляя его преследовать меня.

Он так и сделал.

Адам преследовал меня по подъездной дорожке, смеялся и улыбался, охотясь за мной. Я наклонялась и уворачивалась, чтобы уйти, но в середине пути ему удалось обнять меня, заставляя нас ходить в тандеме – я держалась за мяч, он держался за меня.

Мы зашли в тупик. Он сильно прижимался ко мне, его худощавое тело впечаталось в мои мягкие округлости. Его хватка усилилась, но он больше не пытался взять мяч.

Моя грудь поднялась тяжело и быстро. Его голова упала мне на шею, я ощутила горячее дыхание на коже. Я закрыла глаза, и все, что я могла делать, это чувствовать. Чувствовать Адама, сжимающего меня. Чувствовать, как его сердце бьется мне в спину. Ощущать странное чувство желания, которое у меня было, когда я была рядом с ним.

Я не могла пошевелиться, потому что не хотела, чтобы он отпускал меня.

— Лия? — его губы прижались к моей шее.

— А? — слово вышло еле слышно

— Что происходит между нами?

Несмотря на то, что в горле пересохло, я сглотнула.

— Не знаю.

— Я хочу развернуть тебя, но если сделаю так, то поцелую тебя, и пути назад не будет.

Его рука сжала меня крепче. А мое тело все таяло.

— Тогда не разворачивай меня, — я молила Бога, чтобы он этого не сделал.

— Потому что ты не хочешь, чтоб я поцеловал тебя?

— Потому что хочу.

Рот Адама коснулся моей шеи. Крошечный поцелуй на коже чуть ниже моего уха. Кусочек ласки, от которой мое тело задрожало.

— Почему ты позволяешь ему относиться к себе так, как он это делает? Почему ты ждёшь его, когда я здесь? — выдохнул он.

Почему я ждала Брэда? Потому что я была верной. Потому что, хотя я лишь узнавала, что такое любовь, я знала, что, когда дал кому-то обещание, ты должен сдержать его.

— Привет, детки, — послышался голос Брэда позади нас.

Адам вытащил мяч из моих рук и повёл его к корзине. Он подобрал мяч, а затем подошел к Брэду, притворяясь, что момента, который мы разделили, не было.

Они двое разговаривали минуту, и когда мои ноги, наконец, смогли двигаться, я подошла к ним.

— Привет, — Брэд осторожно посмотрел на меня.

Я подумала, это было из-за того, что он был свидетелем момента между Адамом и мной, но, скорее всего, это было потому, что я не разговаривала с ним всю неделю.

— Привет, — сказала я, глядя на его правый глаз.

В уголке глаза было покраснение, словно у него лопнул сосуд.

— Я надеялся, что мы успеем в кино? — спросил он.

— Ты говорил, что сегодня не можешь гулять.

— Я чувствую себя хорошо, — Брэд посмотрел на свой телефон. Его черные волосы были идеально уложены. — Думал, позависать сегодня со своей девушкой, — он обнял меня и попытался притянуть ближе.

Адам просто водил мяч перед нами. Я кивнула и придвинулась к Брэду.

— Только никаких фильмов с Макконахи, окей? — сказал Брэд, когда мы подошли к его машине.

Это была последняя ночь, которую я провела с Брэдом. Если бы я была мудрее, то увидела бы, что его поведение было странным, что он похудел. Я так легко согласилась пойти с ним, потому что мы уже несколько недель не были на свидании. Новые друзья, с которыми он встречался, были для меня загадкой, но я никогда не спрашивала об этом. Я никогда не задумывалась о них. Я была слишком занята, проводя время и играя в баскетбол с другим парнем с каштановыми волосами и чёрными глазами.

На этой же неделе Брэд умер.

И после этого все изменилось.

Сьюзен говорит, что я должна поговорить о Брэде. Действительно поговорить о том, что произошло. Я удивлена, что даже разрешаю себе путешествовать по переулку памяти с воспоминаниями о баскетболе с Адамом. Чтобы пойти дальше, признать самые болезненные воспоминания.

Делаю глубокий вдох и возвращаюсь к работе.

Нанося краску аккуратными мазками, я делаю все возможное, чтобы переднее крыльцо выглядело как можно лучше для ветерана войны, который скоро назовет это место домом.

Когда на колоннах появляется первый слой краски, я пытаюсь добраться до козырька, но не могу дотянуться до него. Поднимаясь на стремянку, я вытягиваюсь, насколько могу, но в дальнем углу все еще есть одно пустое место. Пытаюсь подпрыгнуть, чтобы дотянуться до него, но лестница шатается, и я задерживаю дыхание, пока не понимаю, что не упаду.

— Дайка мне, — глубокий голос Адама слышен за моей спиной.

— Да, спасибо, — спускаюсь с лестницы и вручаю ему банку и кисточкой, наши пальцы едва соприкасаются. Я смотрю в другую сторону.

Адам поднимается и с легкостью покрывает краской пустое пятно. Несмотря на долгий день, он пахнет восхитительно. Как туалетная вода и мыло, смешанные с потом от тяжелой работы - так, как должен пахнуть настоящий мужчина.

— Хочешь остаться и нанести ещё слой, или хочешь уйти отсюда? — спрашивает он, поворачиваясь ко мне.

— Я хотела бы остаться, — говорю я.

На его лице появляется улыбка.

Хватаю чистую кисточку из соседнего ведра, окунаю ее в краску и начинаю наносить второй слой. Я приседаю и работаю над нижней частью. Адам отходит от лестницы и движется к пространству рядом со мной, работая над участками наверху. Мое плечо в нескольких дюймах от его колена, моя голова в непосредственной близости от его бедра. То, что я считала тихим опытом, теперь превратилось в гудящий момент неудобной тишины.

Остаюсь сидеть на корточках как можно дольше, но на моей кисти уже нет краски. Я поднимаюсь, как раз собираясь пойти, взять краску, но Адам подаёт мне банку. Я погружаю в неё кисть и возвращаюсь вниз.

Мне снова нужна краска, но в этот раз, до того, как я поднимаюсь, Адам опускает руку ко мне, и краска оказывается в пределах досягаемости. Взгляд на его лице - случайное понимание. Я благодарно киваю и возвращаюсь к работе.

Так мы и работаем. Два человека, в тишине красящих переднюю веранду, которые все же общаются друг с другом с помощью легких движений рук, кивков и взглядов.

Он работает наверху, я внизу. Садящееся солнце отбрасывает слабый оранжевый оттенок на белую краску.

Когда нижняя часть готова, я двигаюсь выше. Адам опускается ниже. Когда я тянусь, чтобы достать до нового места, мое плечо задевает его. Он не отодвигается. Когда он поворачивается, чтобы заняться дверью, его спина касается меня. Я не отступаю.

Я скольжу выше, он опускается ниже.

Я скольжу влево, он двигается на право.

Мы танцуем по кругу.

Забавно пытаться дистанцироваться от кого-то, когда находитесь в ограниченном пространстве, чем дальше вы отходите друг от друга, тем ближе становитесь.

Плечом к плечу. Кисть к кисти. Та же стена, тот же уровень, одно и то же место.

Когда последний участок готов, я оценивающе смотрю на крыльцо, и радуюсь прогрессу, которого мы достигли за сегодня. Вскоре Монтгомери смогут переехать. Чертовски приятные ощущения.

Посмотрев наверх, на участок над входной дверью, под карнизом крыши, я замечаю, что там есть необработанный участок. Для меня он был слишком высоко. Его должен был покрасить Адам.

Чем дольше я смотрю на него, тем больше понимаю, что это не грубый участок. Это резное дерево, и на нем надпись.

Я поднимаюсь на цыпочки и прищуриваюсь, чтобы прочитать надпись.

Для сердца, находящего утешение в моментах, взлелеянных прикосновением руки.

Слова звучат знакомо. Стихотворение? Песня? Я отступаю и кусаю губу, пытаясь вспомнить, где раньше слышала эти слова. Нет, не слышала. Я видела эти слова раньше. Давным-давно, написанные в блокноте. Слова, написанные тем, кого я когда-то любила.

Оборачиваюсь и смотрю на Адама.

— Это слова Брэда, — говорю я.

Он посылает мне полуулыбку и смотрит вверх на дерево.

— Не знал, запомнила ли ты.

— Запомнила? Он был прекрасным писателем. Хотя никогда никому не позволял читать свои стихи.

— Кроме тебя, — говорит Адам. — Тебе он позволял читать их.

Мой взгляд слегка затуманивается. Брэд держал блокнот в своей комнате, в котором записывал свои чувства. Он был творческим человеком в то время, тогда как я не могла оценить, насколько особенным был его талант.

— Почему эта цитата здесь? — спрашиваю я, указывая на дерево.

— На каждом доме есть строчки его стихов. Завтра, когда краска подсохнет, я пройдусь по буквам более темной краской.

— На этих трёх домах написаны слова Брэда?

— Да, — говорит Адам, — и на каждом доме, когда-либо построенном «Домами для всех душ».

Наклоняю голову в сторону.

— Сколько их?

— Двадцать восемь.

Я шокировано открываю рот.

— Хочешь сказать, что есть двадцать восемь домов с его цитатами? Одна и та же цитата или разные?

— Все разные, — Адам засовывает руки в карманы и кивает головой. — Пойдем, я покажу тебе две других, которые здесь.

Он спускается вниз по лестнице, пока я все ещё изумленно моргаю. Добравшись до нижней части лестницы, Адам оглядывается на меня, спрашивая глазами, иду ли я.

Я спускаюсь по ступенькам, и, когда добираюсь до него, мы идём бок о бок ко второму дому.

Не бойтесь неизвестности завтрашнего дня, когда радостно можете прожить сегодняшний день.

Громко выдыхаю. Я помню, когда он написал это.

— У твоего отца был рак. Все были опустошены. Кроме твоего отца, — я рассмеялась от странного воспоминания.

— У него был этот баннер, который гласил: «Я говорю раку отвалить. Посигналь, если любишь холодное пиво».

Это была самая странная вещь, но она сработала. Каждый день можно было услышать машины, проезжающие перед их домом. И каждый гудок заставлял мистера Рейнгольда улыбнуться.

— Брэд сказал, что твой отец был самым храбрым человеком, которого он когда-либо знал. Он написал эту цитату в эссе для школы. Получил A-плюс, — широко улыбаюсь, и когда смотрю на Адама, вижу, что он не разделяет мою радость.

Я продолжаю:

— У Мэтью Макконахи есть одно высказывание: «Я буду продолжать двигаться дальше и позволю моей душе летать. Даже если это лишь на один день». Оно напоминает мне о твоём папе. Напоминает мне о Брэде. И о тебе, — взволнованно взмахиваю руками, — Почему ты так на меня смотришь?

— Как?

— Словно я говорю что-то не так, — скрещиваю руки перед собой. — Ты смотришь на меня так, словно каждое слово из моих уст - самая глупая вещь, которую ты вообще слышал.

Его брови поднимаются.

— Я так смотрю?

— Да.

— Но я так не думаю, — просто говорит он.

— В самом деле? Потому что твои действия говорят об обратном, — повышаю голос в конце.

— Это совершенно не то, что я думаю.

Смотрю в сторону и вожу туда-сюда ногой.

— Ладно, ну а что ты думаешь?

— Думаю, что эти вечера на моей подъездной дорожке, одни из лучших воспоминаний за всю мою жизнь.

Моя рука пробегает по ключице, когда я слышу его признание. Я кусаю губу, удивляясь, как два человека, которые были настолько близки, превратились в эмоциональных незнакомцев, которыми мы являемся сегодня.

— В течение многих лет я наблюдала, как ты входил в бар и неодобрительно качал головой, — говорю я, глядя на деревянные доски пола. — Я знаю, когда ты выгибаешь брови, это означает, что ты думаешь самое худшее о человеке, на которого смотришь. Знаю, что когда ты раздражен, ты сжимаешь кулаки и крепко держишь их по бокам. Знаю, что когда злишься, то тянешь за концы своих волос. Я знаю это, потому что именно так ты ведешь себя рядом со мной.

Делаю вдох. Эти слова вылетели из ниоткуда. Я не была готова к тому, что произнесу их.

Адам проводит рукой по волосам и смотрит на поле. Теперь он стоит спиной ко мне, кладет обе руки на перила, склоняя голову.

— Я был более озабочен помощью тебе, и не увидел очевидные признаки того, что у Брэда были проблемы. Я знал, что он связался с неправильными людьми, но... — он делает паузу, звуча почти испуганно. — Я был его лучшим другом. Я знал, что он проводит слишком много времени в одиночестве. Он прекратил писать, перестал зависать со своими друзьями и игнорировал свою девушку. Он перестал жить.

— Все случилось так быстро...

— Я проигнорировал знаки, потому что меня больше беспокоили... — его грудь поднимается вверх и вниз, глаза смотрят на меня с мольбой, — другие вещи. — Слова вылетают так быстро, что я почти не замечаю их.

Кладу руку поверх его. Знаю, я не должна этого делать, но мне это необходимо. И я думаю, ему тоже необходимо это прикосновение.

Медленно, его глаза путешествуют от земли, на которую он смотрит, вверх, пока не встречаются с моими. Его взгляд затуманиваемся. Глаза словно стекло, и все, что я вижу в них, это мое отражение.

— Ты ничего не мог сделать. Никто из нас ничего не смог бы сделать. Мы были молоды. Мы не так уж много знали о наркотиках. Не знали о признаках. Никто не знал. Особенно не ты, — я крепче сжимаю его руку, давая понять, что я здесь для него. С этого момента я так хочу.

На самом деле. По-настоящему. Такими, какими мы были.

— Почему ты не уехал в колледж, как планировал? Что изменилось? — спрашиваю я.

Адам смотрит на наши руки. Я держу его руку, но он не держит мою. Он отодвигает ее, а затем делает глубокий вдох. Отступив назад, оглядывается на дом, потом на поле, а затем смотрит снова на меня.

— Когда тело Брэда опустили в землю, я не мог перестать смотреть на его маму. Не мог перестать задаваться вопросом, сколько еще матерей хоронили своих детей. Я хотел изменить ситуацию. Быть архитектором? Проектировать здания? Это не смогло бы удержать детей от гибели. А вот преследование такого куска дерьма, как Нико Мартинес, это важно.

Обвожу взглядом землю, на которой строятся дома.

— А это? Эти дома? Это зачем?

— Это способ сохранить его память.

Волна ностальгии проникает в мое сердце. Воспоминание о Брэде со мной на крыльце, качающемся с блокнотом в руке, его нежный голос читает строки, которые он написал.

Ибо, когда заканчивается день, и вечер становится неприветливым, может быть там, в глубокой темноте ночи, найдётся дом для всех душ, где можно обрести покой.

Все, что сделал Адам с момента смерти Брэда, было в память о нем. Его карьера, образ жизни, время, которое он тратит на строительство домов. Он не монстр, каким я думала, что он стал. Он святой.

Он ангел, а я – нет.

Семь лет игнорирования друг друга. Семь лет его бессердечного отношения ко мне, моих выходок, которые, как я знала, сводили его с ума. Семь лет потрачены впустую, и все лишь потому что я просто не понимала его.

Я делаю несколько шагов к нему, но останавливаюсь, чтобы не подойти слишком близко. Быть рядом с ним не то, что мне нужно.

— Адам, — его имя звучит как шепот. Мои слова застревают в горле. — Я больше не хочу ненавидеть друг друга.

Когда я смотрю на него, эти стеклянные глаза сияют надеждой и тоской, потребностью и отрицанием, все вместе. Я была потеряна в мальчике, которым он когда-то был, а теперь передо мной поразительный мужчина, который очень зол на мир по правильным причинам.

— Так давай и не будем, — говорит он таким низким голосом, что я рада, что стою достаточно близко, чтобы слышать. — И для справки. Я никогда не злился на тебя.

Несогласно качаю головой.

Адам кусает нижнюю губу, глаза блуждают по моему лицу.

— Ты лучше, чем этот город. Ты должна была уехать и сделать что-то сама.

Я отступаю, в желудке появляется болезненно ощущение. Он озвучил то, что думают все остальные. Я никто, никчемная вечная тусовщица из бара, которая не знает ничего другого. Вот почему я храню свои секреты и мечты при себе.

Он тянется и хватает меня за руки, потянув назад к себе. Его подбородок опускается вниз, пронзительный взгляд проникает прямо в душу.

— Теперь я знаю, что ошибаюсь. В ту ночь в участке ты доказала, что я неправ. На прошлой неделе доказала, что я ошибаюсь. Сегодня ты разрушила мои заблуждения. Ты все та же умная, здравомыслящий, сумасшедшая девушка, которую я так сильно хотел видеть, что делал все что угодно для этого.

— Я думала, ты просто хороший друг.

— Ничто из того, что я делал тогда, не было поведением хорошего друга.

Я открываю рот, и сердце буквально перестаёт биться. Ладно, не буквально, но все-таки.

— А теперь? — спрашиваю я осторожно. — Можем мы быть друзьями?

Я наблюдаю, как его тело напрягается. Видимо, это был неправильный вопрос. Он отпускает меня и поворачивается спиной. Поднимаю большой палец и кусаю ноготь. Не то чтобы мне нужно было больше друзей. У меня их достаточно. Нет человека, который не хотел бы быть моим другом. Я изумительная, весёлая, необычная. Люди практически в очередь встают, чтобы...

— Хочешь что-нибудь поесть? — спрашивает он.

Я опускаю большой палец и смотрю на него. Он все ещё стоит спиной ко мне, но его подбородок повернут к плечу.

— Да, — быстро отвечаю я. — В смысле, ага. Конечно.

Он вытаскивает ключи из кармана и начинает спускаться по лестнице. Смотрю вниз на свои забрызганные краской штаны для йоги и майку.

Собираю свои вещи и направляюсь к грузовику.

— Только мне нужно забежать домой и привести себя в порядок.

Он открывает свою дверь.

— Не волнуйся. Там, куда я тебя везу, нет никого на мили вокруг.